Кстати — сейчас сезон отпусков, а, значит, можно немного поговорить на отвлеченные темы, — я помню, как накануне войны наш бегун-марафонец, на которого возлагали большие надежды, прибежал последним, а потом оправдывался, что у него прихватило живот от съеденной котлеты. У поляков часто возникают такие проблемы — в Хельсинках наша бегунья, довольно милая девушка, свалилась в ров с водой, находящийся на беговой дорожке, а пресса жаловалась, что женская эстафета не увенчалась успехом, потому что на финише англичанка перебежала дорогу польке, чего судьи не учли. Правда, чтобы подсластить нам пилюлю, американцы — несомненные победители в эстафете четыре по сто метров — потеряли эстафетную палочку.
Впрочем, я начал с нашей политики на востоке, точнее, скорее отсутствия таковой, и в конце хотел бы к ней вернуться. Как метко заметил Помяновский, наши реакции носят случайный характер. Когда что-то происходит, наши политики просыпаются и что-то бормочут — по делу или нет, однако у нас отсутствует когерентное видение. Может быть, потому, что возникшее двадцать пять лет назад движение «Солидарность» не ставило перед собой далеко идущих планов. Главной его задачей было добиться «социализма с человеческим лицом», но это лицо социализму должны были создать правители. Что произойдет, если коммунизм на самом деле падет и придется самим взять бразды правления в свои руки, никто, по сути, не задумывался. Конечно, были и исключения, но далеко за пределами Польши: Ежи Гедройц[286], еще раньше — Мерошевский[287] в парижской «Культуре»[288]. Но кто сейчас об этом помнит? От Помяновского я узнал, что тридцать три депутата голосовали в сейме против того, чтобы почтить память Гедройца в столетие со дня его рождения. Этот человек заслужил большего признания со стороны поляков.
Удивительное дело — до чего трудно сказать доброе слово о наших политиках! Складывается впечатление, будто польские политические партии жаждут оторвать как можно больше от пресловутой штуки сукна, о которой князь Богуслав Радзивилл говорил Кмицицу на страницах «Потопа»{81}. Рвется это сукно, и кто сильнее его на себя потянет, тот и выиграл. Госпожа Меркель сейчас созвала так называемый теневой кабинет. Кто заседает в нашем теневом кабинете — не знаю, я не настолько смел, чтобы это проверить.
Август 2005
В тени урагана{82}
Когда в Баварии, Швейцарии, Австрии, Чехии и Румынии случились мощные наводнения, я удивлялся, что наша пресса почти обошла эти события своим вниманием. А потом в другом полушарии произошла настоящая катастрофа — урагана «Катрина».
Три штата — Алабама, Луизиана и Миссисипи — страшно от него пострадали. Свыше ста километров побережья Миссисипи выглядит так, словно его пропустили через гигантскую мясорубку. Сначала это сравнивали с последствиями цунами, теперь говорят, что такое сравнение слишком слабое. А самое ужасное то, что один из крупнейших городов этого региона, Новый Орлеан, находится в глубокой низине, намного ниже поверхности Мексиканского залива. И сейчас, хотя «Катрина» отступила на северо-восток, вода, затопившая Новый Орлеан, держится на уровне шести метров, не работает водопровод, нет электричества, а в довершение всего по городу бродят банды мародеров и растет угроза эпидемии.
Я слежу за развитием этой драмы по немецкому телевидению и вижу, как по администрации Буша — с опозданием — начинают наносить первые удары, растет число обвинений в том, что размеры катастрофы, которую вызовет «Катрина», недооценены. Я слышал уже первые голоса сенаторов-демократов, говоривших о халатности и возмутительных упущениях. Вдобавок ко всему президент Буш пять недель сидел на своем ранчо в Техасе и катался там на велосипеде. Теперь, когда его стащили с велосипеда и одели в пиджак и галстук, он произносит речи, из которых мы с удивлением узнаем, что все произошло совершенно неожиданно и никто не мог вообразить себе ничего подобного. Однако, когда наступает сезон ураганов, необходимо помнить, что худшее может быть еще впереди. Да и предшествующие ураганы, которые черпали разрушительную силу из перегретых вод Атлантики, в последнее время становились все более грозными.
Сорванные с якорей прибрежные нефтедобывающие станции плавают по заливу, заблокировано около одной трети американских источников этого горючего, а власти уже задействовали стратегические резервы и призывают население ограничить потребление топлива. Это был удар по американской мощи, при том, что на территориях, особенно сильно пострадавших от урагана, проживает наиболее малообеспеченное население, в большинстве своем — афроамериканцы. А что речь идет о Юге, напомнил нам виднеющийся на одном из снимков флаг Конфедерации с характерным крестом[289].
По предварительным оценкам, материальные потери составляют около ста миллиардов долларов. Американцы пишут, что Новый Орлеан, город с почти полумиллионным населением, практически перестал существовать, и возможность его восстановления ставится под сомнение. А сколько жертв? Сначала говорилось о пятидесяти, потом о восьмидесяти, потом оста, потом о двухстах, а сейчас поговаривают о «числе, не поддающемся точному определению», которое составляет, вероятно, не одну тысячу. Жизненный крах потерпели множество людей. Это сопровождается взрывом проявлений худших инстинктов. Сначала грабили супермаркеты в поисках воды и пищи, потом настал черед других товаров. Призывы губернаторов были тщетны, в полицейских, которые пытались вмешаться, стреляли. Хозяева магазинов поднялись с оружием в руках, чтобы в случае покушения на свое имущество встретить нападающих огнем.
Великий американский молох начинает пробуждаться. На юг тянутся караваны карет «скорой помощи», однако попасть в Новый Орлеан не могут — город отрезан разлившейся водой. Помощь, которая должна была быть организована двумя или тремя неделями раньше, сама оказалась в плачевном состоянии. Вертолеты вытаскивают людей из полузатопленных жилищ, я постоянно читаю разные более или менее героические и страшные истории — однако не в нашей прессе, а в «Геральде». У нас все заняты главным образом юбилеем «Солидарности»[290]. Разумеется, эту дату стоило отметить, но я бы предпочел, чтобы Валенса[291] не спорил — как в ходе дебатов на страницах «Тыгодника» — о том, кто объявил войну верхам. Я бы на его месте опустил на те события занавес исторического молчания — мы ведь помним, что именно Валенса развязал войну.
На фоне американской трагедии и наших юбилеев разворачивается немецкая избирательная кампания. Мне хватило терпения сначала посмотреть выступление госпожи Меркель[292] и Штойбера[293], т. е. христиан-демократов, а вчера — контратаку Шредера[294]. Канцлер проявил поистине гимнастическую подвижность: как ветряная мельница размахивал руками, покрикивая на своих сторонников, что, дескать, каждый голос имеет значение. Однако черно-желтый[295] лагерь его противников определенно в большинстве. Кроме того, праздник Шредеру испортил его бывший коллега по партии Оскар Лафонтен[296], который от имени так называемых «Новых левых» сегодня оплевывает социал-демократов.
Если послушаешь Меркель или Штойбера, то думаешь, что они правы. Однако, когда начинает говорить Шредер, кажется, будто правота на его стороне. Оценка затруднительна, потому что ни одна из сторон, ведущих словесную войну, не представила конкретной программы, если не считать того, что сторонники госпожи Меркель хотят повысить НДС. Шредер же, вместо того чтобы привести контраргументы, просто орал в течение девяноста двух минут. Это, конечно, можно считать определенным достижением, однако практически мало что дает. Когда видишь перед собой зал, полный твоих сторонников, необыкновенно легко принять их единодушные аплодисменты за глас народа, vox populi — vox Dei{83}. Когда «Катрина» опустошила побережье Мексиканского залива, Буш направил туда сто двадцать тысяч солдат Национальной гвардии, а потом — еще одиннадцать тысяч. То есть сейчас на американском Юге находится больше солдат, чем в Ираке! А между тем несчастья в Ираке не прекращаются; во время шествия шиитов, связанного с годовщиной смерти какого-то известного духовного лидера, около тысячи людей были затоптаны или утонули в реке из-за обрушения перил моста. Наши, польские проблемы бледнеют на фоне этих катастроф. Женщины, которые год назад потеряли детей во время всколыхнувшего весь мир захвата школы в Беслане, теперь намерены дойти до Москвы, чтобы добиться от Путина ответа на вопрос, кто виновен в фатальной по своим последствиям организации штурма захваченной боевиками школы.
