(Убегает в покои королевы.)
Ц а в и ш
Ха-ха!
Меренберг Стыдитесь, Цавиш! Ц а в и ш
Веселее!
Попляшем мы на королевской свадьбе!
(Зайфриду.) А вы к ней тоже сватались когда-то? Все в руце божьей! Как-то с пьяных глаз Мне цвет ее лица и самому Понравился. Дай руку, брат по скорби!
Зайфрид отворачивается.
Милота
К чему все это? Коротко и ясно — С кем обручен король?
Цавиш
Вопрос ваш краток И ясен. Столь же кратко, столь же ясно Отвечу: с Кунигундой Мазовецкой, Чей дед король Венгерский,
Б е н е ш
Ад и дьявол!
Цавиш
Вы короля всё развести старались,
Годами вы усердствовали в этом,
Чтоб он теперь взял в жены внучку Белы!
Б е н е ш (прикладывая руку ко лбу) Обмануты! Позор! Позор навеки! Цавиш
Зачем стучаться к своему рассудку, Коль вовремя к нему не достучались?
Б е н е ш
Глумишься? А ведь сам ты был за это.
Цавиш Я был за это? За такую дикость? Б е н е ш
Да, ты, и ты…
М и л о т а
Гы уверял, все выйдет! Бенеш
О, приведите девочку мою…
Ей лучше бы не жить, мне тоже… О-о!
3 а й ф р и д (силясь его перекричать)
Что девушку порочить? Постыдитесь Себя вы самого! Кто вам велел Поверить, что король вам станет зятем?
Цавиш
В такое можно было бы и верить. Конечно, Меренбергу безрассудно
Мечтать об этом. Мы же происходим Из властвовавшего над миром Рима, Из тех патрициев, что, как Орсини, Стояли ближе всех к святому трону Наместников Петра, мы можем грезить О княжеских коронах. Розенбергам Доступен брак с достойнейшими в мире! Ха-ха-ха-ха!
М и л о т а
Черт побери твой смех!
Ц а в и ш
Дочь стонет, убивается отец, А мы доказываем знатность рода! Да будь наш род древней, чем род Адама, Король мигнет — и мы лежим во прахе.
Бенеш Пока не пали, будем мстить!
(Хватая Милоту за плечо.)
Брат, месть!
М и л о т а (вставая) Ты прав, я тоже действовать намерен.
Цавиш
Коль дюжий Милота взялся за дело, Осталось королю дрожать от страха.
Бенеш
А ты оступишься — тебя сочтут Уже не Розенбергом, а мерзавцем!
Милота
Да, это так!
Цавиш
Само собой! Но как бы Нам это справить? В следующий раз
К нему протиснись, выходя из храма, И в виде мести отдави мозоль!
Бенеш
Смеешься? О бесчестье! О бесчестье! Не Розенберг он!
Милота
Брат, пойдем! Кто может Смеяться над бедой семьи…
Цавиш
Постойте! А кто же сами вы? Чего бранитесь, Чего орете вы о планах мести В базарной гуще, где вас всякий слышит, А после бунт устроите втихую, Чтоб не заметили! Да, вы — герои! Хмель гнева то же, что и всякий хмель. Его развеет только свежий воздух. Пойдемте-ка, почтенные, пройдемся. Наш дом горит, пожар не погасить, Так руки хоть погреть бы не мешало! Король — мой господин, и я… Пошли-ка!
Милота (подойдя к нему)
Ты, видно, смыслишь больше, чем болтаешь. Но за кого ты принимаешь нас?
Цавиш
Вы люди честные: о чем молчат, Не догадаться вам, а догадались — Не промолчать. Но двери королевы Приотворились. Вот она выходит, И с ней граф Габсбург, главный исповедник. Не будем ей помехой в трудный час.
Отходят. Королева вместе с Рудольфом фон Габсбургом выходит из своих покоев. Вслед за ней идут двое слуг — они несут кресло, в котором без чувств лежит Берта. Им помогает Е л из а в е та.
Маргарита (вслед уходящим в глубь сцены Розенбергам)
Они бегут, так тучи грозовые, Опустошив себя, уходят с неба.
(Взглянув на Берту.) Пусть к ней в покои унесут ее И ей помогут. Я сейчас приду.
Рудольф Не много ли участья, королева? Берту уносят, ее родные следуют за ней.
Маргарита
Она не так дурна, лишь слабоумна Да чересчур тщеславна. Только это Ее и погубило. Все семейство — Бесстрастный Милота, циничный Бенеш И Цавиш, самый подлый, вероятно, — Богатством, властью, грезами о троне — Так далеко их заводила спесь — Пленили легковерного ребенка. Как злые гении супруга моего, Они давно, я знаю, разрывали И без того слабеющие узы, Со мной связующие Оттокара. Я слышала, притворным состраданьем Они в моем супруге возбуждали Желанье страстное иметь потомство. Желанье это в короле понятно, Но что есть право после дел неправых? Они'-причина расторженья брака. Хотя король еще не торопился, Их рвение росло, они спешили, Надеясь посадить на трон богемский Кого-то из своих, хоть ту бедняжку, Что ныне тщетно борется с безумьем! Как часто в дни торжеств мы с ней сидели Друг против друга — я с моей печалью, Она в алмазах, среди шумной свиты.
Взор короля ее одну лишь видел, И слух внимал одним ее желаньям. Его уста суровые смягчались, Чтоб восхвалять ее. Она сидела Счастливая и гордая, с презреньем Взирая на меня. И я решила, Почувствовав к несчастной состраданье, Быть кроткой и помочь ей в день паденья. О, много зла ты сделал, Оттокар!
Рудольф
Не забывайте за чужой обидой Про собственные ваши, королева!
Маргарита
Не думайте, что я его прощаю; Я далека от восхваленья зла! Король ко мне несправедлив; об этом Я и скажу ему, как свижусь с ним. Пусть я немолода — об этом знал он, Пусть горе стерло прелесть черт моих — Меня он видел прежде сватовства. Пусть даже я не слишком весела, — Но кто весельчаку повелевал Стать мужем бедной королевы слез, Едва влачившей дни со смертью близких? Когда в своей темнице апулийской, Ближайшими родными умерщвленный, Почил германский император Генрих, Супруг мой, чересчур мягкосердечный Сын чересчур жестокого отца, Когда двоих детей, мою надежду, Они убили, — в ужасе сбежала Улыбка с замкнутых страданьем уст, И счастья более не знало сердце.
Что выставляют поводом к разводу? Один я знаю повод: я бездетна, И без надежды вновь родить ребенка, И даже без подобного желанья. Король ведь это знал, когда женился!
Я объявила так, и он не спорил. Лишь Австрией моей владеть стремились Он и его отец, державный Вацлав, Не в меру жадный до чужих земель. Чего ж он хочет? Сыновей? Потомства? Пусть лучше трон займет ребенок нищих, Чем не по праву королевский сын! Какой еще к разводу найден повод?
Рудольф
Родство не в меру близкое меж вами.
Маргарита
Я помню, я в девичестве слыхала: Был некий Бела и был некий Гейза, Родные братья. Отдал дочку в жены Один богемцу, а другой австрийцу Давным-давно. Король шутить изволит! Да все князья всегда в родстве друг с другом! Родство такое не препона к браку, И прежде речи не было об этом.
Рудольф
Об этом вспомнить наступило время.
Маргарита
Не думайте, что я уйти не в силах, Что я скорблю о мишуре дворцовой. О, если б в это самое мгновенье, Отбросив пышность сана, блеск короны, Могла уйти я в Гаймбург, замок дедов, Где после смерти моего супруга Рыдала я о нем и наших детях! Пускай король ушлет меня сегодня, — Да я благодарить за это буду! Но он моей пятнать не должен чести, Наш брак ему не следует порочить И превращать промчавшиеся годы В отвратный смрад и повод к озлобленью. Богемской не искала я короны! Я в замке дедов о своем скорбела,
Всеобщему страданию не внемля. А под мечом стонала вся страна. Тут венгры, там баварцы, здесь богемцы Жгли, грабили, насилие чинили, Наследственную Австрию терзая. Знатнейшие в стране собрались в Трибен, Держа совет, кому вручить правленье, И порешили в Мейсен сдать послов, Дабы призвали в государи сына Констанции, графини Бабенбергской. Сумел перехватить послов ландтага Король Богемский Вацлав Хитроумный; Он с ними не скупился на угрозы, И просьбы, и посулы, и подарки, И сын его, вот этот Оттокар, Был наречен австрийским государем. Кто был согласен, кто был несогласен, И снова пламя жаркое войны Пылало над страной. Тогда в мой замок Пришли с бедой владетели земель; Они одно лишь средство отыскали: Слить с правом сильного права наследства. Мне предлагая свадьбой с Оттокаром Богемию и Австрию связать. Нет! — я сказала, помня о супруге, Унесшем преданность мою в могилу. Тут повели они меня на башню И нищую страну мне показали: Спаленные поля, пустые хаты, Голодных, сирых, раненых, разутых. Взглянула я вокруг и содрогнулась; Они меня молили о спасенье, И я на все была уже согласна. И Оттокара привели ко мне, Как будущего моего супруга. Смутясь, остановился в отдаленье И молча смерил черными глазами Он, юноша, поблекшую невесту. Но, помня о стране моей несчастной, Приветливо к нему я обратилась. Так стала я его женой. Любви же
