Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Ограненные алмазы используются еще как детали точных приборов. Они служат в качестве опорных камней в морских хронометрах, где требуется особо точный ход. В некоторых же случаях употребляются необработанные, но тщательно подобранные по своей естественной форме камни. Это относится к алмазным фильерам.

Алмазными фильерами, или волочильными алмазами, называются алмазные пластинки с просверленными в них тончайшими отверстиями. Такие пластинки имеют особенно важное значение в электропромышленности. Они употребляются для волочения тончайших проволок.

Очень широко используется в промышленности и алмазный порошок, то есть мелкодробленые алмазы. Материалом для алмазного порошка служат самые дешевые и низкосортные алмазы, так называемые «конго», которые добываются в африканской колонии Бельгии — Бельгийском Конго. Большая часть алмазной продукции Бельгийского Конго, составляющая половину всей мировой добычи алмаза, идет на приготовление алмазного порошка. Основная область использования алмазного порошка — камнеобрабатывающая промышленность.

Можно до бесконечности перечислять области применения алмазов в технике. Но я думаю, что и из того, что уже рассказано, можно сделать вывод: наш старый знакомый — деловой парнишка — смотрел очень далеко, когда вставлял первый алмаз в буровую коронку. Он произвел целую революцию в жизни алмаза, создал новую отрасль техники и Заставил, наконец, алмаз по-настоящему служить человеку.

Вообще надо сказать, что парнишки в засаленных манишках были в молодости весьма расторопными юношами и сделали немало полезного для людей. Но, заметьте, только в молодости. В дальнейшем деловые парнишки повели себя очень некрасиво. В первую очередь они стали невоздержанны в еде. Как говорил Маяковский, парнишки встучнели и распухли. Они опустились до того, что стали вырывать друг у друга самые лакомые кусочки. Такой разбой, конечно, не мог проходить мирно. Парнишки все чаще и чаще стали устраивать между собой довольно серьезные потасовки. Одну такую потасовку затеяли в конце прошлого века в Южной Африке обрюзгший британский парнишка и парнишка из бурских республик Трансвааль и Оранжевая. Я имею в виду англо-бурскую войну. Владимир Ильич Ленин называл основным виновником англо-бурской войны крупного британского финансового магната и колониального дельца, главу Всемирного алмазного синдиката некоего Сесиля Родса. Ленин говорил, что англо-бурской войной открывается новая эпоха империалистических войн за передел мира.

Главным итогом войны было то, что британский парнишка ободрал до нитки бурского парнишку. Под вывеской алмазного синдиката английский парнишка объединил все южноафриканские алмазоносные земли, которые бурский парнишка отнял в свое время у коренного негритянского населения.

Кстати, об алмазном синдикате. Он существует и поныне. Это гигантское монополистическое предприятие полностью контролирует мировую добычу алмазов. На протяжении всей своей истории синдикат вел жестокую борьбу со всеми возникавшими алмазными компаниями в Бельгийском Конго, Португальской Анголе, в Юго-Западной Африке. Всемирный алмазный, как спрут, втягивал их в свою орбиту. Он либо полностью поглощал эти компании, либо включал в группу синдиката на выгодных для себя условиях. Во время второй мировой войны серьезное значение стали приобретать алмазные копи в Танганьике. В 1947 году после ожесточенной схватки и эти копи были включены в сферу влияния синдиката.

Открытие наших якутских алмазов, конечно, больно ударило по карману алмазный синдикат. Несмотря на всю прочность алмазных акций, которые считаются одними из самых надежных в капиталистическом мире, сейчас вокруг них на биржах всех стран началось волнение. Враги синдиката, а их у него немало, начинают играть на понижении «алмазных».

Здесь, безусловно, чувствуется рука из-за океана. Дело в том, что Соединенные Штаты Америки, являясь одним из крупнейших потребителей технических алмазов, в то же время не имеют своих собственных месторождений и вынуждены импортировать алмазы из-за границы.

Такое положение, конечно, не устраивает американского парнишку, и он прилагает все усилия, чтобы подчинить алмазный синдикат своему влиянию и наложить свою лапу на всю мировую алмазную промышленность. Кончится это все, наверное, тем, что в один прекрасный день американский алмазный парнишка поступит с британским коллегой так, как тот поступил в свое время с бурским парнишкой. Как говорится: «И хищник хищнику достался на обед».

…Было уже поздно, когда катер «Альбатрос» лег на обратный курс, в поселок Лиственничный. Ребята, уставшие после экскурсии, спустились вниз в каюту, и мы одни с Давыдовым сидели на палубе.

На Байкал надвигались сумерки. Затянутый туманной дымкой горизонт прояснился, и отчетливо стала видна далеко уходящая гряда гор, тянувшаяся по самому берегу. Небо очистилось от облаков, стало синим, и на нем проступили большие сибирские звезды.

— Если до утра тучи не вернутся, — сказал Николай Иванович, — мы с вами, пожалуй, завтра в Якутию улетим.

Темные громады гор молча проплывали по правому борту. Освободившаяся из-за них луна осветила серебряным светом зубчатые, лесистые вершины. Где-то сонно ворохнулась рыба.

— Хорошая ночь, — вздохнул Давыдов. — Посмотрите, дорожка-то на озере какая…

Через Байкал тянулся бронзовый лунный след. Он был не серебристым, как бывает обычно на всех морях и реках, а именно бронзовым. Причиной тому, наверное, была особая байкальская вода.

Волны пытались сломать лунный след, оборвать его, но он тянулся за кормой, как буксир, на другом конце которого был прицеплен весь берег, все небо, вся вселенная.

— А вообще я в душе романтик, — неожиданно сказал Николай Иванович. — Люблю лунные ночи, люблю ветер, люблю далекие путешествия. В нашей профессии нельзя без романтики. Сколько бы вы ни встретили геологов, все они неисправимые романтики.

Он помолчал немного и добавил:

— И еще я люблю стихи. Я вот разговорился с вами, молодость вспомнил — давно уже такого хорошего настроения не было. Сейчас я вам прочту стихи. Не свои, конечно, — Исаковского «Песню о Родине». Как раз подходят к нашему сегодняшнему разговору. Предупреждаю заранее — читать буду не все, а только те, что помню.

Николай Иванович чуть помедлил и, глядя на искрящуюся лунную дорожку, начал читать:

Та песня с детских лет, друзья,
Была знакома мне:
— Трансвааль, Трансвааль — страна моя,
Ты вся горишь в огне.
Трансвааль, Трансвааль — страна моя!..
Каким она путем
Пришла в смоленские края,
Вошла в крестьянский дом?
       И что за дело было мне,
       За тыщи верст вдали,
       До той страны, что вся в огне,
       До той чужой земли?..
      …И все ж она меня нашла
       В Смоленщине родной,
       По тихим улицам села
       Ходила вслед за мной.
       И я понял ее печаль,
       Увидел тот пожар.
       Я повторял:
       — Трансвааль, Трансвааль!
       И голос мой дрожал…

Необычное чувство испытывал я в ту ночь на Байкале, слушая простые слова знакомого стихотворения. До сих пор я никак не мог понять, почему наш разговор, начавшийся с древней истории алмазов и ушедший потом далеко в сторону, так беспокоил, так волновал сердце. И только сейчас, когда все услышанное — события, имена, цифры — соединилось вместе силой стихотворного слова, я понял причину своего волнения.

…Трансвааль, Трансвааль — страна моя!..
Я с этой песней рос.
Ее навек запомнил я
И, словно клятву, нес.
Я вместе с нею путь держал,
Покинув дом родной,
Когда четырнадцать держав
Пошли на нас войной;
Когда пожары по ночам
Пылали здесь и там,
И били пушки англичан
По нашим городам;
…Я пел свой гнев, свою печаль
Словами песни той,
Я повторял:
— Трансвааль, Трансвааль! —
Но думал о другой, —
О той, с которой навсегда
Судьбу свою связал.
О той, где в детские года
Я палочки срезал.
22
{"b":"233108","o":1}