— Вы американец, не так ли?

Он говорил с южным акцентом.

— Как вы догадались?

— Вы танцуете не как французы — те прыгают вверх и вниз, и не как англичане, которые подпрыгивают и приседают.

Он засмеялся.

— Я никогда об этом не думал.

— Откуда вы?

— Из страны крекеров, белых оборванцев, — сказал он. — Из Джорджии.

— Я никогда не была там, — сказала она.

— Вы ничего не потеряли, — сказал он. — Здесь мне нравится куда больше. Там ничего не меняется.

— По-прежнему? — спросила она.

— По-прежнему, — сказал он. — Они такими и останутся.

Она промолчала.

— Меня зовут Жерар, — сказал он.

Она удивилась. По-французски он говорил как истый парижанин, без малейшего акцента.

— У вас отличный французский.

— Так и должно быть, — сказал он. — Старики послали меня сюда в школу, когда мне было семь лет. Я вернулся обратно, когда моего папашу пришили, мне было тогда шестнадцать, и я тогда еще ничего не понимал. Набил брюхо и в ту же минуту рванул обратно в Париж.

Она знала, сколько стоит обучение во французских школах, — дешевыми их не назовешь. У его семьи должны были быть средства.

— Чем занимался ваш отец?

— Он был сводником, — спокойно сказал Жерар. — И ему доставался кусок от каждого пирога. Но он был черным, кое-кому это не нравилось и ему распороли живот, сказав, что это сделал бродяга-ниггер. Затем ниггера повесили, и все успокоились.

— Простите.

Он пожал плечами.

— Отец говорил, что когда-нибудь это с ним случится. Он не жаловался. У него была хорошая жизнь.

Музыка оборвалась и танцующие стали спускаться с площадки, над которой теперь поплыли медленные ритмы.

— С тобой интересно разговаривать, — сказала она, возвращаясь к столу.

Он остановил ее, взяв за руку.

— Тебе не стоит возвращаться туда.

Она молчала.

— Ты, похоже, из тех женщин, которые быстро соображают, а тут собрались одни слизняки, — сказал он.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

— Дело. Это я усвоил от своего отца. Я тоже быстро соображаю. Почему бы тебе не встретить меня снаружи?

Она снова промолчала.

— Я понимаю, о чем ты думаешь, — сказал он. — Как бы тебе ускользнуть от этой толпы. — Он внезапно улыбнулся. — Ты когда-нибудь занималась этим делом с черным мужиком?

— Нет, — ответила она. Так оно и было.

— Мы куда лучше, чем о нас говорят, — сказал он. Иордана смотрела в сторону, Жак по-прежнему болтал с англичанкой. Скорее всего, он и не замечал, что она покинула свое место. Она повернулась к Жерару.

— О'кей, — сказала она. — Но у нас будет всего около часа. Затем мне придется уехать.

— Часа хватит, — расхохотался он. — За час я доставлю тебя на Луну и обратно.

Когда она вышла, он стоял на тротуаре напротив дискотеки, наблюдая, как уличные артисты упаковывают свой инвентарь. Услышав цокот ее каблучков, он повернулся.

— Все спокойно? — спросил он.

— Да, — сказала она. — Я сказала, что отправляюсь в дамскую комнату.

Он ухмыльнулся.

— Не хочешь ли пройтись? Я располагаюсь как раз вверх по улице, за «Гориллой».

— Летать так летать, — сказала она, подстраиваясь под его шаг.

Несмотря на поздний час, было полно гуляющих. Отдыхающие занимались своим излюбленным развлечением, разглядывая друг друга и глазея на великолепные яхты, пришвартованные у пирсов. Для многих это было все, что они могли себе позволить после того, как пришлось выложить сверхвысокие цены за комнаты и питание. Французы без малейшего снисхождения относятся к туристам любой национальности, даже к своим собственным.

Они прошли мимо «Гориллы», откуда привычно несло яичницей со свежими помидорами и стали подниматься вверх по узкому тротуару. На полпути он остановился перед дверью одного из старых домов, в нижнем этаже которого была галантерейная лавочка. Он открыл двери тяжелым старомодным старинным ключом и, войдя, включил свет в холле.

— Нам на второй этаж.

Кивнув, она последовала за ним по старой деревянной лестнице. На дверях его апартаментов замок был уже современных форм. Открыв его, он впустил ее внутрь.

Она сделала шаг вперед. В комнате было темно. Дверь закрылась, и она услышала щелчок выключателя. Две лампы по каждую сторону кровати, стоявшей в дальнем углу комнаты, озарили помещение мягким красноватым светом. Она с любопытством огляделась.

Обстановка была дешевой и подержанной, того типа, каким во Франции снабжают всех отдыхающих. В углу комнаты стоял умывальник, а под ним — вращающееся биде. За узкой дверью был туалет. Не было ни следа ванны, душа или кухни, только на комоде стояла электрическая плитка.

Он увидел, как она рассматривает окружающую обстановку.

— Не много, — сказал он, — но это дом.

Она засмеялась.

— Я видела и похуже. Тебе еще повезло, что туалет не на лестнице.

Подойдя к столу, он открыл ящик, вытащил сигаретку с травкой и закурил. Когда он протянул сигаретку ей, ее ноздрей коснулся приятный резкий запах марихуаны.

— Выпить у меня нет, — сказал он.

— И отлично, — сказала она, беря марихуану. — Хорошая травка.

Он улыбнулся.

— Мне ее как раз доставил приятель из Стамбула. И к тому же привез немного неплохой коки. Ты когда-нибудь употребляла его?

— Бывало, — сказала она, возвращая раскурку. Сбросив с плеча пляжную сумку, она подошла к нему. У нее кружилась голова. Травка в самом деле была отличная, если одна затяжка оказала такое действие. Она притронулась к узлу, которым была затянута его рубашка.

— Мы будем болтать или трахаться? — спросила она. — У меня всего час.

Улыбнувшись, он отвел ее руку и, открыв ящик стола, достал оттуда флакончик с кокаином. На цепочке, прикованной к крышечке, болталась маленькая золотая ложечка. Уверенным движением он наполнил ее и втянул по понюшке каждой ноздрей. Затем посмотрел вниз на нее.

— Твой ход, — сказал он.

Она сделала вдох, и порошок заполнил ее ноздри. В ту же минуту ложечка была у другой ноздри. На этот раз она уже беспрекословно повиновалась ему. Сначала ей показалось, что носоглотка онемела, а затем порошок словно взорвался в мозгу, и она почувствовала, как неудержимое желание наполняет ее.