В своих мемуарах, изданных после войны, отставные разведчики стран Антанты подчеркивали, что если в начале войны в их работе были кое-какие упущения, то уже на ее заключительном этапе они якобы добились исключительных успехов в проникновении в сокровенные планы Германии. Однако факты — упрямая вещь. Они свидетельствуют о том, что Верховное командование Антанты и, следовательно, правительства Англии, Франции и США, не имели четкого представления о возможностях Германии продолжать войну. Страны Антанты, включая Россию, в течение нескольких лет подряд пытались лобовыми атаками прорвать глубоко эшелонированную оборону Германии, что стоило им многомиллионных потерь убитыми и ранеными. Даже в то время, когда война окончательно приобрела позиционный характер, а Германия и Австро-Венгрия держались из последних сил, стратеги Антанты были заняты разработкой планов ведения войны в 1919 и 1920 годах.

Поскольку в Межсоюзническом разведывательном бюро в Париже был налажен обмен информацией с союзниками, сведения о том, что Германия к 1917 году не утратила наступательной силы и война приобретает затяжной характер, постоянно поступали в русскую Ставку. Сведениям П. Игнатьева, противоречащим этим данным, не придавалось должного значения. В том числе и поэ-эму группа русских генералов в Париже, знакомая с разведин-юрмацией Союзников, а зачастую и специально дезинформиро-анная ими с целью «выколотить» из России все новые жертвы во мя общего дела, дала столь заниженную оценку данным русской оенной разведки в августе 1917 года. Только после Первой мировой войны, когда за границей оказалось большое количество усских боевых генералов, обладавших колоссальным военным пытом, они пришли к выводу о том, что вместо июньского на-тупления Русской армии в 1917 году ей следовало бы зарыться і землю и спокойно дожидаться того момента, когда Германия. и Австро-Венгрия будут раздавлены экономической блокадой и ка-штулируют. Однако известно, что на войне далеко не все решают енералы…

Во время Первой мировой войны чрезвычайно расширился сруг задач, решаемых разведкой. К чисто военным проблемам до-Завились экономические, технические, социально-политические, зключая состояние боевого духа армий и населения противника, л множество других, о существовании которых до войны просто те подозревали. Это неудивительно: впервые в истории человече-:тва войну вели не армии противостоящих военных коалиций, но и народы этих стран. Такой агентурой, способной решать новые задачи, П. Игнатьев не располагал. В ходе войны он пытался приобрести ее, несмотря на колоссальные трудности, которые только усугубились в связи с Февральским переворотом в России.

Свержение русской буржуазией императора Николая II самым пагубным образом сказалось на боевом духе Русской армии. В сознании большинства населения император олицетворял верховную гражданскую и военную власть, отвечая за свои дела только перед Богом. Вопросы войны и мира мог решать только он один, ибо война — дело царское. Когда же к власти в стране пришли дельцы и торгаши, разбогатевшие в годы войны на народных бедствиях, население России не признало их в качестве законных правителей, как оно не признало Бориса Годунова царем Руси после смерти последнего законного государя из династии Рюриковичей Ивана Грозного. И тот, и другой случай привели к Великой смуте в государстве, справиться с которой прекраснодушные профессора и красноречивые присяжные поверенные не смогли. Для большинства народа они были самозванцами на троне и были сметены с политической сцены в октябре 1917 года.

Попытки реформировать разведку в разгар боевых действий ни к чему хорошему не могли привести, и это прекрасно понимал П. Игнатьев. К тому же «реформаторы» и сами не знали, как это сделать. Так, стройной системы стратегической разведки, при которой отдельные ее звенья выполняют различные задачи, в России не существовало. Попытки же использовать с этой целью различные министерства и ведомства — военные, экономические, промышленные, торговые, финансовые и другие — проблемы не решали, так как отсутствовал координирующий орган этого разведывательного сообщества в целом.

Сталкиваясь со столь невысокой оценкой разведывательной деятельности П. Игнатьева со стороны комиссии В. Кривенко, не следует, на наш взгляд, забывать также и атмосферу интриг, царивших в Париже среди русских военных представителей. Взаимные упреки в некомпетентности, в сговоре с Германией и т. п. только увеличивались по мере того как Россия катилась к военному поражению и неизбежной новой революции. Каждый стремился обвинить в неудачах другого и сохранить свое пребывание в спокойном Париже, чтобы не попасть на фронт, что было связано с опасностью для жизни.

Не избежал этой клеветы и сам П. Игнатьев, особенно после Октябрьской революции, когда он оказался на положении эмигранта. В его адрес раздавались гнусные обвинения его бывших сотрудников в том, что Игнатьев 2-й якобы является агентом Германии и своими действиями на посту руководителя русской военной разведки в Европе способствовал установлению сепаратных контактов между царской семьей и двором кайзера. Французская контрразведка взяла под плотное наружное наблюдение П. Игг натьева и отдельных его сотрудников, подозреваемых в «измене». Все его разведывательные организации были распущены, а сам П. Игнатьев превратился в изгнанника. Однако и после этого поток клеветы в адрес Павла Алексеевича не прекратился. Об этом мы расскажем в одной из заключительных глав этого документального повествования, а сейчас перейдем к обстановке в России после Октябрьской революции и действиях в ней ее бывших союзников. Она самым пагубным образом отразилась на судьбе нашего героя.

Глава четырнадцатая. ФРАНЦУЗСКИЕ ИНТЕРВЕНТЫ В РОССИИ

После победы Октябрьской революции в России обстановка внутри страны и вокруг нее была весьма драматической. Сразу после падения Временного правительства Керенского державы Антанты созвали в ноябре 1917 года в Париже Межсоюзническую конференцию, на которой обсуждался так называемый русский вопрос. В декабре того же года в столице Франции состоялась конференция представителей стран Антанты, на которой были приняты меморандум и соглашение. В этих документах содержался план вооруженной интервенции в Россию.

21 декабря 1917 года британское правительство приняло специальный меморандум, определяющий политику правительства его величества в отношении России. В нем, в частности, говорилось:

«Мы должны показать большевикам, что не собираемся принимать какого-либо участия во внутренних делах России и что всякая мысль, будто мы сочувствуем контрреволюции, глубоко ошибочна. В то же время провинциальным правительствам и их армиям (т. е. контрреволюции. — Лет.) должны быть предложены агенты, офицеры и деньги. Это должно делаться как можно более скрытно, чтобы избежать, насколько возможно, обвинений в том, что мы готовим войну против большевиков»^[128].

Одновременно страны Антанты направили в Петроград миссию британского разведчика и дипломата Брюса Локкарта, который вступил в контакт с Лениным и Троцким и от имени Антанты обещал признание советской власти в обмен на продолжение Россией войны. Однако наша страна была не в состоянии воевать, поскольку к тому времени Русская армия почти распалась и прекратила свое существование как боеспособная сила. России нужно было срочно выйти из войны, и поэтому одним из первых декретов советского правительства был Декрет о мире. В нем всем воюющим сторонам предлагалось немедленно начать переговоры о заключении мира «без аннексий и контрибуций».

Германия согласилась начать переговоры о мире в Брест-Литовске с Россией и украинской Центральной радой. Советскую делегацию на заключительном этапе мировой конференции возглавил нарком по иностранным делам Л. Троцкий. Однако он так лихо вел дела, что лишь спровоцировал Германию на выдвижение кабальных условий перемирия. Несмотря на инструкции советского правительства подписать мир «любой ценой», Троцкий отказался сделать это и демонстративно покинул переговоры. Он заявил, что Россия мира с немцами не подпишет, но армию демобилизует. Это было фактически приглашением Германии к интервенции в Россию. Воспользовавшись этим обстоятельством, Германия предприняла наступление на Восточном фронте и вскоре оккупировала территорию России площадью свыше одного миллиона квадратных километров. К осени 1918 года европейский юг России, часть Белоруссии, вся Прибалтика оказались занятыми кайзеровскими войсками.