У Грини. Гриня сидит в клуне у своего участка, весь в поту и не знает, что делать. Всё отрицает и разговаривать не желает. Манохин уходит и видит на кустах прибитую ветром банковскую обертку.

И он представляет себе, как Гриня выкопал свои 15 тыс<яч> в пластиковом мешке (и если это трешками — то мешок огромен!), и что ему делать дальше? Не предусмотрел Гриня. Домой нельзя — там семья. Довериться кому-либо — страшно подумать. Выпить охота, а как сбегать за водкой, оставив мешок? Да, продал душу Гриня, да неудачно. И тут Манохин останавливается: «Продал я душу. И неудачно». Где это он слышал такие слова — совсем недавно? Вспомнил: это Карл.

И он идет к Карлу.

Отчаянный разговор. Карл пьян и как в бреду. Вещи разбросаны. В доме кавардак.

Рассказ Карла. См. завершение.

Торговал Агасферу душу сына. Жена подслушала, схватила сына и убежала с чемоданом.

Карл напивается до блевоты, Сергей его раздевает, укладывает, прибирает и сидит, пока не возвр<ащается> жена с сыном.

Разговор с женой.

А пока дожидался, наступило озарение, он понял, что нужно сделать с теорией двойных, торопливо работает, лихорадочно пишет, а затем видит, что это ни хрена не стоит.

27.11.1981

4 сент<ября>. 21.00

В номере с Агасфером. Манохин приступает к переговорам о переделке законов природы. Он в отчаянии от новой неудачи своего «озарения» по поводу теории и прямо предлагает свою душу Агасферу [Вставка: «Вставить вопрос Манохина о Карле. „Я его предупреждал!“»] за изменение законов природы в соответствии с теорией. Агасфер: это ужасно трудно. Предлагает: 1) затормозить науки, чтобы теории хватило на век Манохина: а) воздействие на наблюдательную аппаратуру; б) создание мнения, что Манохин достиг идеала; в) укрощение энтузиастов путем неприятностей на работе или отфутболиванием вверх; 2) не изменяя законов природы, использовать существующие, чтобы создать весьма малую статистику: подвинуть газовые облака, передвинуть звезды — какие ближе, какие дальше. Это предполагает большую архивную работу — уничтожить или подчистить прежние наблюдения. На это начальство, пожалуй, пойдет. Манохин всё это отвергает, потому что это связано с обманом большого количества людей. Тогда Агасфер отступает и предлагает составить проект изменения законов природы, необходимых для теории. Пыхтят. Агасфер в этом плавает, Манохин тоже. «На чье имя?» Агасфер задумывается. «Пишите на мое». Сверху оставьте место, а ниже пишите: «Зам<естителю> нач<альника> отд<ела> снабжения Пруд-д-д-кову от ст<аршего> н<аучного> с<отрудника> и т. д.»

5 сент<ября>. 11.00 воскрес<ение>

Проснувшись, Манохин слушает разговор Агасфера с Колей и Олей. Простодушные энтузиасты, трагические фигуры. В их представлении вокруг хорошо и только в городе плохо, и не всё плохо, а портят дело отдельные начальники: заврайоно, директор и т. д., а вместе с тем есть такие-то и такие-то учителя-энтузиасты, экскурсии за город, третьяковки и т. д. Мы слышали, что вы принимаете души. Возьмите и уберите эти помехи. Агасфер молчит и слушает. Мальчик: директор школы хапуга и жулик. Девочка: правильно, но без этого нельзя, иначе остались бы без дров, и зимой все бы замерзли. Так они пререкаются и доходят до того, что всему виной международное положение. И тут Агасфер: в политику не вмешиваюсь, свою коммерцию на Западе подрывать не желаю.

(«Завуч торгует на базаре мясом…» «Мясом учеников?» — с ужасом спрашивает Агасфер.)

Этот разговор Манохин слушал вполуха, умываясь, завтракая, бреясь и т. д. Не дослушав, уходит. Всё ему обрыдло, на уме трагедия Карла, собственная трагедия, не может он больше оставаться под одной крышей с Агасфером. У дверей гостиницы только что из города прибыл автобус. Толпа. В центре стоит и витийствует Женя Демченко. Он рассказывает о панике в городе: у райторга очередь на получение талонов на продажу души. Он приехал, чтобы всех позвать в город. И все лезут в автобус, потому что водитель панически гудит нетерпеливо. И тут выскакивает Агасфер, лезет в переполненный автобус и необъяснимо оказывается в середине автобуса.

Манохин с удивлением видит, что Женя остался. «Жень, автобус-то уходит!» — «А чего мне в городе делать? В буфет надо идти, пиво обязательно привезут. Пойдем». — «Не хочу пива». — «Так что же я на тебя столько времени потратил?»

5 сент<ября>. 20.00

«Как я понимаю, силы империализма вы уничтожить не можете?»

Является чем-то очень довольный Агасфер. Стучит к Манохину, дает ему заявление с резолюцией: «Ха-ха» и непонятной крючковатой подписью. Манохин испытывает неожид<анное> для себя огромное разочарование. Ему даже смешно — как он мог так сильно надеяться получить за «субстанцию» измененную Вселенную. Агасфер на него внимат<ельно> глядит и говорит: «Не так вы относитесь к этому вопросу. Вот как надо относиться», — и включает магнитофон с записью (магнитофон из портфеля, кассету из кармана) Суслопарина.

Три линии беседы:

1) описание предлагаемых сотрудников,

2) продвижение по службе Суслопарина,

3) провокации Суслопарина.

Продажа душ = поставки шиповника.

Вознаграждение — госцены — тут и начинается путаница, после которой отчаявшийся Агасфер предлагает перейти к разговору без кода. «Можно подумать, что у вас записывающая аппаратура!» — «Н-ну, не знаю… Я не устанавливал, а ручаться не могу». — «Тогда давайте переписываться». — «Давайте». Тишина. Затем Агасфер: «Я не понимаю, что это у вас… Су… Сун…» — «Это сустанция!» — важно говорит Суслопарин. «Нет, давайте лучше говорить, вы меня в гроб вгоните».

М<ежду> п<рочим,> официальный предлог визита Агасфера к Суслопарину — это именно вопрос об организации сбора дикого шиповника, в изобилии растущего в окрестностях обсерватории.

[Внизу отделено чертой: «Беда не в том, что наблюдения не совпадают с теорией, требуют каких-то поправок к теории. Наблюдения мою теорию просто уничтожают! Она не верна с самого начала, и я не знаю, с чего теперь начинать».]

Процедурный вопрос: как заставить сотрудников поставить кровавую роспись под распиской? Не согласятся. Суслопарин: можно под видом медицины: поставить фамилии, кровь-де для исследования, а саму расписку потом приписать сверху. Агасфер: не пойдет. Души, проданные добровольно, отличаются от душ, проданных обманом, как водка и вода. Вы пили когда-нибудь воду? Нет, — ответил Суслопарин рассеянно. — Чай, борщ… мороженое… Да, это затруднение.

Во время разговора телефонные звонки сверху и снизу, и он то воркует, то рявкает. Один из звонков про сауну.

6 сент<ября>. 10.00 понед<ельник>

В начале главы Манохин, идя на работу, думает со слезами на глазах: «Черт возьми, надо Карла спасать. Ну на кой черт мне эта душа, субстанция, или как ее…»

Приходит на работу, ему передают, что вызывал Карл. Разговор у Карла. Подоплека: для Карла Манохин невыносим как свидетель его позора, надо убрать его с глаз раз навсегда. Цель: подвести его к мысли подать по собственному желанию. (Еще: когда он приходит, Серафима, непривычно напряженная, предлагает ему подождать. Он ждет в предбаннике, вдруг дверь в директорскую распахивается, выходит Суслопарин, весь красный, злобный, растерянный и, бормоча: «Мы еще посмотрим, кто кого», — скрывается у себя за дверью. Манохин входит, Карл холоден и трезв — красавец, образчик советского ученого из кинофильма сталинских времен. Предлагает написать отзыв на диссертацию Засранцева. «Провалить?» — радостно спрашивает Манохин. Карл:

«Зачем же? Поддержать. Работа интересная». Манохин: «Как же так? Мы же весной еще с тобой говорили, ты сам сказал, что не выступишь против своего учителя, что не станешь вмешиваться в их грызню…»

Когда Манохин, спотыкаясь о мебель, выбирается в прихожую, там сидит бледный парторг, ставленник Суслопарина. [Сбоку добавлено: «Отыграть его раньше…»]