И снова я инстинктивно подбираю ноги. М. нагибается, чтобы меня остановить. От прикосновения его руки я начинаю хныкать и упираться, хотя понимаю, что в этом нет никакого смысла. М. по очереди надевает мне кожаные манжеты на обе ноги.

Встав на матрац, он поднимает мои ноги вверх, складывая меня пополам, затем привязывает концы веревок к крюкам в стене. Мои ноги теперь раздвинуты в стороны, ягодицы висят в воздухе. Внутри ножные кандалы мягкие и не ранят кожу, но само такое положение очень неудобно. Сойдя с кровати, М. любуется на свою работу, затем снова подходит к шкафу и до стает из него длинный красный шарф. Сделав петлю, он надевает ее мне на шею. Меня охватывает паника, мне кажется, что он собирается меня задушить, но М. подтягивает петлю вверх и закрывает ею мой рот.

— Я не могу позволить, чтобы ты слишком шумела.

Подойдя к южной стене, он останавливается перед набором хлыстов. В раздумье постояв перед ними, М. выбирает длинную, около метра длиной, тонкую палку, которую до сих пор он на мне не испытывал.

— Бамбук. — Палка сгибается в его руках. — Это наказание будет отличаться от тех, которые я раньше устраивал, — продолжает он. — То было только сексуальной прелюдией.

Он проводит пальцем вдоль палки, пробуя ее на прочность, а потом бьет ею по моей заднице. Мои ноги вздрагивают, резкая боль пробегает по всему телу. Я издаю стон, из глаз ручьями текут слезы.

— Я больше не намерен терпеть твои глупости — надеюсь, ты это понимаешь, — и не желаю слышать твои возражения. Я буду связывать тебя всякий раз, когда этого пожелаю.

Он подходит к столу и, подобрав мою одежду, поднимает ее вверх, а затем бросает на ковер.

— Отныне ты будешь одеваться соответственно своему положению.

М. снова обрушивает на меня палку, на сей раз целясь в заднюю поверхность бедер. Еще один приступ жгучей боли пробегает по моему телу.

— Ты поняла? — спрашивает он, и я сквозь слезы киваю.

Отныне ты будешь одеваться соответственно. Отныне. Значит, М. не собирается убивать меня прямо сейчас. Он не будет моим палачом. Пока не будет.

— Вот и хорошо, что мы договорились. — М. довольно кивает. — Но я пока не кончил. Еще пять ударов палкой.

Я отчаянно мотаю головой.

— Да, моя собачка, — поглаживая меня по ноге, он чуть усмехается. — Я хочу, чтобы ты вспомнила об этом, когда в следующий раз тебе захочется не подчиниться.

Я получаю еще пять ударов палкой, один сильнее другого, и каждый раз волна острой боли пробегает по моему телу.

Закончив, М. развязывает мои ноги и опускает их, затем разматывает шарф и вынимает его из моего рта, но по-прежнему оставляет мои руки прикованными к стене. По моему лицу все еще текут слезы, тело покрыто потом и заляпано воском. Для того чтобы перестать плакать, мне требуется несколько минут.

Когда я наконец успокаиваюсь, М. спрашивает:

— Теперь ты будешь послушной?

— Да. — В моем голосе не осталось ничего, кроме покорности.

— Хорошая девочка.

М. гладит меня по щеке, а потом пристально смотрит на меня, словно решая, что еще предпринять. Наконец он медленно вытаскивает из ножен клинок: его сверкающее лезвие изогнуто на конце. От предыдущего любовника я знаю, что это охотничий нож, который обычно используют для того, чтобы свежевать животных. М. небрежно помахивает им в воздухе.

— Я бы не стал использовать его, но ты сама во всем виновата.

Мое дыхание прерывается. Я думаю о Фрэнни, о порезах на ее груди и животе. Стук сердца отдается у меня в ушах. Я хочу что-то сказать, но не могу открыть рот. Он сказал «отныне», лихорадочно думаю я. Он сказал «отныне». Это еще не конец.

Подняв нож, М. приставляет его к моей груди. Ощутив его острие, я испускаю тихий стон.

— Ты все еще не знаешь, с кем имеешь дело, не так ли? Я мог бы оказаться маньяком. — Он нажимает сильнее. — Или серийным убийцей.

Я чувствую запах своего пота, и слезы снова подступают к моим глазам.

— Раздвинь ноги, — приказывает М.

Я закрываю глаза, напрягаюсь, но не могу сделать то, что он говорит, — мое тело сковано страхом и не способно двигаться.

— Давай! — повторяет М.

Я открываю глаза и смотрю на него. Лицо М. сурово и непроницаемо. Внезапно я понимаю: сегодня М. убьет меня. С этой маской он становится другим человеком, способным преступить грань допустимого. Так вот что видела Фрэнни в свой последний день перед тем, как он изрезал ее!

— Давай, — снова повторяет он, — ну же!

Я мотаю головой. М. сильнее прижимает нож к моей груди. Каким-то непонятным образом мои ноги раздвигаются. Их как будто двигает чья-то рука — моя воля в этом процессе никак не участвует.

— Шире, — говорит он. — Шире.

Мое тело стало липким от пота. Я облизываю пересохшие губы и раздвигаю ноги до тех пор, пока едва не сажусь на шпагат. Глядя на прижатое к моей груди острие ножа, я думаю о Фрэнни.

В мгновение ока нож оказывается у меня между ног, и я чувствую прикосновение холодной стали к своей промежности. Хныча, я смотрю на руку М.

— Не двигайся! — предупреждает он. Свободной рукой М. приподнимает мой подбородок, заставляя меня смотреть на него, а не на нож. Обдавая меня горячим дыханием, М. вплотную приближает свое лицо к моему.

Затем он устраивается у меня между ног. Закрыв глаза, я начинаю молиться высшей силе, чувствуя при этом, как М. скоблит ножом внутреннюю поверхность моего левого бедра. Я напрягаюсь, каждую секунду ожидая, что он вонзит его в мое тело.

М. продолжает скоблить — сначала один участок кожи, потом другой. Взглянув туда, я обнаруживаю, что он соскабливает с моей ноги отвердевший воск. Покончив с левой ногой, М. принимается за правую. Ни разу не поцарапав кожу, он очищает мой живот, затем ногтем счищает воск с моей груди и сосков. Закончив, он вводит палец во влагалище.

— А ты мокрая. Вот что значит легкий испуг. Я лежу неподвижно.

Встав, М. снова расстегивает ножны, кладет туда нож и бросает на стол, а потом, сняв с себя джинсы и нижнее белье, остается в черном капюшоне и перчатках, с повязкой на руке. Подойдя ко мне с напряженным пенисом, он берет со стола ключ и открывает наручники.

Свободна! Это происходит так неожиданно, что я на миг застываю в изумлении, а затем, опомнившись, опускаю руки и начинаю их растирать. Меня охватывают ощущения, которые не описать словами; я тяну время, пытаясь понять смысл того, что произошло. К глазам вновь подступают слезы.

— Черт бы вас побрал, — говорю я и пробую сесть. М. толкает меня обратно и берет мои руки в свои.

— Разве я тебя испугал? — поддразнивая, спрашивает он. Я хочу вырваться, но он слишком силен, а мои руки все еще болят.

— Не надо со мной бороться, Нора, — со смехом говорит М. — Это только сильнее меня возбуждает. — Он собирается меня поцеловать, но я отворачиваюсь.

М. встает.

— Может, мне снова тебя заковать?

Я отвечаю ему злым взглядом. М. возвышается надо мной с напряженным членом и капюшоном на голове, одновременно грозный и смешной.

После этого мы трахаемся. Не знаю почему, но я все еще сержусь на него. Мы лежим на узкой постели не в обнимку, но наши тела соприкасаются.

Сняв капюшон, М. бросает его на пол.

— Сегодня я обедал в Сакраменто, — говорит он, — перед тем, как ты приехала. И вот теперь праздник продолжается. Как красиво!

М. указывает на красные пятна у меня на животе. Их не очень много — большую часть времени он держал свечу достаточно высоко, чтобы воск успевал немного остыть, не вызывая на коже ожога, но и эти метки кажутся мне безобразными, не говоря уже о том, что они болят.

— Ты так эротично выглядишь! — М. проводит по мне пальцем. — Повернись — я хочу посмотреть свою работу у тебя на .заднице.

Я переворачиваюсь на живот, и М. довольно улыбается.

— Кожа цела? Мне кажется, что нет.

— Совершенно цела. — Он делает серьезное лицо. — Там просто несколько симпатичных красных рубцов. Я мог бы избить тебя сильнее.