Толпа плотно притиснула ее ко мне. Она взглянула на меня.

— Вы не могли бы опустить руку? Тогда мне стало бы посвободнее.

Я молча кивнул и осторожно, чтобы не уронить пиджак и галстук, опустил руку. Она с благодарностью улыбнулась, потом повернулась спиной. Поезд тронулся, прибавляя скорость. Я думаю, секунд через тридцать у меня уже начал вставать.

Я чувствовал, как пот стекает по липу на воротник рубашки. Толпа еще сильнее прижала ее ко мне. Ее ягодицы были притиснуты к моему паху. Я попытался думать о чем-нибудь постороннем, но ничего не вышло. Трусы внезапно показались мне ужасно тесными. Я засунул руку в карман штанов и переместил член так, чтобы она не смогла ни о чем догадаться. Я снова посмотрел на нее и слегка приободрился, когда мне показалось, что она ничего не заметила.

Поезд остановился в туннеле между станциями, лампы в вагоне погасли. Девушка взглянула на меня, обернувшись через плечо.

— Вам удобно? — спросила она.

Я кивнул. Я не мог разговаривать. Мне необходимо было отвлечься от своего состояния и сосредоточиться на чем-то отвлеченном.

— Все в порядке, — ответил я.

— Я тебя чувствую — Она улыбнулась мне в мерцающем отблеске фар вагона.

Я посмотрел на нее. Она не казалась рассерженной.

— Извините, — сказал я.

— Ничего страшного, — ответила она. — Ты не поверишь, сколько мужчин занимаются этим в подземке.

Она явно ожидала ответа, но я не знал, что сказать. Она кивнула.

— Ты четвертый на этой неделе. Мне это совсем не нравится — они настоящие свиньи. Но против тебя я не возражаю, с виду ты симпатичный и чистый.

— Спасибо, — выдавил я.

Она посмотрела на меня.

— Ты уже кончил?

Я затряс головой: нет.

— А хочешь? — спросила она.

Я уставился на нее, но прежде, чем я смог ответить, она засунула руку за спину и схватила меня за яйца сквозь ткань брюк. Это решило дело.

В ту же минуту поезд тронулся, лампы зажглись, и мы въехали на станцию. Ноги мои подкосились от оргазма, я уцепился за поручень, чтобы не упасть, ощущая, как от горячей липкой влаги промокают мои трусы.

Потом двери вагона раскрылись, и она, улыбаясь, обернулась ко мне.

— Это было замечательно, — сказала она и вышла.

Все еще вися на поручне, — я смотрел, как она идет по платформе. Я должен был догнать ее, спросить, как зовут, пригласить на свидание, но не мог сделать ни шагу. Тут я почувствовал, что влага уже просочилась сквозь брюки, и прикрылся перекинутым через руку пиджаком.

Когда поезд тронулся, я попытался поймать на себе ее взгляд. Но уже через несколько секунд она пропала из виду, смешавшись с толпой.

“Дерьмо, — подумал я. — В самом деле сглупил. Все было в моих руках, а я упустил удачу. Мне всего лишь нужно было чуть побольше говорить, вместо того, чтобы стоять, как истукан”.

Я прищурился, чтобы взглянуть назад, на станцию, потом моргнул, но когда открыл глаза, то увидел свою ногу, висящую надо мной на вытяжении.

Я огляделся. Вычищенные, вымытые до блеска голубые стены и потолок палаты. Я услышал шаги и, повернув голову, увидел медсестру, подходящую ко мне с влажной салфеткой в руках.

Это была полная женщина лет сорока. Она протянула мне салфетку.

— Вытрите себе интимные места.

— Зачем? — спросил я, беря салфетку.

— У вас была поллюция, пока вы спали, — сказала она. — Но не беспокойтесь. Это совершенно нормально, когда пациенту вводят обезболивающее.

— Я помню только, как меня везли на каталке по коридору.

— Когда вас привезли сюда, вы уже спали.

— Я припоминаю, что каталка напомнила мне подземку, — сказал я. — Как странно.

— Вымойтесь и забудьте об этом, — сказала она. — Вы спали больше трех часов, и ваш доктор может прийти с минуты на минуту.

Меньше чем через пять минут в палату вошел Эд. Он оглядел вытяжное устройство, потом придвинул стул к моей постели.

— Тебе порядком повезло, старина, — сказал он.

— Рад, что ты так считаешь, — саркастически ответил я. — Это чертовски больно.

— Могло быть и хуже. Твои переломы со временем заживут, а я повидал другие, которые усадили бы тебя в инвалидную коляску на всю жизнь.

Я посмотрел на него, впервые увидев бесконечную усталость в его водянисто-голубых, покрасневших от постоянного недосыпания глазах.

— Извини, — сказал я. — Боюсь, я оторвал тебя от дел.

— Все в порядке, — ответил он. — Тебе придется провести некоторое время в бездействии, так что готовься залезть в отложенное на черный день.

— Когда я буду здоров?

— На этот вопрос ответить нелегко. Это происходит постепенно. Стадия первая — ты лежишь в больнице на вытяжении около недели, пока мы не удостоверимся, что все кости встали на место. Потом можешь ехать домой. Ходишь очень осторожно, сначала с каталкой для первых шагов, всегда медленно и понемножку, потом на костылях, по-прежнему много отдыхая в постели. Через месяц мы сделаем еще несколько рентгеновских снимков. Если все будет идти хорошо, разрешим двигаться чуть побольше, но все еще на костылях. Еще через месяц снова сделаем снимки, и к тому времени переломы уже должны будут срастись. Потом будешь ходить потихоньку, с одним костылем или палкой еще пару месяцев, пока мы не убедимся, что сустав в полном порядке. А потом сможешь вернуться к нормальной жизни.

Я быстро подсчитал.

— Полгода?

— Около того, — сказал он.

— Могу я работать?

— Думаю, да, — ответил он. — Но у тебя будут постоянные боли, так что работать в хорошем темпе не получится.

— Когда боли пройдут?

— Если по десятичной шкале принять ту боль, что есть сейчас, за десять, через три месяца она опустится примерно до отметки “пять”, а когда ты будешь полностью здоров, она понизится до двух или одного, но тебе нужно будет привыкать жить с ней. По-настоящему она мешать тебе не будет.

Я взглянул на него. Было кое-что, что я в нем уважал, — он говорил правду. Никаких пустых обещаний.

— Все мое расписание летит к черту, — сказал я. — В эти выходные я должен был сдавать сценарий для телесериала, через неделю — статью в английскую газету. Потом я собирался приняться за новую книгу и через три месяца закончить ее первую часть.