В это время Антон ЛаВей спокойно работал в кабинете своего дома в Сан-Франциско, вырезая фотографии из немецкой газеты Bild Zeitung, фотографии, сделанные Уолтером Фишером, изображали Антона, возлагающего цветы на могилу Мэрилин Монро. Уже перенеся вырезки в один из своих альбомов (с эмблемой Церкви Сатаны), ЛаВей вдруг увидел, что с другой стороны вырезки — статья о поездке в Ирландию, от которой Джейн была вынуждена отказаться. ЛаВей с огорчением обнаружил, что, вырезая заметку о Мэрилин, случайно разрезал фотографию Джейн прямо по шее.
Через пятнадцать минут раздался звонок — звонили из лос-анджелесского отдела Associated Press по поводу трагической смерти мисс Мэнсфилд и просили прокомментировать. Репортер, как выяснилось, узнал имя и телефон ЛаВея из записной книжки, которая была с собой у Джейн. Антон не мог сказать ни слова. Журналист, слыша, что на другом конце провода молчат, продолжал наседать на ЛаВея, требуя, чтобы тот сказал, знает ли он, что в результате катастрофы голова Джейн была практически отрублена. ЛаВей повесил трубку. Та цепь происшествий, которая увенчалась в итоге гибелью Джейн, была известна ему слишком хорошо, а репортерам же знать о ней пока было неоткуда. Должно быть, именно в этот момент в мозгу у ЛаВея зазвучали его собственные ритуальные слова, требовавшие расплаты за содеянное. Дело в том, что некоторое время назад Антон наложил проклятие — но не на преданную ему ведьму Джейн, а на ее адвоката Сэма Броди, — после того как вытерпел со стороны последнего чересчур много насмешек, оскорблений и клеветы. Несмотря на множество устных предупреждений и ряд достаточно красноречивых инцидентов, Джейн, похоже, не смогла все-таки полностью отделаться от Броди. Даже в ту ночь, когда умерла.
Когда Джейн Мэнсфилд попросила Антона ЛаВея о встрече — это было осенью 1966 года, — она уже была самой известной платиновой блондинкой в Америке. Начиная с самого ее первого удачного появления на сцене в шоу «Избалует ли успех охотника за бриллиантами?» в 1950-е годы (в 1957 году шоу было перенесено на экран), экстатические возгласы Джейн и фирменный розовый цвет, который она обычно носила, восхищали корреспондентов. Говорили, что Джейн Мэнсфилд изобрела «розовый журнализм». Без всякого сомнения, там, где она появлялась, всегда сияли вспышки фотоаппаратов. Джейн прошла длинный путь от призов на конкурсах красоты и появлениях в шоу на открытиях торговых центров до съемок в нескольких фильмах в Европе, помимо тех, в которых она снялась в США. Но Джейн обнаружила, что ее истинная сила была в непосредственной работе на публике — в ночных клубах, на ток-шоу, на приемах. Там, где она могла взаимодействовать с аудиторией спонтанно. Ее сорокадюймовый бюст, великолепное чувство юмора и игривое возбуждающее поведение постоянно ставили ее в центр внимания публики.
В компании небольшой свиты очарованных мужчин она находилась в Сан-Франциско, готовясь к ежегодному кинофестивалю. Джейн слышала об Антоне и его Церкви Сатаны и настаивала на том, что ей необходимо встретиться с Верховным Священником сатанистов. Местный агент, который занимался Джейн в Калифорнии, решил, что это хорошая идея — Джейн Мэнсфилд и Антон ЛаВей вместе оказались бы великолепным информационным поводом, они даже могли настолько заинтересовать Херба Каэна, что тот написал бы об этом в своей колонке. С того момента, как они увиделись, Джейн сильно увлеклась Антоном, и это увлечение быстро переросло в наваждение. Он был чем-то, с чем Джейн никогда ранее не встречалась. По профессиональным причинам Джейн была вынуждена постоянно иметь рядом с собой подобострастных мужчин, которые занимались ее делами и промоушеном. Подражая опыту Мэй Уэст, она уже знала, как выгодно быть красивой блондинкой, окруженной роняющими слюнки поклонниками. Но Джейн не принадлежала к типу «повелительниц». Напротив, в сексуальных отношениях она больше склонялась к подчинению.
В течение первых нескольких часов, что они провели вместе, Джейн призналась Антону в своих ошеломляющих сексуальных пристрастиях, в своих страхах, которые касались ее проблем, связанных с судебным разбирательством с ее бывшим мужем (Мэтт Симбер обвинял Джейн в том, что она была негодной матерью), и откровенно рассказала ему о ее отношениях со своим адвокатом Сэмом Броди, которые очень расстраивали ее. Его безумная ревность с течением времени делалась все опаснее и опаснее. Встретившись с Джейн в Лас-Вегасе, Броди предложил представлять ее интересы в деле против Симбера. Но вскоре Броди, уже женатый, почти сорокалетний и почти на голову ниже ростом, чем Джейн, стал самым навязчивым поклонником. И несмотря на то что он с точностью почти до наоборот не соответствовал тому, что Джейн находила физически привлекательным, она пошла на эти отношения с Броди, потому что вообразила, что это поможет ей выиграть дело о сохранении при себе своих четырех детей. Почти сразу же Джейн раскаялась в этом решении. Броди оказался отчаянно ревнивым, замучив Джейн всевозможными претензиями. Она пыталась как-то выпутаться, но Броди становился все более и более требовательным, используя ее тянущийся процесс для того, чтобы манипулировать ею и все глубже втянуть ее в их взаимоотношения.
Антон задавался вопросом о реальной степени наивности Джейн в деле Броди, но предложил ей сделать все возможное, чтобы как-то разрядить ситуацию. Раньше у Джейн не было интереса к оккультным темам, но у нее была искренняя тяга к знаниям, и она была заинтригована философией, которую исповедовал Антон. Она попросила наложить проклятие на Симбера, так, чтобы тот проиграл судебное дело. Антон согласился. В течение нескольких недель Джейн выиграла дело, и ей предоставили возможность жить со всеми своими детьми от трех браков.
Джейн стала полноценным членом Церкви Сатаны вместе со своим менеджером Виктором Хьюстоном. Броди незамедлительно приревновал к тому влиянию, которое Антон стал оказывать на Джейн. Он даже сорвал с ее шеи специально сделанный для нее розово-черный медальон с Бафометом, когда сама Джейн отказалась его снять. Джейн звонила Антону несколько раз из Беверли-Хиллз, рыдая и крича, что Броди не дает ей носить амулет, что он рушит ее карьеру и причиняет ей одну боль. Броди, который подслушивал в соседней комнате, в конце концов смягчился. Когда она надела свой знак с Бафометом осенью 1966 года на кинофестиваль в Сан-Франциско, Броди был разъярен тем, что Джейн публично обнародовала свою связь с ЛаВеем и его Церковью. Сверкающий розово-черный медальон, угнездившийся в ложбинке между высоких грудей Джейн, едва прикрытых ее сильно декольтированным вечерним платьем, вызвал большой интерес и смелые комментарии репортеров, которые освещали фестиваль. Только этого и надо было Броди. Он налетел на Джейн, стараясь сорвать с нее медальон. Она отвела его руку, и они схватились прямо на глазах изумленных зрителей.
Когда Джейн попросила шофера на следующий день отвезти ее в Черный дом, Броди тоже собрался ехать с ними. Он видел, что Джейн влюбляется в Антона, и был решительно настроен на то, чтобы не дать им остаться одним. Поехал с ними и Виктор Хьюстон. Некоторое время Антон развлекал своих гостей, но потом его отозвали по каким-то делам. Как только Антон вышел, Броди начал отчитывать Джейн зато, что она слишком серьезно принимает сатанизм. При этом он расхаживал по комнате и в результате вошел в черную часовню, где проводились магические ритуалы Церкви Сатаны. Броди начал хватать бесценные вещи с каменного алтаря и размахивать ими, расхаживая по комнате, высмеивая ЛаВея и Церковь. Джейн последовала за ним, пытаясь его остановить. В конце концов Хьюстон не смог вынести этой сцены и кинулся искать Антона.
«Этот идиот роется в твоих священных предметах и высмеивает все, что видит, — доложил ЛаВею Хьюстон, — он зажигает свечи и хохочет». Как только Антон услышал слова «зажигает свечи», он бросил то, что делал, и быстро вернулся в ритуальный зал, опасаясь увидеть там что-нибудь ужасное. Как и подозревал ЛаВей, Броди зажег свечу в форме черепа, которая использовалась для проведения деструктивных ритуалов. Антон быстро задул ее и вперил взгляд в Броди: «Вы не должны были этого делать. Вы не понимаете, что вы наделали. Эта свеча используется только для наложения проклятий. Теперь я даже не знаю, что с вами произойдет. Надеюсь только на то, что успел затушить ее вовремя». Броди только рассмеялся.
