– Она не рабыня. Больше не рабыня. Она моя подруга.

Ударяя себя в грудь, Сладкая Мари поранила палец об ожерелье с ядовитым зубом. Пошла кровь. Сладкая Мари озабоченно присвистнула, в ответ на этот зов безносый индеец упал на колено и принялся сосать и слизывать с грязного пальца ведьмину кровь.

– Ступай, – сказала она рабу, который понял ее не так, как я.

Он снял с крюка ее волосы и повел Сладкую Мари назад к седлу и, снова прикрепив косу, взгромоздил ведьму на потертое кожаное сиденье.

Качаясь, как ребенок, она заговорила:

– Значит, Обоеполая Ведьма хочет получить от Сладкой Мари сведения? Так?.. Селия, говоришь?

– Да.

– Нет! – выкрикнула Сладкая Мари с такой силой, что невидимые птицы вспорхнули с ветвей и те отчаянно заколыхались. – Это имя она сбросила. Как змея сбрасывает кожу. – Она молчала; качели взметнулись два, три, четыре раза, и только тогда Сладкая Мари продолжила: – Ту, кого ты ищешь, белые зовут Лидди, а в общине ее называют Цветочное Лицо… Сладкая Мари знает это.

– Вы… вы ее знаете? Селия близко?

У меня, недрогнувшей перед зловещей сестрой, подкосились ноги и стукнулись колени.

Но ведьма молча качалась. Во всю силу, взлетая все выше, описывая дуги все длиннее, насколько позволяла прикрепленная коса.

Но наконец:

– Ты ищешь эту самую Лидди?

– Да. Она… здесь?

Мне отчаянно хотелось найти Селию, но еще сильнее я желала услышать, что она никогда не удостаивала своим присутствием это чертово Зеркальное озеро.

Вопрос показался Сладкой Мари смешным, и вновь позолоченная солнцем зелень и глубокие тени ее владений огласились пронзительным хохотом.

– Нет, – отвечала она. – Что проку Сладкой Мари от негритянки, пусть и хорошенькой? Никакого. Никакого! Без надобности Сладкой Мари смоляная девка.

Оттолкнувшись ногой, она взлетела так высоко, что волосы чуть не стянули ее на землю. Безносый этого не видел, он стоял лицом к деревьям, так же неподвижно, как они. Это Пятиубивец шагнул вперед, чтобы предотвратить падение, но Сладкая Мари его остановила:

– Сладкой Мари не нужна помощь. – Она сняла руку с побега, на котором держались качели, и указала на меня. – Помощь нужна вот этой ведьме.

– Да, нужна.

– Тогда скажи слово «мена». Говори!

– Мена, – повторила я.

– Если Сладкая Мари даст, то получит что-то в обмен?

– Да.

– И если Сладкая Мари даст и получит что-то в обмен, и если Сладкая Мари оставит Ведьму с Петушком в живых, то что ей будет причитаться?

– Все, что пожелаете. – Пусть оскорбляет, пусть грозит, главное, она знает о Селии. – Все, что Сладкая Мари пожелает.

Проехавшись носками по грязи, ведьма остановила качели, выпрыгнула из седла, проворно сняла свои волосы с крюка и, согнувшись в три погибели, пересекла поляну. Теперь она стояла в каком-нибудь футе от меня, держа свои волосы на руках, как младенца.

– Мена, да. Сладкая Мари хочет меняться. Сладкая Мари даст тебе Цветочное Лицо, да. Но взамен Сладкая Мари хочет от тебя… кое-что. – Она поднялась на цыпочки, и следующие ее слова буквально шибанули мне в ноздри: – Войну. Сладкая Мари хочет войну.

«Назови какую-нибудь сестру».

Это потребовала Сладкая Мари.

Мы с Пятиубивцем шли за ней через поляну, безносый нес ее волосы. Мы шагали через изумрудные заросли. Солнце склонялось к западу, вокруг темнело, сгущались тени. Я не думала, что остров такой большой – до лагеря ведьмы мы добирались добрую четверть часа.

Первым, что я увидела, были закопченные горшки на бамбуковых стойках; дым от них отпугивал москитов. Участок не был полностью очищен, но несколько деревьев все же повалили, чтобы освободить путь к двум строениям. Нет, их было три. Параллельно друг другу тянулись два длинных сосновых вигвама с тростниковыми крышами, в конце стояло третье, намного меньшее здание. Бревна были кривые, в зазоры легко проходила рука; так же могла проникать туда и обратно вода, не разрушая строение. Но волновались ли когда-нибудь воды Зеркального озера – такие безжизненные, такие зловещие? Третье здание представляло собой квадрат, щели были надежно замазаны земляным бетоном – смесью глины, песка и ила. С первого взгляда я решила, что это коптильня. Во дворе между тремя строениями работали другие люди, тоже изувеченные. Женщин не было, одни мужчины. Когда мы вышли из леса, все замерло. Выделка шкур, помол зерна, починка рыболовных сетей, подпитка огня – все остановилось, все пали на колени, спиной к нам, каменными лицами к земле.

Безносого отослали. Протягивая Сладкой Мари ее волосы, он по-прежнему смотрел в землю. Так он и удалился – сделал два шага назад, повернулся на пятках и пулей бросился прочь. Это вывело ведьму из себя. Она что-то прошипела ему вслед или, быть может, плюнула.

Мы пошли в правое здание. Оно было поднято над землей, и вела туда лесенка из разновысоких обрубков бревна. От лесной почвы нижний этаж отстоял на четыре-пять футов, со всех четырех сторон тянулись бамбуковые загородки. Когда я шагнула в коридор, который шел вдоль стены, выходившей во двор, мне почудился под ногами шорох. Я находилась там, под тростниковой крышей, когда в дверь, завешанную полосками оленьей шкуры, вошла Сладкая Мари. Лишь только хозяйка скрылась из виду, работники, как я заметила, вернулись к своим занятиям.

Внутренняя отделка длинного вигвама была скромная, мебели немного. Во всех стенах имелись окна, но все же было темно. Я различила деревянные обрубки, служившие на сей раз стульями, и на них парусиновые подушки, из которых торчал мох. Один за другим стояли два дощатых стола, третий, у дальней стены, был развернут поперек узкого помещения. Внутри никого не было, кроме Сладкой Мари, Пятиубивца и меня.

Следуя за Сладкой Мари в дальний конец комнаты, я услышала вроде бы сопенье и фырканье, и дощатый пол у моих ног выгнулся. Я остановилась. Тишина. Еще шаг-другой и… если бы Пятиубивец не схватил меня за локоть, я бы ступила на окровавленную бамбуковую решетку, которая была вставлена в пол, а может быть, и провалилась бы сквозь нее, и уж во всяком случае сломала бы каблук… Стойте. Рассказ об этом чудном приспособлении еще впереди.