1993 год. За 20 дней до дня «Ч».

Южная Африка

Надсадно гудит двигатель, душераздирающе свистит винт, вибрирует обшивка, что-то трещит, как будто вот-вот начнут вылетать заклепки… Вертолет явно пережил свою первую молодость, причем довольно давно. Как, впрочем, почти все механизмы в стране очередной командировки.

Я сижу в кресле бортинженера, уставившись в чёрный, с выстриженными по местной моде горизонтальными полосками, плотный затылок пилота. Шея у него тоже мощная и черная, и сильные руки, покачивающие штурвал, – черные. Не от въевшейся в шахтном забое угольной пыли и не от грязи, а от природы. Монолитной широкоплечей фигурой и невозмутимостью он напоминает отлитую из вулканической лавы статую. За два часа пилот не проронил не единого слова и почти не шевелился. Лишь иногда, слегка поворачивая голову, переводил взгляд с экрана GPS-навигатора на карту, потом долго всматривался в иллюминатор и опять возвращался к карте. Создавалось впечатление, что окно для него более информативно, чем спутниковая ориентация.

Я тоже несколько раз посмотрел вниз, но никакой полезной информации не получил: сплошные кроны деревьев, по которым скользит тень вертолета, – и все! Под нами тропический африканский лес, это я и так знаю. Мы вылетели с официально не существующей российской военной базы в Анголе и вот-вот должны пересечь границу с Борсханой. А может, уже и пересекли: чёткой демаркационной линии тут нет – десяток километров в одну или другую сторону никто не считает. «Джунгли, камарада асессор!» Так ангольцы называют наших военных советников.

На мне тропический костюм: шорты цвета хаки, такая же шведка, грубые ботинки на толстой подошве и пробковый шлем – такими рисовали колонизаторов в «Крокодиле» шестидесятых годов. На самом деле я никакой не «асессор», не колонизатор и даже не сотрудник Госметеоцентра, как написано в командировочном удостоверении, а капитан внешней разведки Дмитрий Полянский, выполняющий очередное секретное поручение. Мое задание кажется довольно простым, насколько вообще могут быть простыми специальные миссии такого рода, – установить метеокомплекс для экологического мониторинга.

«Плевое дело, – сказал Иван. – Наши люди уже все подготовили, надо только поставить приборчик. Он компактный и может работать в автономном режиме хоть десять лет. Главное, выбери хорошее место: на высоком берегу и на открытом месте, чтобы солнечные батареи брали энергию. Но там нет проблем ни со скалами, ни с солнцем, за два часа управишься. А потом – гуляй, отдыхай, купайся… Да, только ты эту штуку замаскируй хорошенько, чтобы в глаза не бросалась…»

Я вздыхаю. Я уже давно работаю с Иваном, чтобы знать цену таким посулам.

Отвинчиваю крышку стального термоса и наливаю в нее густой черный кофе, приготовленный перед отлетом Хаимом. Потрясающий аромат наполняет кабину, и я задумываюсь: предложить ли пару глотков пилоту? Но каменная, обтянутая зеленой гимнастеркой спина реагирует на аппетитный запах так же, как висящий за ней на спинке сиденья допотопный английский «Стен»[1], – никак.

Что ж, навязываться не будем. Маленькими глотками смакую замечательный напиток. Вопреки устоявшимся представлениям, в Юго-Западной Африке в сентябре не очень-то и жарко: 24–26 градусов. А в выстуженной высотой железной коробке откровенно прохладно. Я изрядно продрог, и горячий кофе оказывается очень кстати. Если бы в него долить сто пятьдесят граммов коньяка или виски…

– Извини, приличного пойла нет, – развел руками полковник Колосков. – Но когда ты вернешься – будет. Считаем: два часа туда, два обратно, час или два там… А в обед придет транспортник, с ним двое моих офицеров из отпуска вертаются… Ферштейн?

– Привезут? – блеснул я сообразительностью.

– А то! – захохотал Колосков и хлопнул меня по плечу, едва не сломав ключицу.

Хищно наклонив нос, вертолет начал снижение. Допиваю кофе и завинчиваю крышку термоса. Пилот, теперь уже постоянно глядя в окно, находит, наконец, нужную точку и делает круг, подыскивая место для посадки. Вертолет садится на голой скале, серым куполом выступающей из джунглей. Двигатель смолкает, наступает звенящая тишина. Только винт еще крутится, бесшумно рассекая горячий воздух, да меланхолично чавкает резинкой командир корабля.

– Где груз? – деликатно интересуюсь я.

Он невозмутимо показывает большим чёрным пальцем через плечо. Выхожу в грузовой отсек, но ничего похожего на компактный маяк не вижу.

– Ну, и где он?

Движение чёрного пальца повторяется. На полу, пристегнутое ремнями, лежит в брезентовом чехле нечто, похожее на трубу, длиной около двух метров и сантиметров тридцати в диаметре. Ничего себе! Пробую поднять. Да-а-а… Не меньше сорока килограммов… А может и больше!

Когда Иван меня инструктировал, то показывал чертеж. На рисунке «приборчик» выглядел как обычный чертёжный тубус с небольшим зонтиком солнечной батареи сверху. Габариты и вес указаны не были. Может, из соображений секретности, а может, по обычному головотяпству.

– Это точно мой груз?! – спрашиваю в третий раз, и пилот, повернув ко мне похожее на большую закопчённую сковороду лицо в каплевидных зеркальных очках, меланхолично кивает. Похоже, помогать в выгрузке он не собирается.

«Наши люди все подготовили!» Ох, Иван…

Один мой знакомый в таких случаях говорил:

– Какие люди? Х… и на блюде!

Впрочем, и я не лучше… Если бы увидел раньше эту неподъемную елдовину, обязательно наплевал бы на конспирацию и взял с собой двух ангольских солдат… И ведь хотел посмотреть вчера вечером, хотел…

– А чего там смотреть? Я и сам ее не видел! – прогудел Колосков. – Но мы все сделали. Обезьяны уже перегрузили в вертолёт, принайтовали, двое часовых выставлены. Никуда не денется. А ты насмотришься еще. Наливай!

И я налил.

Так что, кивать не на кого. Такой же х… Точно такой же. Даже еще хуже, потому что те подкладывали свинью мне, а я – сам себе… И при всем при том, вроде бы никто никому ничего не подкладывал и ничего плохого не делал! Удивительно…

Повозившись с засаленными брезентовыми ремнями, вытаскиваю трубу наружу, с трудом отволакиваю в сторону. Как такую махину поставить и зафиксировать вертикально без лебёдки – ума не приложу. Нужен специальный крепеж, а о нем, похоже, тоже никто не подумал… Лебедку, тросы и крепеж – все должна заменить саперная лопатка, пристегнутая к чехлу сбоку. Да-а-а… А ведь надо ещё подобрать место и дотащить. Вытираю вспотевший лоб, вздыхаю.

Конечно, в любом случае, никаких ангольцев я бы себе в помощь не взял.

– Она только по легенде метеостанция, – понизив голос и обернувшись на дверь своего кабинета, сказал Иван. – На самом деле это радиомаяк для ориентации наших подводных ракетоносцев. Ты должен решить задачу стратегической важности! И ни в коем случае не засветиться! Наше присутствие в том регионе глубоко законспирировано. Поэтому никаких следов твоего пребывания там остаться не должно!

Что ж, придется обходиться своими силами. Расстёгиваю новый, топорщащийся чехол. Из-под зеленого брезента показывается бок стального цилиндра в пустынном – желто-коричневом камуфляже. Бред какой-то! Эта штука идеально сольется с песчаным фоном в Аравийской пустыне, Кара-Кумах или Мохаве, но среди тропической зелени она будет видна за версту…

Те, кто «все подготовил», попросту не представляли, на каком фоне маяк будет установлен. Уж лучше оставить его в чехле… Но будет ли он тогда работать? Черт его знает! Да и где его ставить?

Внимательно осматриваюсь. Мы приземлились на серой лысине каменного черепа. Под ногами скальный монолит, местность открытая, вокруг густой кустарник. Место для установки явно неподходящее…

Присев на торчащий, как бородавка, круглый и чёрный, прогревшийся на солнце камень, задумался: то ли идти искать место установки, а потом вернуться за маяком, то ли сразу тащить с собой эту неподъёмную хрень. Нужно найти прямое, крепкое дерево… Посрубать ветки кроны, а к стволу вертикально привязать трубу. Только чем привязать? У пилота должен быть канат. Если нет, то порежу на полосы чехол. Но все равно получится на соплях! Нет, не нравится мне всё это…