Капитан отдал честь.

— Мы благодарны за ту честь, которую вы нам оказываете. Мы умрем, но выполним ваш приказ.

Бен Эзра отдал ответный салют.

— Благодарю вас, капитан.

Повернувшись, он снова оглядел ограждение лагеря. Стены отсвечивали белизной в свете луны. Все в порядке. Все распределились по своим местам, заняли позиции, готовясь к атаке. Неторопливо подойдя к Бадру и Карьяжу, он присел на корточки рядом с ними.

— Как дела? — спросил Бадр.

Бен Эзра посмотрел на своего сына. Странно, подумал он. Мы могли бы так много значить друг для друга. Но пути Господни неисповедимы. Прошло столько лет, которые они провели в чужих мирах, и вот они проломили стену ненависти, потому что оказались нужны друг другу.

Казалось, погрузившись в раздумья, старик ничего не замечал вокруг.

— Как дела? — повторил Бадр.

Бен Эзра неторопливо склонил голову.

— Идут, — сказал он. — И с этой минуты все мы в руках господа бога.

— Во сколько мы атакуем?

— В два ноль ноль — Голос его стал строже. — Но я не хочу, чтобы вы были рядом с нами. Вы не солдаты, и я не хочу, чтобы вы лезли под пули. Ждите здесь, пока я не пошлю за вами.

— Там моя семья, — сказал Бадр.

— Им не станет легче, если вас ухлопают.

Бадр прислонился к стволу дерева. Этот генерал — удивительный старик. За те две ночи марша Бадру не доводилось видеть его уставшим. По самым крутым склонам, которые Бадру когда-либо приходилось видеть, генерал шел так же легко и свободно, как и остальные. Как его называют в Израиле? Лев Пустыни? Он заслужил это имя.

Бен Эзра повернулся к израильскому капралу.

— Остается пятнадцать минут. Передайте приказ.

Капрал мгновенно исчез. Генерал был встревожен.

— Хамид и Джаббир еще не вернулись.

Бадр встал. Он смотрел на очертания лагеря. В нем все было тихо. В стороне раздался шорох ветвей. Через минуту появились Хамид с Джаббиром.

— Почему вы так задержались? — гневно спросил генерал.

— Пришлось обходить стражу, — ответил Хамид. — Они шныряют взад и вперед, как мухи. Кажется, я ошибся в подсчетах. Их там не меньше ста пятидесяти человек.

— Это ничего не меняет, — сказал Бен Эзра. — Когда мы начнем, держись поближе ко мне. Сразу же после залпа базук израильтяне рванутся вперед помогать нам с освобождением заложников.

— Есть, сэр. — Хамид огляделся. Бадр не мог их услышать. — Я видел его дочь. Она в бараке для старших офицеров. Там вместе с ней двое мужчин. Одного из них я опознал. Это Али Ясфир. Другого я не знаю.

Бен Эзра нахмурился. Как бы там ни было, но она его внучка.

— Передай приказ не причинять девушке вреда... если это получится, — сказал он.

— Есть, сэр. — И Хамид исчез в гуще зарослей.

Осталось десять минут. Бен Эзра распахнул джеллабу и ослабил портупею. Аккуратно подоткнул под ремень развевающиеся полы накидки и, просунув руку в темляк, вынул из ножен кривую саблю. Изогнутая сталь блеснула в лунном свете. Бен Эзра почувствовал, как к нему еще раз возвращается молодость. Сабля, без которой он никогда не вступал в бой, снова с ним. И мир будет жить дальше.

Вынув еще одну бутылку кока-колы, Лейла поставила ее на стол.

— Когда вы возвращаетесь? — спросила она Али Ясфира.

— Утром.

— Я бы хотела поехать с вами. Тут я сойду с ума. Здесь нечего делать.

— Единственная девушка на сто сорок мужчин, и вы еще скучаете?

— Вы знаете, что я имею в виду, — гневно сказала Лейла.

— Скоро все кончится. И тогда вы вернетесь в Бейрут.

— Что с ними будет, когда все кончится?

Он пожал плечами.

— Неужели нам придется?.. Даже если мой отец даст все, что от него требуется?

— Их слишком много. Они всегда смогут опознать нас.

— Но дети, неужели они тоже должны умереть?

— Что это на тебя нашло? Я думал, что ты их ненавидишь. Они же лишили тебя наследства.

— Дети тут не причем. Это Иордана и мой отец. Но не дети.

— Дети тоже могут нас опознать.

Мгновение она сидела не двигаясь, а потом встала.

— Выйду пройдусь по свежему воздуху, — сказала она.

После того, как за ней закрылась дверь, Ясфир повернулся к Рамадану.

— Если я вовремя не успею, у тебя есть приказ.

— Да, — ответил Рамадан.

— Первой — ее, — сказал Ясфир. — Она слишком много о нас знает.

Прохладный ночной воздух освежил разгоряченное лицо. Лейла медленно шла по направлению к своему бараку. Случилось много такого, чего она никак не ожидала. Ни о каком восторге и восхищении не могло быть и речи. Здесь царила тоска. Тоска, которой были пронизаны пустые дни и ночи.

От чувств, которые она испытывала, вступая в борьбу за свободу, не осталось ни следа. Она уже давно бросила попытки связать воедино события в этом лагере с борьбой за свободу Палестины. Все солдаты были наемниками. И, кстати, хорошо оплачиваемыми. Никого из них не волновало дело, которому они служили. Их интересовал только месячный оклад. Совсем не об этом говорили юноши и девушки в тренировочном лагере. А здесь «свобода» было просто слово.

Она припомнила, что однажды Хамид пытался объяснить ей это. Но тогда она отказалась его понимать. Казалось, прошло так много времени, но на самом деле миновало только полгода. Куда исчезла ее юность! Как случилось, что ныне она чувствует себя такой постаревшей?

Остановившись у входа в свой барак, она оглянулась и окинула взором лагерь. Все было тихо. Что-то вызывало у нее беспокойство, но она не могла понять, в чем дело. Она уловила какое-то движение на сторожевой стене. Один из пулеметчиков встал во весь рост, потягиваясь. В бледном свете луны она видела, как тот вытянул руки к небу. И вдруг рухнул головой вперед. Тут же раздался выстрел. Она застыла в изумлении, и в ту же секунду ей показалось, что разверзлось небо и на них обрушился огненный ад.

И когда она бросилась бежать, в ней застряла сумасшедшая мысль, которую она так и не додумала до конца. Теперь она знала, что ее беспокоило. Тишина. Ее было слишком много.

Дети проснулись и закричали от ужаса. Стены маленькой комнатки, казалось, дрожали и вибрировали от грохота разрывов, которые раздавались со всех сторон. Сорвавшись с места, Иордана бросилась к детям и прижала их к •себе.