Хосе Антонио казался удивленным.
– В четверг, то есть вчера? Вчера утром я почувствовал себя плохо и пошел к врачу.
– У какого врача вы лечитесь?
– У доктора Мирамара, это наш семейный врач.
– А на работе у себя предупредили?
– Я считал это необходимым. А вдруг возникнет какая-нибудь сложность, какое-нибудь срочное дело?
– И вы действительно были у врача?
– Разумеется. Я записался, на прием около восьми и стал ждать доктора Мирамара. Его жена сказала, что он куда-то пошел. Так ведь и прием начинался с десяти. Украли что-то у доктора?
Тон у Хосе Антонио был располагающий.
– Нет, – поспешил внести ясность Осорио. – Обокрали одного служащего из зоопарка.
– Охотно верю, здесь еще хватает бандитов. Окружат кого-нибудь и отнимут деньги.
– У этого человека отняли не деньги.
Ожидая, когда офицер продолжит, Хосе Антонио застыл с выражением несколько глуповатого любопытства на лице.
– У него отняли гномов.
– Гномов?
– Да, похоже, они представляют какую-то ценность. А потом его бросили в ров со львами. Его пытались убить.
– Пытались… убить?
– Совершенно верно, но не удалось. Вам плохо?
Осорио подошел к Хосе Антонио и положил ему руку на плечо. Хосе Антонио был очень бледен.
– Это почки. Иногда у меня бывают колики. Будьте добры, дайте мне, пожалуйста…
Рубен принес ему стакан воды. Выпив воду, Хосе Антонио поблагодарил его.
– Проклятые камни. Спускаются в мочевой пузырь, и кажется, внутренности тебе кто-то кромсает кинжалом.
– Вам лучше?
Хосе Антонио кивнул.
– Как я уже сказал, – снова заговорил, сев на свое место, Осорио, – Хайме Сабас остался жив. – Офицер внимательно посмотрел на Хосе Антонио. – Вас что-то удивляет?
– Дело в том, что я знаю Хайме Сабаса, он служил у моего брата, садовником был. Я очень удивлен случившимся и хотел бы видеть его – он так хорошо относился ко мне.
– Сейчас это невозможно. Он в госпитале.
Хосе Антонио улыбнулся, в его светлых глазах блеснула насмешливая искорка.
– Я был бы рад поговорить с ним. Уже несколько лет я его не видел…
– Хосе Антонио, – снова прервал его Осорио, – вас никак не заинтересовала кража гномов?
– Нет.
– Разве вы не знаете, что они принадлежали вашему брату?
– Ах, эти! Да, я знал, что Хосе Мануэль купил как-то семь гномов из сказки про Белоснежку, но не знал, что это те самые. Так вот как, оказывается, наша семья причастна к краже?
Осорио кивнул, вынул из ящика стола чистый лист бумаги и протянул его Хосе Антонио вместе с шариковой ручкой.
– Напишите, пожалуйста, здесь свое полное имя и домашний адрес.
Хосе Антонио с улыбкой повиновался, поставив внизу энергичную подпись. Уже в сотый раз Осорио смотрел на его правую руку: все пальцы на ней были целы.
– Никуда не уезжайте, – сказал Осорио, провожая его до дверей, – следствие продолжается, и вы нам еще можете понадобиться.
– К вашим услугам, лейтенант.
После его ухода Осорио подошел к окну.
– Надо проверить, Рубен, действительно ли Хосе Антонио Трухильо был на консультации у доктора Анхеля Мирамара в четверг с восьми до десяти утра.
– Слушаюсь. Я уже записал себе.
– Итак, продолжим – мы не можем терять время.
Уже в машине сержант задал вопрос, который давно вертелся у него на языке.
– Почему ты ему сказал, что Сабас жив?
– Сам не знаю, какое-то внезапное озарение, еще неясная мысль.
– Думаешь, он убийца?
– А ты?
– Против него нет улик.
– Согласен, однако отсутствие доказательств и улик еще не говорит о невиновности.
– Если он действительно был у врача между восемью и десятью часами утра, он не мог совершить преступление.
– Логично. Но где доказательства, что он там был?
– Они нам неизвестны.
– Как неизвестно, действительно ли у него были почечные колики или это была его реакция на мои слова, когда я сказал, что Сабас жив.
– Потом он успокоился.
– Нет, он понял, что я солгал. Мне показалось даже, что он угадал ход моей мысли. Во всяком случае, пока очевидно одно: его ненависть и презрение к брату.
– Кстати, – воскликнул Рубен, щелкнув пальцами, – я забыл тебе сказать, что дом в Сьюдамаре, который принадлежал Хосе Мануэлю, после победы революции превращен в детские ясли. Называются они «Исмаэлильо» и расположены рядом с домом для престарелых. Старые по соседству с малыми. – Рубен улыбнулся. – Дом был национализирован в пятьдесят девятом году, и никто в нем тогда не жил.
Остановив машину у дома доктора Мирамара, Осорио и Рубен вышли и были удивлены, не увидев в приемной ни одного пациента. Однако жена врача рассеяла их недоумение.
– По пятницам Анхель не принимает.
– Мы хотели бы видеть его, сеньора.
– Он мне сказал, что обедать дома не будет и что собирается идти к вам давать… как это… он назвал…
– Письменные показания.
– Да-да, правильно.
– Мы не можем ждать доктора и очень просили бы вас нам помочь.
– Но Анхеля нет и… Я не знаю, как он к этому отнесется…
– Это совершенный пустяк. Нам нужно лишь посмотреть список больных, которые были на приеме у вашего мужа в четверг.
После некоторого колебания женщина пригласила их в библиотеку. На письменном столе, на том же самом месте, что и в прошлый раз, лежала тетрадь, куда заносились имена пациентов. Женщина протянула ее Осорио, Осорио просмотрел запись четверга, и Рубен тоже – из-за плеча своего начальника.
– Здесь нет имени Хосе Антонио, – сказал он, – а это значит…
– Кто вам нужен, скажите, пожалуйста. Я помогу…
– Мы ищем пациента по имени Хосе Антонио Трухильо.
– Ах, Пепе! Но его полного имени вы здесь не найдете. – Женщина взяла тетрадь, и ее указательный палец скользнул по странице. – Вот, пожалуйста: Пепе Тр. – Она вернула тетрадь Осорио. – Поскольку он наш старый пациент и к тому же знакомый, я записываю его как Пепе и добавляю Тр., чтобы не спутать с другим Пепе, тоже нашим знакомым. Здесь записаны те, кто получили консультацию. Видите, Пепе был принят в десять двадцать пять.
– А где предварительная запись?
– Вот она. – Женщина приподняла чучело обезьяны, державшей коробок со спичками. – Кажется, если только я не ошибаюсь, Пепе записался рано и ждал Анхеля. Я помню это потому, что поила его кофе и просила посмотреть Клотильду. – Она улыбнулась. – Клотильда это моя кошка, уже несколько дней она не ест и гуляет по крышам.
Во второй тетради имя Хосе Антонио, на этот раз полное, было тотчас обнаружено.
– Согласно этой записи, Хосе Антонио Трухильо пришел на прием в восемь часов пять минут утра. У вас хорошая память.
– А что я вам говорила?!
– Хорошо, но почему здесь его имя написано полностью?
– Это объясняется очень просто. При предварительной регистрации Анхель не разрешает мне записывать имена моим способом. Он должен знать полное имя пациента. Иногда приходится делать запросы, наводить справки в архиве, понимаете? А уж потом, когда я регистрирую тех, кто получил консультацию, я могу писать имя пациента, как мне нравится. Так распорядился Анхель, а он человек очень аккуратный.
Пятница, после обеда
Феликсу Арриасе было велено дождаться доктора Анхеля Мирамара, взять у него письменные показания, приложить их к показаниям Хосе Антонио Трухильо и отправить вместе на графическую экспертизу для сравнения с почерком, которым была написана записка, найденная в кармане рубашки Хайме Сабаса.
Осорио же с Рубеном отправились к Хулии Пардо, вдове Хосе Мануэля Трухильо. Времени у них было в обрез. Затормозив прямо у дома, они почти побежали к воротам.
Сквозь решетку ограды виднелся внутренний дворик, довольно обширный, с еще сохранившимися растениями, за которыми, судя по всему, когда-то тщательно ухаживал хороший садовник. Скамейки едва можно было различить среди высокой травы; клумбы, от которых расходились выложенные камнями дорожки, были запущены. Ворота открылись только после второго звонка. Они вошли.