Адмирал извлек из кармана коробку и наделил страждущего длинной и душистой «турчанкой», предупредительно запалил спичку и с улыбкой смотрел на трясущиеся от нетерпения пальцы Арчегова, что сминали картонный мундштук.

— Жить хорошо! — выдохнул густой клуб табачного дыма генерал и с самым довольным видом снова откинулся на подушки. На щеках появился румянец. — Меня трясло, будто на иглу подсел, а сейчас ничего, отпустило. Спасибо, от «ломки» прямо колбасило…

— Ну, ты и скажешь, мой друг! — покрутил головою Колчак. — По отдельности вроде каждое слово понятно, а все вместе белиберда получается. Хотя, суть вроде уловима, и то по интонации!

Адмирал сам закурил папиросу, а заодно пододвинул к Арчегову хрустальную вазочку, что могла послужить пепельницей, и присел в кресло рядом с кроватью, задумчиво смотря на военного министра, что с упоением затягивался папиросой.

— Гадаешь, зачем я тебя попросил прийти, Александр Васильевич? Ломаешь голову?

— Гадать не нужно, и головой страдать тоже. Я старый морской волк, — усмехнулся Колчак. — Дело у тебя срочное и важное, раз рискнул меня оторвать и вызвать. Это раз! И касается оно тех предложений, что сделали нам англичане. Государь мне на то особо намекнул. Это два! Ну а три — у тебя на кровати справочник «Джейн» лежит, да еще с закладками. Значит, ты кое-что присмотрел, а потому я просто жажду выслушать твои соображения. Ибо без них, как я понимаю, Вологодский средств на покупку кораблей не выделит.

— Не даст, это точно! — пожал плечами Арчегов. — Да и эти ассигнования с боем вышибать придется, скажу честно. Вся штука заключается в том, что флот в ближайшие десять, а то и пятнадцать лет мы усилить не сможем. На покупку новых кораблей денег не будет, да и обходятся вдвое дороже, а своих мощностей не хватит. Восстановление верфей и заводов дело долгое и затратное. Нет, на эсминцы мы потянем, ну парочку крейсеров осилим, но это все! Однако на крупные корабли можно не рассчитывать, только на те, что у британцев выцыганим по дешевке. И тут нужно не обмишулиться, выпросить самое нужное для нас из самого лишнего для них. Вот посмотри, я тут закладку сделал — подобрал тебе сладкую парочку, гуся и цесарочку. Надеюсь, они тебе понравятся.

Колчак взял в руки британский справочник по флотам и раскрыл его, тут же онемев от удивления — в первую секунду он не поверил собственным глазам. Но потом яркие пятна гнева проступили на его лице.

— Это розыгрыш, Константин Иванович?!

— Нет, Александр Васильевич, все предельно серьезно. Именно эти корабли требуются нашему Черноморскому флоту!

В глазах Арчегова запрыгали веселые искорки, и именно они взъярили адмирала больше всего.

От него можно было даже прикуривать, настолько багровым стало лицо. Казалось, пройдет еще пара секунд, и Колчака либо хватит сердечный приступ, либо он вспыхнет ярким пламенем от прорвавшегося наружу гнева.

— Вы выбрали самые никчемные корабли, абсолютно не нужные нашему флоту! Скорее даже вредные, ибо мы потратим на них огромные деньги, причем выбросим их на ветер! Вы хотя бы посоветовались, если не со мною, то с любым офицером флота…

— Советовался, и не раз. С заслуженным контр-адмиралом Бубновым и вашим флаг-офицером Кетлинским, что вчера у меня был, — покладисто произнес Арчегов и с победной улыбкой, которая еще больше взъярила Колчака, добавил: — Оценка данных кораблей меня полностью устроила, я даже попросил прочитать мне небольшую лекцию касательно этих монстров. И еще больше утвердился в своем мнении относительно их превосходных качеств. Вещь стоящая, можно прикупить, лишь бы отдали.

— Вы надо мною издеваетесь, генерал?! Вы же не морковку на рынке целой корзиной берете?!

Голос Колчака сорвался, взгляд жег подобно горелке. Александр Васильевич даже на «вы» перешел, хотя с недавнего времени они установили более доверительные, почти дружеские отношения.

А тут такое?!

Даже глупостью подобное никак не назовешь, тут эпитеты из боцманского лексикона лишь подойти смогут, и то не все, а самые соленые, в пресловутые три флотских загиба…

Силистрия

— Это мой Рубикон!

Генерал-лейтенант Слащев смотрел на широкую гладь Дуная, что синей лентой растянулась перед ним. В каждом военном, если, конечно, его плечи не отягощены золотыми и густыми фельдмаршальскими эполетами, а рука не сжимает заветный тяжелый жезл, живет карьерист и мечтатель одновременно. Причем первое со вторым настолько взаимосвязаны, что разделить их невозможно.

Яков Александрович сощурил глаза — переправа войск проходила успешно, установленные ниже по течению береговые батареи отогнали румынские корабли, повредив монитор.

Впрочем, «Наследники Рима», а именно так следовало из самоназвания, доблестью древних латинян не отличались — оборонявшая Южную Добруджу армия была разгромлена стремительным ударом коалиционных войск.

Три болгарские дивизии дрались превосходно, Слащев просто любовался ими. «Братушки» были разозлены поражением в долгой войне, наглостью своего северного соседа и беспросветной нищетой, что явилась следствием выплат огромных репарационных сумм по грабительскому и несправедливому мирному договору.

Так что заявление русского императора, в котором тот дал понять, что не признает версальские переделы мира, особенно в той части, где они ущемляют и разоряют побежденные народы, абсолютно невиновные в развязывании войны, было встречено болгарами со всеобщим ликованием, ибо война есть дело одних только политиков, которые и должны нести всю ответственность за свои ошибки.

Высадка частей 1-го армейского корпуса в Варне прошла как по маслу. Русских солдат встречали с таким неподдельным энтузиазмом и доброжелательностью, особенно в освобождаемой от румын Добрудже, словно вернулись славные времена русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Болгары, сами недоедающие, делились последним куском хлеба и сыра, и везде слышалось одно слово — «братушки».

— Яков Александрович! — за спиной раздался голос адъютанта полковника Мезерницкого. — Его царское величество просит вас подойти к нему. Он на берегу у лодки. Вон там, внизу.

— Хорошо, Мстислав Владимирович, — генерал кивнул в ответ — он уважал своего бывшего начальника конвоя, гвардейца, как и он сам, некогда служившего поручиком в лейб-гвардии Волынском полку. В Белом движении с самых первых дней, участник Ледяного похода, в двадцать пять лет получившего полковничьи погоны из рук самого императора.

Слащев быстро спустился с обрыва по утоптанной дорожке. У рыбацкой лодки, вытащенной носом на берег, неподвижно стоял молодой болгарский царь Борис, одетый в полевую форму, весьма похожую на российскую, от покроя до погон.

— Генерал, — царь внимательно посмотрел на Слащева, глаза цепко задержались на белом георгиевском кресте, — я получил письмо от вашего монарха. Мы с вами союзники, и, надеюсь, останемся таковыми навсегда. И печальные ошибки прошлого не повторятся.

— Мы тоже надеемся на это, ваше величество!

— А потому исполним союзнический долг до конца. — Царь остановился, было видно, что он закусил губу и едва сдерживает волнение. — Я прошу вас принять командование над нашими дивизиями. Вы очень талантливы и храбры, генерал, и потому достойны поста главнокомандующего объединенной русско-болгарской армией. Надеюсь, что в самое ближайшее время вы добудете победу в этой во… В этом походе, я хотел указать!

— Я исполню свой долг, благодарю за доверие, ваше величество!

Слащев вытянулся, припомнив гвардейскую муштру, и щелкнул каблуками. Его душа воспарила на седьмое небо от счастья — такого дерзкого рывка своей карьеры он никак не ожидал.

«А вы политик, ваше величество. Расчетливый политик, право слово. Немец, а живо перекрасились в славянина!»

Генерал пожал протянутую ему монархом ладонь. Благодаря полученной вчера депеше из Ливадийского дворца Слащев прекрасно понял всю подоплеку такого назначения.

То, что сейчас происходило между Россией, Болгарией и Венгрией с одной стороны, и Румынией с другой, не вписывалось ни в какие рамки, то есть шла самая настоящая война, без объявления таковой.