Я смотрел на Поля.

— Ты презираешь и тех, и других.

— А почему нет? Они отдали половину Азии, четверть Африки и пятнадцать процентов Среднего Востока, потому что высосали оттуда все соки. А Корсику держат в темнице, считая, что еще могут ею попользоваться.

— А что будет с клубами? Война-то закончилась. Поль рассмеялся.

— Клубы выживут. Возможно, они не будут приносить столько денег, раз уж американские солдаты отбывают на родину, но в Париж в поисках развлечений и удовольствий съезжается весь мир.

— Я все-таки сомневаюсь, правильное ли я принял решение. Так и не знаю, что мне тут делать.

— Расслабься, — ответил Поль. — Сегодня надо праздновать. А волноваться о будущем станем позже. — Он посмотрел на царящее в клубе веселье. — Пожалуй, сегодня я отменю оба представления и распущу девочек по домам. А то их изнасилуют прямо на сцене.

В одиннадцать вечера мы с Жизель уже шагали домой. Улицы заполняла радостная толпа. Американская форма притягивала людей, как магнит. Люди останавливали меня, целовали, говорили об американцах самые добрые слова.

Наконец мы добрались до квартиры. Я шумно выдохнул, когда мы поднялись на пятый этаж.

— Я уж опасался, что меня на радостях съедят. Жизель улыбнулась, отпирая дверь.

— Все счастливы, потому что впервые за долгие годы чувствуют себя в безопасности. Война лишила нас уверенности в собственных силах.

— Все уже позади. — Я вошел в квартиру. — Теперь мы начнем забывать войну.

— Мы ее не забудем. — Жизель бросила плащ на стул и повернулась ко мне. — Я тебя люблю. Я не боялась, потому что ты был рядом со мной. Теперь я боюсь.

Я заглянул ей в глаза. Синие-синие и полные слез.

— Почему, Жизель? Мы же по-прежнему вместе.

— Надолго ли? — прошептала она. — Рано или поздно ты вернешься домой. И я останусь одна. Как моя сестра, когда возлюбленный оставил ее.

— Я же остаюсь здесь, ты это знаешь. Мое демобилизационное удостоверение уже подписано. Я только разберусь с оставшимися джипами, и — прощай, армия. — Я привлек Жизель к себе. — А если я вернусь в Штаты, ты поедешь со мной.

Она посмотрела на меня.

— Ты это серьезно? Не потому, что я так расстроилась?

Я нежно поцеловал ее.

— Обещаю.

Мы прошли в спальню. Я разделся раньше Жизель, поэтому принес из кухни радиоприемник и поставил его на прикроватный столик. Настроил на «Голос Америки». В Нью-Йорке только наступило утро, и комментатор вел передачу с Таймс-сквер.

Его голос едва прорывался сквозь радостный рев толпы. Впервые я услышал на английском те же слова, что весь вечер повторялись на французском.

— Война в Европе закончилась. Пришел День Победы.

А потом Кейт Смит[35]  запела «Боже, благослови Америку». Тут я заплакал. Все еще не мог поверить в то, что произошло. Мир вновь перевернулся.

В этот момент Жизель вошла в спальню и остановилась у двери. В чем мать родила. Над своей «киской» она приклеила бумажный американский флаг. А в руках держала бутылку шампанского и два бокала.

Демобилизационные документы прибыли две недели спустя. Не только мои, но и всего взвода. Ко мне подошел сержант Фелдер. В руке он держал приказ с указанием даты вылета.

— Вроде бы тебе обещали, что мы успеем распродать джипы.

— Обещали, — кивнул я. — Но они меня кинули. В армии это запросто.

— У нас же осталось еще семь джипов, — не унимался Фелдер. — Мы теряем кучу денег.

— Ты возвращаешься домой, — напомнил я. — И жаловаться тебе не на что. Тебя же не посылают на Тихий океан.

— Я слышал, сюда направляют офицера, чтобы тот проследил за сдачей оставшегося имущества.

— Фелдер, отвяжись, — оборвал я его. — Поезд ушел. Ты и так прилично заработал. Поезжай домой и не забудь купить подарки жене и детям. Теперь у тебя есть деньги, чтобы открыть авторемонтную мастерскую, о чем ты и мечтал. Я уверен, жена примет тебя с распростертыми объятиями.

— А я вот сомневаюсь. Особенно если я привезу ей триппер.

— Господи! Да ты же подхватил его шесть месяцев назад! Неужели не вылечился?

— Я был у врача трижды. И всякий раз он говорил мне, что я здоров. Оказалось, что нет. — Фелдер печально вздохнул.

— Да перестань. Триппер сейчас лечат, как насморк. Фелдер посмотрел на меня.

— Просто я мудак. Мне очень нравилась эта девчонка и, вылечившись, я снова шел к ней.

— Действительно, мудак, — рассмеялся я. — Но теперь можно поставить точку. Больше к ней не ходи. До отлета еще несколько дней. Тебя успеют подлечить.

Он все качал головой.

— Какой же я глупец.

— С кем не бывает, — рассмеялся я. — И вот что еще. Я хочу, чтобы ты подготовил джип для меня. Я уезжаю через три дня. И чтоб выглядел он как новенький! А я запишу благодарность в твое демобилизационное удостоверение.

Машину Фелдер подготовил мне раньше срока. На это у него ушло только два дня. В тот же вечер я перегнал джип в один из гаражей Поля. Наутро те джипы, что были на ходу, мы переправили в гараж одного из корсиканцев, близкого друга Поля.

А во второй половине дня дверь моей каморки у дальней стены мастерских распахнулась, и я увидел стоящего на пороге лейтенанта.

— Сержант Купер? — спросил он.

Я встал, отдал честь.

— Да, сэр.

— Лейтенант Джонсон. — Он поднес руку к фуражке. — Мне приказано отвезти твоих солдат в штаб.

— Да, сэр. Они вас ждут.

— У тебя осталось девять человек?

Я кивнул.

— Да, сэр.

— Они готовы уехать немедленно?

— Они в казарме, сэр.

— Я приехал на автобусе, который доставит их в штаб. По пути в казарму лейтенант оглядывал мастерские, двор.

— Тут столько разбитых джипов. Разве их нельзя отремонтировать?

— На каждый у нас есть приказ об уничтожении, сэр. Мы снимали с них годные детали и узлы и устанавливали на те джипы, что снова шли в дело.

— А чего ты не продал их как вторсырье?

— У меня нет такого права, сэр. Это собственность армии, и распоряжаться ею может только штаб. Я лишь выполняю приказы.

— Странно. — Он пожал плечами. — В штабе могли бы об этом подумать.

Я промолчал.

— Как следует из приказа, после демобилизации ты остаешься во Франции, — сменил тему лейтенант. — А почему ты не хочешь возвращаться домой?