Стриптизерка кивнула, и ее волосы цвета воронова крыла взметнулись, как у девушки с картины Брека. Она делала записи на бумажных салфетках, небольшая стопка которых была сложена на стойке. Гиббонс все еще не мог поверить в это — Лоррейн не обращала внимания на окружающую обстановку, она вела себя так, будто эта девчонка с красивыми грудями одна из ее студенток, а сама она находится в своем кабинете в Принстоне. Может быть, таким образом она справлялась с нанесенной ей психологической травмой. Сначала она видит, как его убивают, затем — как похищают Тоцци, потом похищают ее саму — может быть, таким образом она просто отрицает все, что с ней случилось. И все-таки все это очень странно. Ему бы и в голову никогда не пришло, что он может увидеть свою жену в подобном месте, в забегаловке под названием «Звездный свет в гостиной у Джои». Никогда.

Гиббонс снова посмотрел на часы. Какого черта они так долго возятся? Задержать Беллза — главная задача. Этот парень в течение одного дня напал на двух агентов — даже на трех, если считать самого Гиббонса, и вот такая реакция? Этот долбаный Беллз застрелил его и бросил умирать. То же самое он сделал с Петерсеном, и, кто знает, может, Петерсен уже умер в больнице. А Тоцци? Да что говорить...

Он взглянул на стойку бара, где, как по мановению волшебной палочки, появился новый стакан с виски. Он взял его, сделал большой глоток и, прежде чем проглотить, пополоскал больной зуб. Он пытался не думать о Тоцци, потому что то, что подсказывал ему здравый смысл, не вызывало у него энтузиазма. Если Беллз, не раздумывая, за один день застрелил почти в упор двух агентов ФБР, что он может сделать с третьим, который носит на себе передатчик и которого он заковал в наручники, как каторжника? Надо смотреть в лицо реальности. Вполне вероятно, что Тоцци уже мертв.

Гиббонс уставился на янтарную жидкость в своем стакане, и этот занюханный бар, музыкальный аппарат, девчушка с красивой грудью и даже Лоррейн куда-то уплыли, оставив его одного в черной дыре, наедине со стойкой бара и остатками виски в стакане. Тоцци мертв. Он чувствовал себя так, будто из него вырывают внутренности. Тоцци мертв. Теперь все будет по-другому. Он больше не сможет работать. Не сможет ужиться с новым напарником, а на бумажной работе не продержится и десяти минут. Тоцци мертв. И с Лоррейн все будет по-другому. Она обвинит во всем его, обвинит ФБР, что в принципе одно и то же. Тоцци мертв. Теперь все изменится. Абсолютно все. Тоцци мертв. Остается только отступить и удерживать то, что осталось.

Он взял стакан, но не смог поднести его к губам. К чему все это? Тоцци мертв.

Гиббонс вздохнул так глубоко и печально, что, казалось, душа его выскользнула из тела с этим вздохом. Если и так, ему все равно. Все здесь одиноки и разъединены. Лоррейн и девчушка-стриптизерка не разговаривали, не общались. Лоррейн вещала, а девчушка впитывала услышанное, думая о том, как выложит все, что записала на салфетках, на занятиях по литературе. Двое старых выпивох на другом конце бара делали вид, что не замечают друг друга, не говоря уже обо всех остальных. Бармен подсчитывал деньги в кассе. Гиббонс подумал, не заговорить ли с ним, — обычно он никогда этого не делал, только если хотел получить информацию о подозреваемом. Предполагается, что бармены умеют выслушивать рассказы о чужих неприятностях. Возможно, им так же на них наплевать, как и всем остальным, но они умеют притворяться. Это все, что нужно. Гиббонса это устроит. Ему необходимо с кем-нибудь поговорить. Все равно с кем. Потому что Тоцци мертв.

— Послушайте, — начал Гиббонс, но взгляд бармена был направлен мимо него, на входную дверь. Его болезненное лицо вытянулось. Внезапно он крепко сжал губы, взгляд его стал пустым. Он продолжал перебирать деньги, которые держал в руке, но не смотрел на них.

Гиббонс взглянул в зеркало. Что это привело его в такой ужас?

Боже милостивый! В зал входил Беллз.

Гангстер быстро прошел мимо отбрасывающего голубой свет музыкального аппарата, не обращая внимания на бармена, который, очевидно, знал его. В руке он нес большую пластиковую хозяйственную сумку с чем-то тяжелым внутри. Он направлялся в заднюю комнату. Гиббонс инстинктивно сунул руку под куртку за экскалибуром и встал со стула. С языка у него уже были готовы сорваться слова: «Не двигаться! ФБ...»

Его пальцы наткнулись на пустую кобуру. Он забыл: экскалибура нет.

Но Тоцци мертв.

Гиббонс двигался стремительно, будто ничего не весил. Он схватил пустую пивную бутылку, стоявшую на стойке перед сидящим ближе к нему пьянчужкой, и, прежде чем тот заметил ее исчезновение, ткнул ею в спину Беллза, другой рукой обхватив ублюдка за шею и потянув, его назад.

— Не двигайся, мерзавец! ФБР! — Дыхание Гиббонса было горячим, чему способствовал и воспаленный зуб. Он будто изрыгал огонь.

Лоррейн резко повернулась на стуле:

— Гиббонс!

— Господи! — Стриптизерка вскочила и прикрыла грудь книжкой Бетиуса.

Беллз расслабился, почти повис в руках Гиббонса.

Взглянув в сторону задней комнаты, бармен выпучил глаза:

— Стенли! — Его резкий скрипучий голос напоминал лай старого пса.

Имя ничего не сказало Гиббонсу. Но вот из мрака задней комнаты показались восемь фигур: правая рука Беллза Стенли, Будда Станционе, этот маленький кусок дерьма Живчик и отряд горилл Будды.

Гиббонс тихо выругался Беллзу в затылок. Вся банда здесь. Чудесно.

— Эй, Беллз! — Приветствие Стенли прозвучало неуверенно.

Глаза Будды остались холодными.

— Мы тебя ждем, Беллз.

Живчик нервно переминался с ноги на ногу, избегая смотреть на кого-нибудь слишком долго.

Гориллы, так же как их босс, смотрели только на Беллза. Как будто Гиббонса там вовсе не было.

Гиббонс взглянул в зеркало над баром. Женщины замерли, пьянчужки тупо следили за происходящим. Он взглянул на бармена, пытаясь определить, понял ли тот, что он прижимает к спине Беллза не пистолет, а пивную бутылку. Трудно сказать. На его лице с отвисшей челюстью ничего нельзя было прочесть.

— Отпусти его, — произнес Будда.

Вмешался Стенли.

— Мы сами с ним разберемся. — Голос его звучал несколько неуверенно, так как он принял сторону Будды против своего босса, Беллза. Правда, учитывая, что его со всех сторон окружали гориллы Будды, выбора у него не было.

Гиббонс снова взглянул в зеркало. Беллз смотрел прямо на него, ухмыляясь своей мерзкой улыбочкой, будто у него припасен какой-то сюрприз. В руке он все еще держал пакет из хозяйственного магазина. Надо посмотреть, что у него там, подумал Гиббонс. Но его смущало самоуверенное хитрое выражение на лице этого ублюдка. Можно было ожидать, что в подобных обстоятельствах Беллз немного растеряется, но он сохранял полное спокойствие. Более того, казалось, он получает от всего происходящего удовольствие.

Глядя в зеркало на Гиббонса, Беллз поднял брови:

— Жилет?

Гиббонс не ответил, но его удивило, что ублюдок узнал его.

— На тебе был пуленепробиваемый жилет, так? Сукин сын. — Беллз потряс головой и хихикнул, как мультимиллионер, только что проигравший в рулетку десять тысяч, мол, не имеет никакого значения, это всего лишь деньги.

— Ладно, Гиббонс, отпусти его, — повторил Стенли.

Беллз улыбнулся маленькому капо.

— Я не видел машин снаружи, Будда. Наверное, вы припарковались сбоку, за живой изгородью, и вошли через заднюю дверь, так ведь? Надо было проверить. Глупо с моей стороны. — Он скосил глаза и посмотрел на Гиббонса в зеркало. — Ты ведь тоже не знал, что они здесь, а? — Он продолжал улыбаться, словно все это не имело для него никакого значения.

На лице Будды появилось такое выражение, как будто он говорил: «Давайте пошевеливаться». Гориллы придвинулись ближе и сгрудились за спиной у капо.

— Забудьте об этом, — сказал им всем Гиббонс. — Он арестован, я забираю его с собой.

Будда покачал головой.

Гиббонс не обратил на него внимания.

— Его будут судить за то, что он сделал. По-настоящему. Не по-вашему.