В 1923 году Главрепертком запретил оперу еврейского композитора М. Мильнера "Ди гимелн бренен" ("Пылающие небеса") по пьесе С. Ан-ского "Диббук", которую исполнили в Петрограде лишь два раза. Цензура определила содержание оперы "насквозь клерикальным и вредным‚ которое вряд ли смягчит музыка". Из заключения цензора: "Лилит отрывает Иойне от Талмуда (это хорошо). Он стремится к земной красоте (прекрасно). Этот образ отражается в его бодрящем пении (и это хорошо). А что дальше?.. Не хочет ли автор сказать‚ что в отпадении еврейской молодежи от "заветов отцов"‚ изучения Талмуда и священных преданий кроется гибель евреев?.."
В 1918 году на одной из улиц Петрограда появилось небольшое объявление: "Открывается петроградская еврейская театральная студия‚ приглашают молодежь‚ желающую работать и учиться в этой студии. Условия: не старше двадцати шести лет и никогда не учившиеся театральному искусству". Студию основал режиссер Алексей Грановский (Авраам Азарх); голодные‚ изможденные артисты репетировали в холодном помещении‚ и первый их спектакль на языке идиш состоялся в январе 1919 года. "Мы утверждаем, что задачи нашего Театра это задачи Мирового Театра, и только язык отличает его от других, провозглашал Грановский. Каким наш Театр будет? Каким богам он будет служить? На этот вопрос мы ответить не можем. Мы не знаем наших богов... Мы ищем их".
Затем студия переехала в Москву; к ней присоединилась группа молодых актеров: так появился Государственный еврейский камерный театр‚ с 1925 года – Государственный еврейский театр (ГОСЕТ)‚ первый из театров на идиш получивший правительственную субсидию. В то время была уже знаменита "Габима"‚ – в противовес театру на "мертвом" иврите деятели евсекции всячески поддерживали ГОСЕТ‚ театр на языке "еврейских народных масс", а его очередные спектакли называли "новой победой на фронте революционного зрелища".
В январе 1921 года состоялась первая московская премьера "Вечер Шолом-Алейхема" – три одноактные пьесы по рассказам писателя. Театр работал в переоборудованной квартире‚ где помещались девяносто зрителей‚ но вскоре переехал на Малую Бронную‚ в перестроенный концертный зал на четыреста сорок мест. Спектакли в постановке Грановского становились событиями в театральной жизни Москвы: "Колдунья" А. Гольдфадена‚ "Ночь на старом рынке" И. Л. Переца‚ "Путешествие Вениамина Третьего" по Менделе Мойхер Сфориму‚ "Человек воздуха" по Шолом-Алейхему. Среди художников первых спектаклей были А. Бенуа и М. Добужинский‚ М. Шагал‚ Н. Альтман‚ Р. Фальк‚ И. Рабинович, А. Тышлер и М. Аксельрод; среди композиторов – И. Ахрон‚ А. Крейн‚ С. Розовский, Л. Пульвер.
"Кодунья" прошла триумфально... – вспоминал очевидец. – Спектакль был насыщен жизнерадостностью‚ которая все заливала и все переосмысливала. Еврейский темперамент актеров обрушивался на зрительный зал со сгущенной энергией. Когда по лестницам и крышам хибарок‚ на тесных площадках городка‚ сконструированного Исааком Рабиновичем‚ кружилась‚ перекликалась‚ шарахалась‚ пела‚ плясала‚ жестикулировала местечковая толпа в каком-то самозабвенном веселье‚ – зрительному залу казалось‚ точно на сцене звенит‚ кружится и пенится народная стихия театральности".
По мнению критиков, Грановский создавал спектакли-симфонии – многоголосие авторского текста и гротесковой актерской игры‚ музыки‚ грима‚ декораций и освещения‚ особого ритма театрального действия и долгих выразительных пауз; это был своеобразный карнавал масок с приметами национального характера – для достижения единой творческой цели.
А. Азарх-Грановская‚ актриса московского ГОСЕТа: "У Грановского (на сцене) никогда не было пустого пространства. Все равно – наверху‚ внизу‚ сбоку – всюду жило что-то‚ жило и было подчинено одному и тому же ритму‚ как подчинялось слово‚ как подчинялась музыка и подчинялось движение актера... Грановский лепил все‚ каждый поворот пальца‚ так как он считал‚ что поднятый палец – это событие на сцене. На сцене не может быть ничего случайного... Массовые сцены шли на бешеном темпе‚ на невероятном темпераменте... Все захвачены одним и тем же‚ одной и той же задачей‚ одним и тем же хотением‚ сохраняя свою характеристику".
ГОСЕТ был одним из лучших театров Москвы‚ он много гастролировал по стране‚ однако – как и прочие культурные учреждения – находился под постоянным идеологическим контролем. Грановского обвиняли в "безыдейности" и отсутствии репертуара‚ отражающего "советскую действительность"‚ в "бессмысленном левачестве" и формализме. В 1928 году театр выехал на гастроли по странах Европы и за девять месяцев дал более двухсот спектаклей‚ которые проходили повсюду с огромным успехом. Из отзывов критиков и очевидцев: "Когда открылся занавес "Ночи на старом рынке"‚ театр встал. А еще не было произнесено ни одного слова. Только звучала музыка – и декорация... Только и слышалось: "Grand merci‚ Грановский! Grand merci‚ Грановский!.." – "Успех оглушительный... Напряженность с первого до последнего момента... Во мне происходит какое-то очищение под влиянием спектаклей..." – "Это не еврейский‚ а настоящий мировой театр..."
То было время‚ когда в Советском Союзе громили нэпманов и кулаков‚ начинали принудительную коллективизацию в деревне и вели борьбу с "врагами народа". Грановский очевидно догадывался о надвигавшихся переменах‚ но даже ему не могло прийти в голову‚ что по возвращении из гастролей его театр и Белорусский ГОСЕТ заставят подписать договор о "социалистическом соревновании" – создавать спектакли для отражения успехов "коммунистического строительства" в стране. Грановский не вернулся в Советский Союз; с 1929 года художественным руководителем московского ГОСЕТа стал С. Михоэлс.
6
Соломон Михоэлс (Шломо Вовси) родился в городе Двинске в 1890 году‚ в семье хасида. "Родительский дом‚ – вспоминал он‚ – типично еврейский‚ патриархальный... Воспитание свое получил в хедере‚ где обучался еврейской грамоте‚ Библии‚ Талмуду... Интерес к театру обнаружил в раннем детстве‚ неизгладимое впечатление оставили пуримшпилеры‚ посещавшие наш дом ежегодно во время праздника Пурим".
Михоэлс учился на юридическом факультете Петроградского университета; ему оставалось совсем немного‚ чтобы получить диплом юриста‚ но он бросил все и ушел в театральную студию А. Грановского. Было ему тогда двадцать девять лет‚ тогда же появился и актерский псевдоним Михоэлс‚ по имени его отца. "Сын мой‚ – сказал однажды отец‚ – если представить себе‚ что жизнь – это азбука‚ то мне‚ простому смертному‚ дано было пройти лишь часть этой азбуки. Вижу по глазам твоим‚ что ты захочешь начать все сначала‚ но до конца и тебе не удастся изучить ее. А ты учти мой опыт‚ тогда, быть может, пойдешь дальше меня". Отец хотел‚ чтобы сын выучился на врача или адвоката‚ но он стал актером.
А. Эфрос‚ театровед и переводчик (1919 год‚ первая встреча с Михоэлсом): "В комнату вошел не первой молодости человек‚ видимо‚ около тридцати лет – низкорослый‚ худощавый‚ на редкость некрасивый‚ с отвисающей нижней губой и приплюснутым‚ хотя и с горбинкой‚ носом‚ с уже редеющими на высоком лбу волосами и торчашими на висках вихрами... "Экое обаяние в этом уроде‚ – внезапно подумал я. – Пожалуй‚ и в самом деле он интересен на сцене".
А. Азарх-Грановская‚ о Михоэлсе: "Актер бесподобный! Более гибкого‚ тонкого и умного актера я не встретила‚ хотя очень много бывала и в разных театрах‚ и в разных странах... Еврейство он знал гораздо лучше Грановского. Язык он знал идеально".
Однажды его спросили: "Кого бы вы хотели сыграть?" Михоэлс ответил: "Всех". Уриэль Акоста. Алтер-книгоноша в "Мазлтов". Гоцмах в "Колдунье". Шимеле Сорокер в "200 тысяч". Бадхен в спектакле "Ночь на старом рынке". Вениамин в "Путешествии Вениамина Третьего". Менахем Мендл в "Человеке воздуха" (сначала на сцене‚ а затем в фильме "Еврейское счастье"). Глухой из пьесы Д. Бергельсона. Овадис из пьесы П. Маркиша. Король Лир. Тевье-молочник... Он выходил на сцену и весь мир переставал существовать. "Сам не знаю как‚ – говорил Михоэлс‚ – но все‚ чем живу‚ для кого живу – уже не существует. Я на сцене‚ и все!"
