— Каждому по отдельности некогда объяснять.

— Пока ругала меня, могла объяснить.

— Знаешь, у других людей всегда находишь всякие недостатки. А у себя никто не видит.

— Я вижу, — сказал Пашка. — Ленивый я. Ленивому хорошей дороги в жизни не будет. Учиться я ленивый. И работать тоже. А воли, чтобы себя переломить, нету. И дружки у меня такие же…

Пашка залпом допил уже остывшую сладкую воду, зло посмотрел на Юльку:

— А ты зря пошла со мной в кино. И сюда зря заявилась. Что, лучше не нашла?

— Дурак! — вскочив с табуретки крикнула Юлька. — Я из-за тебя… — Но осеклась, не стала рассказывать, сколько злоключений пережила из-за Пашки. Только ещё раз возмущённо крикнула: — Ду-рак!

Пашка не обиделся, даже коротко хохотнул.

— Помнишь, в седьмом классе, когда я тебя за косы дёргал, ты тоже всегда орала: «Дурак! Дурак!»

— А ну тебя! — сказала Юлька и быстро пошла к двери.

Чёрный, расставив руки, преградил ей путь. Потом цепко схватил Юльку за плечи, и она близко увидела его колючие глаза.

— Пусти! — крикнула Юлька и дёрнула плечами, пытаясь высвободиться.

— А захочу — и не пущу, — жёстко глядя на Юльку и неприятно улыбаясь, сказал Чёрный.

— Пусти!

Юлька обеими руками с силой толкнула Чёрного в грудь. Он выпустил её плечи, отлетел в сторону. Юлька в два прыжка оказалась у порога, пинком открыла дверь и выскочила на улицу. Лыжи стояли наготове, ждали Юльку. И палки торчали, воткнутые в снег.

«Дурак! — теперь уже мысленно обругала Юлька Чёрного. — И зачем я пошла к нему?»

— Подожди, — как ни в чём не бывало сказал Чёрный, следом за Юлькой выйдя из дачки. — Подожди, я тебя провожу.

Он вынес лыжи и в самом деле собирался проводить Юльку. Ну не нахал?

— Не надо, — сказала Юлька. — Не провожай. И вообще…

— Я пошутил, — сказал Чёрный. — Чего ты взъерепенилась?

— Ничего.

Юлька резко двинула правой ногой, помогла себе палками и направилась к лесу. Чёрный ещё только становился на лыжи. Юлька спешила уйти от него. Но в лесу он её нагнал.

— Юлька!

— Ну, чего ещё?

— Я знаю, из-за чего тебя не взяли в лыжный поход.

Юлька остановилась. Чёрный направил лыжи по целику, встал рядом.

— Я не хотел, честно — не хотел.

— Ну при чём тут ты? — сказала Юлька. — Я сама виновата.

— Пойдём на восточный берег. Я тебя на плоту покатаю.

— На плоту?

— Ну да… У меня там есть плот.

Юлька была любопытна. Зимой — на плоту. Правда, водохранилище в этой стороне близ электростанции зимой не замерзает, но всё-таки это забавно: зимой — на плоту.

Хотя Юлька и не высказала вслух своего согласия, Чёрный решил, что они договорились. Он первым заскользил под заснеженными деревьями, прокладывая свежую лыжню. Юлька, чуть помедлив, пошла за ним.

Лыжи сами направляли Юльку вслед за Чёрным, и она на ходу разглядывала лес. Вон можжевельник уютно выглядывает из-под белой пушистой накидки. Высокая ель одна-единственная стоит среди сосен. Ветер ли, птицы ли занесли сюда еловое семечко? Сколько лет прошло с тех пор?

Кто-то странно зацокал у Юльки над головой. Юлька остановилась.

— Паша, подожди.

— Что ты?

— Какая-то птица.

Он прислушался, оглядел ель.

— Это клёст. Вон он, на ветке. Иди с этой стороны.

Юлька бесшумно скользнула вперёд. Опять остановилась. И увидала наконец бойкую краснопёрую птичку. Клёст, наверное, тоже заметил Юльку, но не спешил улетать, сидел себе и цокал, словно ему дела не было до тех, кто тут бродил под деревьями среди зимнего безмолвия.

С восточной стороны острова лес доходил до самой воды. Если не поостеречься, можно тате с разгону и въехать в воду. Но Чёрный вовремя затормозил. Развернув лыжи, он сделал несколько шагов уже по берегу. В маленьком затончике Юлька в самом деле увидала плот.

Он был небольшой — несколько коротких и не очень толстых брёвнышек, скреплённых проволокой. Три поперечные доски, прибитые к плоту гвоздями, служили и полом, и дополнительным креплением. Пашка сошёл с лыж, наклонился возле берёзового пня, пошуровал рукой под снегом и вытащил длинное самодельное весло.

Остров тут совсем близко подходил к берегу — метров десять, наверное, надо проплыть, десять или пятнадцать. Юлька не очень умела определять расстояние на глаз. Но пода в этом проливе на фоне снега и ледовой кромки у берегов казалась чёрной и зловещей, и Юлька пожалела, что согласилась кататься на этом дурацком плоту. «Всё я делаю не так», — подумала она. Но отступать теперь казалось ей позорной трусостью.

— Давай заходи, — скомандовал Чёрный, отвязывая канат, которым был закреплён плот, от того же берёзового пенька.

Юлька взяла лыжи в руки, проваливаясь в снег, добрела до плота. Плот слегка качнулся, когда Юлька ступила на него. «Утонем», — подумала она со страхом. А Чёрный, оставив лыжи на берегу, прыгнул на плот и оттолкнулся веслом от берега.

— Боишься? — спросил он.

— Прямо реву от страха, — сказала Юлька, крепко обнимая свои лыжи.

— А что? — Пашка дёрнул в усмешке уголками губ. — Хочешь, столкну тебя сейчас в воду?

— Толкай.

«И столкнёт, — с тоскливым чувством подумала она. — Никто даже не узнает, что я утонула…»

Остров был безлюден — Юлька уже знала. Она поглядела на противоположный берег. Здесь, за дамбой, город не строился. Здесь были поля и вдалеке, на холме, среди чуть придымленных снегов цепочкой вытянулись дома небольшой деревеньки Балюки. На берегу стоял мальчишка лет девяти, в валенках с галошами, в длинном, на вырост, пальто и в меховой шапке.

— Я бы тебя спас, — сказал Чёрный. — Столкнул, а потом спас. На меня находит такое… Ну, охота сотворить чего-нибудь отчаянное. Хочешь, я сам сейчас прыгну в воду? Хочешь?

Сумасшедшую готовность прыгнуть в ледяную воду увидела Юлька в глазах Чёрного. Стоит ей сказать: «Прыгни» и…

— Не люблю психов, — сказала Юлька.

— А на войне такие психи становятся героями, — заметил Чёрный.

— Греби, — попросила Юлька.

— Не нравится мой корабль?

— Не корабль, а корыто.

— Я воду люблю, — сказал Чёрный, подгребая к берегу. Они уже миновали середину проливчика, и Юлька понемногу успокаивалась. — В моряки бы я пошёл.

— Никому дорога не заказана. Можешь служить моряком.

— Бабка говорит: у человека есть судьба, и против судьбы ничего не сделаешь.

— Ты же не уважаешь бабку.

— Да нет, она старуха умная. Жестокая и нечестная, а умная.

Плот пошёл быстрее, словно и он, как Юлька, боялся мрачной глубины воды и спешил к земле. Мальчишка угрюмо смотрел на плот.

— Что, ещё решил поплавать? — спросил Чёрный мальчишку.

— Я тебе всё равно морду набью, — со злостью отозвался мальчишка. — Вот только вырасту немного и набью.

— А ты сейчас набей, — сказал Пашка.

— Ничего, подождёшь.

Юлька, улыбаясь, следила за перебранкой. И что Чёрный связался с таким маленьким? Маленький, а смотри какой ершистый.

— За что он тебе грозится? — спросила Юлька.

— Да искупал я его в прошлом году. Поплыл со мной на плоту, а расплатиться не захотел. Я и столкнул его в воду возле берега.

Пашка захохотал. Юлька смотрела на него недоверчиво и серьёзно.

— Дождёшься у меня! — крикнул парнишка и, погрозив кулаком, пошёл по дороге в Балюки.

— А если бы он утонул? — сказала Юлька.

— Говорю — возле берега. Что я, осёл, в тюрьме за него сидеть? Простудился только. Пока добежал до Балюков в мокрых штанах, ревматизм схватил.

— Зимой? — спросила Юлька.

— Весной. В марте. Я же не виноват, что он такой хлипкий. Да ему ещё лучше: в санатории лечился. Я вон сроду в санаториях не бывал.

— Сволочь ты, — сказала Юлька.

— Только разглядела? — спросил Чёрный. — В школе давно поняли, что сволочь, и выгнали. А ты даже на остров ко мне явилась. Я теперь всему Дубовску расскажу, что ты за мной бегаешь.

— Эх ты! — презрительно проговорила Юлька.

Она повернулась и пошла к городу, вскинув на плечо лыжи. Тот мальчик уходил вправо, к Балюкам, Юлька — влево, к городу. А Пашка один стоял на берегу водохранилища у своего плота.