Расчесываю волосы, не отводя глаз от собственного отражения. Я изучаю россыпь веснушек, острые скулы и вдруг неуверенно прикусываю губу. Что-то не так. Мое лицо как-то изменилось, стало немного другим – вытянулось что ли. Может, с возрастом человек действительно начинает замечать в себе даже такие маленькие, микроскопические изменения, как эти. Ведь в детстве ты даже не улавливаешь тот момент, когда внезапно становишься старше. Но сейчас, когда за плечами далеко не семь лет, внимание привлекает каждая новая морщинка, каждый серьезный взгляд, каждое сказанное слово. Поджав губы, я надеваю заранее приготовленные вещи, складываю в сумку учебники и тяжело выдыхаю: глупые мысли. Наверно, я не выспалась и поэтому забиваю себе голову всякой чепухой.
Выйдя из комнаты, удивленно вскидываю брови, увидев на кухне одетого брата. Он увлеченно делает бутерброды, строя высокие пирамиды из хлеба, колбасы и листов капусты.
- Саша, - улыбаясь, протягиваю я и останавливаюсь на проходе, - неужели я все-таки посеяла в твоей голове зерно сомнения?
- Нет, - одарив меня, язвительной ухмылкой, отвечает он. – Я хочу заехать к Стасу, узнать, как он себя чувствует.
Выдыхаю и присаживаюсь за стол.
- А я уж подумала.
- Вот и не думай.
Витающий в воздухе аромат сарказма, на самом деле обычная защитная реакция. Когда-то давным-давно, мы могли поделиться друг с другом даже самыми страшными тайнами. Но сейчас.… Нет, мы все те же брат и сестра, несоизмеримо сильно тянущиеся один навстречу другому. Просто теперь между нами появились стены, которые вокруг себя воздвигают все взрослые, неожиданно решившие, будто быть самостоятельным и быть одиноким абсолютно одинаковые вещи.
Холодный октябрь никогда не приносит счастья тем, кто не способен довольствоваться малым. Например, видом из окна. Я в который раз замечаю до боли знакомую картину реки и леса, простирающегося вдоль ее берега, и не могу оторваться. Слишком красиво. Деревья такие яркие: желтые, зеленые, бардовые. Подперев рукой подбородок, я выдыхаю и довольно вытягиваю ноги.
- Хорошо, что ты согласился меня подвезти, - шепчу брату. – Обычно я долго жду автобус. Еще бы ты почаще выбирался по утрам из дома…
- Ты во сколько сегодня возвращается? – резко сменив тему, спрашивает Саша и лениво переключает передачу.
- Как обычно наверно. Часам к четырем.
- Надо к папе съездить. Он просил помочь с машиной.
- А что с ней?
- Это я и хочу выяснить.
Я изучаю похожие веснушки на щеках у брата. Они едва видны. Не то, что у меня. Затем смотрю на его прямой нос, тонкие губы – вдруг в нем тоже что-то изменилось. Но нет. Я не замечаю в Саше никаких перемен. Может, и мне все это почудилось, может, мое лицо вовсе не вытягивалось, а взгляд не становился жестче или тверже. Поправив на коленях и так хорошо лежащую сумку, я вновь возвращаюсь к пейзажу за окном, правда, неожиданно понимаю, что река осталась далеко позади. Теперь вместо леса по бокам высокие здания, чужие машины, спешащие люди. И ничего уже не оправдывает холодный октябрь.
Саша высаживает меня в нескольких метрах от главного входа в институт. Я выбегаю и машу ему рукой. Горстями студенты плетутся к зданию, шепчась и переговариваясь, будто действительно существуют интересные темы для разговоров в половину девятого утра.
Не верьте слухам, на втором курсе университета проблемы только убавляются. Если раньше мысль опоздать или не прийти вызывала дикий ужас – сейчас о ней рассуждают все, кому не лень. А правда, чего бояться, если приходится не студентов заставлять учиться, а учителей учить? Подобная политика вызывает у меня в груди неприятные, горячие ощущения. Я никак не могу понять: зачем люди ходят в институт, если никто из них не задается целью получить высшее образование? Все лишь хотят выйти в открытое море, иными словами расширить свои потенциальные границы, найти новых знакомых, завязать связи, провести неплохо время, отведенное на отрочество и юность. Но в том ли смысл? Потратить столько нервов на государственные экзамены, потратить столько денег и времени на репетиторов, чтобы в конечном итоге просто числиться в институте, но никак в нем не учиться? Нет. Я явно этого не понимаю. Крепко сжимаю в пальцах, не поместившиеся в сумке, книги и высоко держу подбородок. Возможно, внутри существует тот самый соблазн, перетягивающий к себе на берег всех хороших и нехороших людей. Но я не поддамся. Да, институтская жизнь – это действительно борьба. Правда, борьба не с учителями, а с самим собой.
Переступая порог нужного кабинета, я как всегда непроизвольно пробегаю глазами по немногочисленному составу прибывших однокурсников. Не смотря на все принятые стереотипы о том, что найти себе новых друзей сложно и трудно, в любом коллективе можно отыскать человека, более-менее разделяющего твои убеждения. Если же этого не происходит, стоит всерьез задуматься о душевном здравии, ведь неужели и, правда, реально остаться одиноким в мире, где все так сильно друг на друга похожи.
Я сажусь около Лили Бубновой. И нет, ее фамилия никак не связана с карточной мастью или с тем, что она любит долго и нудно побубнить. На самом деле, что отлично у Лили и получается, так это улыбаться и смотреть на жизнь с позитивного боку. Наверно, именно поэтому волосы у нее не черные, не коричневые, а огненно-рыжие.
- Думала, ты, наконец, сделала себе выходной, - она убирает книги с моей стороны и вздыхает, - спать хочется.
Киваю. Приподнимаю уголки губ и собираюсь ответить, как вдруг просто отворачиваюсь: как бы мне хотелось стать невидимкой. У меня никогда не получалось быть общительной. Только с близкими. Сложно объяснить, почему именно, просто в моей груди будто существует странный барьер. Он отделяет меня от окружающих, защищает от них: от их мнения, от их слов и поступков. Нужен ли он? Не знаю. Честно сказать, сейчас мне неловко, но, возможно, я избегаю глупого, бессмысленного разговора. Или, кто знает, может, избегаю непонимания или тупика.
Начинается пара, и я вновь придвигаюсь к соседке. Сейчас-то нам поговорить не удастся. Преподаватель читает лекцию по межкультурной коммуникации, рисует на доске какую-то схему, и я примерно достаю линейку. Пишу: структура межкультурной компетенции, подчеркиваю, затем вывожу от главного окна три стрелки.
- Есть запасной карандаш?
- Ага. – Аккуратно вывожу: знания, умения, личностные качества. Так. Дальше от каждого еще по три стрелки. В первом окне теория межличностной групповой коммуникации, затем теория психологических, возрастных особенностей людей, потом…
- Когда ты все успеваешь? – шепчет соседка, усмехаясь. Она поправляет юбку и заговорчески склоняется над моей тетрадкой. Я непроизвольно отодвигаюсь назад. – Ты вообще чем-то кроме учебы занимаешься?
- Что успеваю?
Лиля фыркает.
- Не притворяйся. Таблицу наизусть выучила. Когда успела?
- В смысле наизусть? - Недоуменно отрываю взгляд от схемы и вскидываю брови. – С ума не сходи. Я с доски списываю.
- Да, что ты говоришь.
Бубнова цокает, а я растеряно замираю, прочитав на доске лишь заголовок.
Межкультурную коммуникацию я никогда не считала серьезным предметом, поэтому с начала года не уделяла ей должного внимания. Однако, возможно, когда-то мне и приходилось читать пару глав о компетенции. Наверно, поэтому в голове и всплыли о ней воспоминания. Хотя, признаться, это довольно-таки странно. Я никогда не думала, что имею настолько развитую фотографическую память. Удивительно.
Всю оставшуюся пару внимательно слежу за действиями учителя. Не тороплюсь и не пытаюсь самостоятельно пройти параграф такой простой и такой ненужный, по моему мнению, адекватному человеку. Но мне не хочется вновь забивать себе голову мыслями о нелогичности образования, и поэтому я смиренно слушаю преподавателя, иногда зевая, иногда опуская тяжелые веки.
Мы с Лилей чем-то похожи. Иногда я даже думаю, что мне с ней жутко повезло. Да, она более открытая, но в целом, Бубнова так же боится заходить в деканат, не любит перемалывать косточки надоевшим однокурсницам, не лезет знакомым в душу, да и сама к себе толком никого не подпускает. Отличный послужной список. Для меня, как зеленый свет. Я все-таки проглатываю, застрявший в горле ком, и после пары рассказываю о странном сне, о том, что он был действительно жутким и до ужаса реальным. Лилия Александровна, как всегда отвечает коротко, но эмоционально: тараканы разыгрались. Что ж, ей не привыкать к моим ненормальным историям, ведь совсем недавно я описывала, приснившийся мне взрыв на третьем этаже юридического факультета. А еще раньше – дождь из огненных шаров.
