Неоднократные просьбы Васильчиковой о ее выезде за границу были оставлены без внимания. Правда, в порядке компенсации ей назначили ежемесячную пенсию в размере трехсот рублей из секретных сумм Департамента полиции.

Невольно встает вопрос: почему же император так жестоко обошелся с фрейлиной? Ответ, как нам кажется, содержится в следующих строках письма Александры Федоровны к мужу от 5 января 1916 года. Вот они: «Миша Бенк (граф Бенкендорф, гофмейстер двора. — Авт.) говорил у Павла (великий князь, дядя Николая И. — Авт.), что Маша привезла письмо от Эрни (великий герцог Гессен-Дармштадский. — Авт.), а Павел заявил, что это — правда. Кто же сказал ему? Все они находят справедливым, что она лишена шифра (фрейлины. — Авт.)

— Я лично нахожу, что с Ив. Т. и Лили, которые поступили так дурно, состоя при моей особе, гораздо скорее должны были пострадать, да и некоторые господа тоже. Кажется, в печати появилось письмо к ней княгини Голицыной, (ужасное письмо, обвиняющее ее в шпионаже и т. д.), чему я продолжаю не верить, хотя она поступила очень неправильно по глупости и, боюсь, из жадности к деньгам. Но неприятно, что опять упоминается мое имя и имя Эрни»^[65].

Отсюда видно, что если предыдущие контакты с немцами проходили достаточно конфиденциально, то стремление М.А. Васильчиковой обнародовать германские предложения среди достаточно широкого круга влиятельных лиц вызвало резкую реакцию верхов и лично самой императрицы. Она, конечно, как было установлено Следственной комиссией Временного правительства, тайно сносилась со своими родственниками в Германии, о чем, кстати, сама и пишет в одном из писем мужу, однако речь шла не о сепаратном мире, а об оказании своей относительно небогатой германской родне финансовой помощи. Родственники же разболтали всю историю с Васильчиковой в придворных кругах, и пошла писать губерния…

Когда М.А. Васильчиковой объявили о высылке в Черниговскую губернию без права выезда оттуда, она спросила у высших чинов МВД России А.Н. Хвостова и С.П. Белецкого, за что ее высылают. Те ответили: «Ваше присутствие беспокоит английское посольство». А Белецкий добавил при этом с иронией: «Ведь теперь Россия финансово продана Англии»^[66]. Вот почему пострадала М.А. Васильчикова: она вела себя слишком гласно, некорректно и неделикатно…

Прошло несколько месяцев, и бывшая фрейлина была оправдана Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства, а потом сумела вернуться в свое имение в Австрии. Получила ли она деньги за свое посредничество и сколько — осталось неизвестным. Может быть, она действительно действовала бескорыстно, просто из неуемного честолюбия и желания войти в историю в качестве «ангела мира», как знать?

В течение последующего 1916 года было еще несколько попыток зондажа со стороны Германии, но русская сторона так и не откликнулась ни на одну из них. Наиболее серьезной была встреча А.Д. Протопопова и Д.А. Олсуфьева с банкиром Ф. Вартбургом, выполнявшим поручение германского МИДа. Обстоятельства этой встречи таковы.

Весной 1916 года в Англию и во Францию выехала парламентская делегация во главе с товарищем Председателя Государственной думы А.Д. Протопоповым. Глава делегации во время поездки произносил речи, демонстрирующие нерушимую дружбу между союзниками, провозглашал лозунги войны до победного конца. Но вдруг, не доехав до России, он стал о чем-то сговариваться с противником. «Надо думать, — вспоминал об этом случае член делегации Б.А. Энгельгардт, — что Протопопов был уполномочен нашим Министерством иностранных дел на подобную встречу: вряд ли он решился на нее по собственной инициативе»^[67].

Встреча состоялась 7 июля в Стокгольме в гостином салоне русского промышленника М.С. Поллака. Русские внимательно выслушали немца, однако в ответ ничего определенного в отношении германских предложений сепаратного мирного соглашения не высказали. Так или иначе, условия, на которых немцы хотели бы вести переговоры, были им выяснены.

Естественно, все это было сделано очень аккуратно, и А.Д. Протопопова не только не выслали в Сибирь (любимое занятие русских царей), но вскоре он даже получил пост министра внутренних дел. Значит? Та же самая близкая подруга императрицы А. Вырубова свидетельствует: «Ему… до самого последнего времени очень доверяли…». (Надо полагать, царь с царицей)^[68].

Позднее все это, конечно, получило огласку, и по поводу стокгольмской встречи во всех европейских газетах много писали, явно с подачи германских спецслужб, использовавших прессу нейтральных стран. Кроме того, имеется значительная литература по этому эпизоду, в которой все подробно расписано. Мы же ограничимся здесь свидетельством самого виновника газетного ажиотажа А.Д. Протопопова.

Вот что о своей беседе с Ф. Вартбургом он рассказал, будучи весной 1917 года в знаменитых «Крестах», куда его засадило Временное правительство, бывшему руководителю Охранного отделения Департамента полиции генералу А.В. Герасимову:

«… После долгого разговора Вартбург мне сообщил, что он имеет вполне официальные полномочия передать Государю Императору условия сепаратного мира, которые сводились приблизительно к следующему: вся русская территория остается неприкосновенной, за исключением Литвы и небольшого куска прилегающей к ней территории, которые должны отойти к Германии. Россия проводит в жизнь уже обещанную автономию Польши (в пределах бывшей русской Польши) с присоединением к ней Галиции. Эта автономная Польша вместе с Галицией будет оставаться в составе Российской империи. На Кавказе к России присоединяется Армения. Какой-то особый пункт говорил… или о нейтрализации, или о присоединении к России Константинополя и Проливов. Условия мира с союзными державами Вартбург не указывал, но подчеркивал, что никакой помощи от России против ее бывших союзников Германия не потребует»^[69].

Все эти предложения были по возвращении делегации в Петроград доложены императору. Николай II, выслушав Протопопова, резюмировал: «Да, я вижу, враг силен. Я согласен, при нынешнем положении те условия, которые вы передали, для России были бы идеальными условиями. Но разве может Россия заключить сепаратный мир? А как отнеслась бы к этому армия? А Государственная дума?»^[70] Царь не взял на себя ответственность обсуждать эту проблему и предложил А.Д. Протопопову переговорить с представителями основных фракций Государственной думы. Такие попытки были сделаны, но изложить им германские условия сепаратного мира он так и не осмелился. В общем, по словам того же Энгельгардта, встреча в Стокгольме «была понята как своего рода разведка, и разговоры о ней прекратились»^[71].

Эпизод о встрече с царем и его деликатном поручении, рассказанный П.А. Игнатьевым, как бы подтверждает вывод о том, что царь ни в коем случае не хотел идти на сепаратный мир с Германией. В то же время, как мы упомянули выше, он свидетельствует и о том, что Николай II одновременно хотел уверить союзников в том, что разговоры о сепаратном мире — блеф и что он преисполнен решимости совместно с союзниками довести войну до победного конца.

Однако история с Васильчиковой доказывает, что негласные контакты династий Романовых и Гогенцоллернов, да и всех дворов Европы, все-таки продолжались всю войну. Так, на всякий случай, и Стокгольмская встреча это только подтверждает. Царь не зря спрашивал графа Игнатьева 2-го о боевых возможностях союзников по Антанте. Беседа с руководителем русской военной разведки в Европе, пользующимся полным доверием царя, была явно связана с контактами А.Д. Протопопова в Стокгольме. Николай II, видимо, хотел еще раз убедиться, на какую лошадку ставить. Заключение сепаратного мира на условиях, предложенных Германией, было бы весьма выгодным для России, однако это могло привести к возмущению в обществе, армии и Думе и, следовательно, спровоцировать революцию и свержение монархии. Иное дело, если бы в подобающий момент с такой инициативой выступила сама Государственная дума…