Каблуковский якобы проживает в Швейцарии под фальшивым именем, обосновался в Женеве или Берне. Он великолепно владеет немецким языком и местными диалектами»^[153].

Вслед за этим 27 сентября 1917 года военный министр Франции генерал Ф. Фош направил письмо министру внутренних дел. В нем он, основываясь на доносе Г. Кобылковского, предложил установить негласное наблюдение за П. Игнатьевым и его службой в Париже.

В этом послании генерал Фош пишет:

«До меня дошел из различных источников, некоторые из которых — очень серьезные, — ряд разведывательных данных на полковника Игнатьева П., главу Русской миссии при Межсоюзническом бюро, которые позволяют считать его подозреваемым в шпионаже в пользу противника.

Подтверждение этим сведениям можно найти в многочисленных перемещениях этого высшего офицера, иногда в весьма неясных условиях, и в позиции, которую он занимал при некоторых обстоятельствах.

Налицо имеются данные для того, чтобы оправдать необходимость очень скрытного наблюдения сначала за персоналом, используемым полковником Игнатьевым П., а затем — за самим полковником. Поэтому я прошу вас принять необходимые меры на этот счет.

Нет необходимости привлекать ваше внимание к весьма деликатному характеру этого дела; кроме того, следует исходить из факта, что полковник Игнатьев П., вероятно, предпринял все меры предосторожности с тем, чтобы сбить со следа наблюдение, которое может вестись за ним, и вследствие этого его необходимо использовать с крайней осторожностью.

В качестве пояснения сообщаю вам, что помимо бюро Русской миссии, расположенного на бульваре Сен-Жермен, 28, полковник П. Игнатьев располагает также бюро на Любекской улице, по ул. Христофора Колумба, д. 4, по ул. Элизе Реклю (где находится бюро его брата, военного атташе).

Наконец я узнал из недавних разведсведений, что русский офицер (или дипломат), только что приехавший из Берлина, якобы имел частые беседы с великой герцогиней Мекленбургской, тещей германского кронпринца, которая проживает в настоящее время на авеню Бюжан, д. 5.

Этот русский якобы служит в качестве агента-связника между Берлином и полковником Игнатьевым П. Следовательно, необходимо также сориентировать службу наружного наблюдения и с этой стороны.

Я буду вам признателен, если вы соблаговолите держать меня в курсе всех фактов, которые будут установлены в ходе предписанного вам расследования. С моей стороны, я буду направлять вам все новые уточнения, которые поступят ко мне»^[154]

Между тем все русские во Франции после этого письма стали подозрительными в глазах французов. Об этом свидетельствует родившийся в октябре 1917 года в недрах французской военной контрразведки следующий документ:

ФРАНЦУЗСКАЯ РЕСПУБЛИКА

Военное министерство Генштаб армии 2-е бюро 1

№ 766 2/11

Общие сведения

СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА О: настроениях русских во Франции

Настроения русских, как гражданских, так и военных во Франции, является плохими.

Представляется, что их целью является вызвать трудности во Франции и даже создать серьезное движение в пользу заключения мира. Внимание Межминистерского комитета Служб национальной безопасности было обращено на этот факт представителем ГША и Префектом полиции, который неожиданно выразил большую обеспокоенность действиями русских, и даже сказал, что если во Франции разразится революция, то ее вызовут русские. Он выразил мнение о том, что две тысячи из них должны быть высланы из страны.

Представитель ГША высказал мнение о том, что необходимо установить наблюдение за русскими лагерями в Гурно и Куртине силами «Сюрте женераль», как об этом говорится в письме г-на Директора Сюрте от 23 сентября с.г. г-ну Министру внутренних дел, который сообщил, что не располагает для этого необходимыми средствами, и высказался за то, что наблюдение в отношении военных должно осуществляться военными властями. Г-н Министр внутренних дел ответил, что считает весьма желательным отъезд русских солдат в Россию, а до этого необходимо разделить их на группы в 6–8 человек и передать в распоряжение Министерства сельского хозяйства.

Представитель ГША высказал свои оговорки относительно этих предложений: отъезд в Россию или рассеяние во Франции. Последнее предложение представляется опасным, поскольку будет иметь последствием создание очагов брожения.

Как бы там ни было, имеем честь обратить внимание на опасность, исходящую сегодня от пребывания во Франции многочисленных русских — гражданских или военных.

Пребывание первых среди нас имеет четко определенную цель: создание организаций или группировок, за которыми сложно вести наблюдение; они вызывают серьезную обеспокоенность со стороны ответственных властей.

Вторые, военные, являются трудно уловимыми; их группировки создают опасные центры, за которыми сложно установить наблюдение. Их число постоянно растет за счет бежавших из концлагерей, прибывающих во Францию через Швейцарию и имеющих при себе довольно крупные суммы денег, которые являются не чем иным, как агентами наших противников.

Для того чтобы противостоять опасности, вытекающей из этой ситуации, ГША считает необходимым:

1). Удалить из Франции всех военных, присутствие которых не является необходимым;

2). Приступить к строгой переоценке условий и мотивов пребывания всех русских гражданских лиц, за которой последует высылка всех нежелательных элементов.

Для того чтобы Россия не выразила недовольства этими мерами, следовало бы распространить их на всех иностранцев, — как нейтралов, так и союзников. Чистка, которая последовала бы за ними, была бы, без сомнения, благотворной. Принципы осуществляемых мер могли бы оправдываться следующими соображениями:

А). Вопросами национальной безопасности;

Б). Потребностями снабжения, которые являются настолько большими, что мы можем кормить и обогревать только союзных и нейтральных иностранцев, присутствие которых необходимо.

Сформулированный таким образом вопрос должен быть рассмотрен на правительственном уровне.^[155]

Как следует из этого документа, французские военные власти весьма опасались того, что «русская революционная зараза» может перекинуться на французскую армию, в которой также наблюдалось революционное брожение. Одновременно французская военная контрразведка предприняла свои меры по наблюдению за ближайшим окружением П. Игнатьева с целью выявления в этой среде прогермански настроенных элементов.

Нелепые слухи, распространяемые Кобылковским, дошли до контрразведывательной службы (СКР) 2-го бюро, которая решила перепроверить их через своего другого агента, лейтенанта Быховца, завербованного ею в бюро П. Игнатьева в Париже. На основании его доносов было принято решение завести на П. Игнатьева отдельное дело. В нем зашит следующий документ 2-го бюро, датированный началом 1918 года:

«ЗАМЕТКИ ПО ПОВОДУ ЗАВЕДЕНИЯ ДЕЛА

Служба разведки получила в конце сентября прошлого года от одного серьезного и хорошо информированного лица сведения на русского полковника в Париже и некоторые уточнения относительно действий И. и его окружения.

И, или по крайней мере его службы, давно вызывали подозрения (частые поездки, вербовка сомнительных агентов, которые всегда переходили на службу германской разведки и т. п.).

Что касается братьев И., о них идет слух, что они занимаются всякого рода коммерческими или комиссионными делами.

С сентября месяца прошлого года союзной Службой ведется наблюдение за И. и великой герцогиней. Ничего особенного установлено не было, если не считать большой активности со стороны этих лиц, которые встречаются в разные часы дня и ночи.^[156]

Однако 2-е бюро поторопилось, назвав своего агента Быховца «серьезным и хорошо информированным лицом». Вскоре оно пришло к следующему выводу:

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО Продолжение № 1556/Б от 23/10/917 Г-ну подполковнику Губэ, начальнику 2-го бюро ГША