Пожалуй, робот не мог лучше передать понятие «смерть». Правое веко его опустилось. Фотоэлемент уничтоженного глаза продолжал еще гореть оранжевым светом.

— Прощай, Бишоп, — прошептала Рипли. И нажала на кнопку отключения.

Единственная рука взметнулась и затрепетала в почти человеческой агонии. Через несколько секунд она замерла — и сразу, одновременно с этим, погас оранжевый огонек.

И тут же Рипли настороженно обернулась, вскочила, спешно задергивая полупрозрачную занавесь, отгораживающую ее койко-блок. В коридоре, по направлению к дверям, слышались торопливые шаги множества ног, взволнованные голоса, какой-то не то стон, не то визг…

Кто-то спешил к медицинскому отсеку.

Они ввалились в дверь слитной массой — и сначала было не разобрать, кто это, сколько их и какова цель их прихода. Однако вскоре выяснилось, что двое — это были Дилон и Смит — полунесут-полутащат третьего. Третий был весь заляпан кровью, лица его не разобрать, но оно, должно быть, искажено смертельным ужасом: он отчаянно и как-то по-растительному бессмысленно бился в зажавших его тисках рук и визжал, визжал не переставая, будто он не человек, а испортившийся механизм, способный производить только визг.

Сразу же за этой тройкой, неловко согнувшись, спешил врач. Он, должно быть, на ходу пытался произвести осмотр. А еще дальше, отставая на шаг, шествовал директор Эндрюс. Он никуда не спешил и никого не пробовал осматривать.

— Не я, не я! — вопил Голик, вырываясь из растерянных, но цепких объятий своих сопровождающих. — Я не делал этого, нет, не делал!

— «Этого» — чего? — холодно спросил Эндрюс.

— Ничего! — Голик, которого уже было уложили на койку, дернулся так, что слетел с нее на пол. — Я никого не…

— А кого ты — да? — Эндрюс, похоже, испытывал какое-то садистское удовлетворение от допроса в такой форме.

— Никого! Я не убивал их, нет, нет! Это не я! Это… это дракон! Огромный дракон, он сидит на потолке, он откусывает головы, никто не сможет устоять против него, не я, не я… Голик задохнулся от нахлынувших жутких воспоминаний. Дальнейшую его речь трудно было разобрать, она потеряла контуры осмысленности. Голик стонал, выл и плакал, размазывая дрожащей рукой по лицу кровь, грязь и слезы. Директор с неудовольствием вынужден был отступиться от него.

— Да он окончательно спятил! — в досаде Эндрюс сплюнул прямо на пол. — Его надо просто на цепь посадить, как взбесившуюся собаку, пока он не перекусал тут всех.

При этих словах Дилон бросил взгляд на Эндрюса, но ничего не сказал.

— Так точно, сэр, он абсолютно сумасшедший, — охотно подхватил Смит. — И нужно действительно принять срочные меры, чтобы..

В ответ по нему словно выпалили из двух стволов:

— Заткни свою поганую пасть, ты, Восемьдесят Пять!

— Нет никаких оснований ни для паники, ни для ваших «срочных мер», мистер Смит! — сухо отчеканил директор. Действительно, для полного счастья ему только паники и не хватало в этой ситуации. Однако в то же время заключенным и впрямь следовало показать, что администрация контролирует положение. Причем показать это нужно прямо сейчас.

— Мистер Клеменс!

— Да, сэр?

— Будьте добры, сделайте укол этому идиоту.

Клеменс замер в недоумении: в этот миг он уже вонзил иглу в предплечье Голика и теперь как раз вводил ему в вену успокаивающую смесь. Но директору просто необходимо было отдать какое-нибудь распоряжение.

— Обождите. Сейчас, когда успокоительное уже начало действовать, но еще не привело его в полную отключку, мы можем узнать, что случилось с братьями, — проговорил Дилон. — Ты слышишь меня, Ян? Где Бомс, вы нашли его? А что случилось с Рейнсом?

Дилон не кричал, он говорил тем проникновенным шепотом, которым ему так хорошо удавалось убеждать людей. Кажется, это подействовало: Голик, который только что трясся и икал от страха, вдруг как-то притих, в глазах его появилось осмысленное выражение.

Но в тот самый момент, когда он уже почти готов был заговорить, тишину прорезал металлический голос Эндрюса:

— Слушай, преподобный, ну что ты рассчитываешь от него услышать, черт возьми вас обоих?! Надо сформировать поисковую бригаду, может, она хоть что-то найдет… Судя по всему, этот подонок просто убил их обоих. И Бомса, и Рейнса. А теперь весьма талантливо разыгрывает перед нами помешательство!

Он наклонился над койкой, удавьим взглядом впившись в зрачки вновь онемевшего Голика.

— Ну что? Так это все и было, да? А ну-ка, выкладывай, избавь нас от лишней работы!

И тут Голика вновь прорвало. Он повалился на кровать, скуля и дергаясь в судорогах возобновившегося приступа.

Дилон медленно выпрямился. Огонь полыхал в его глазах за стеклами очков, а на лице застыла маска ярости. Он мог бы сказать, что с Бомсом приключилась беда еще в тот момент, когда и Голик, и Рейнс находились в круге свечей. Но он не пошел по пути предъявления доказательств.

— Вам это не известно. Возможно, Ян обманывал вас — как и вы его, но он никогда не говорил неправды МНЕ! Может быть, он сумасшедший, может быть, он негодяй — но он не лжец! И я не советовал бы вам обвинять в убийстве или во лжи кого-нибудь из моей паствы, если вы не уверены в этом!

— Что-о?

Они стояли друг против друга — два вождя, два лидера, два мира, одинаково опасных и беспощадных. Клеменс и Смит боялись пошевелиться, нутром ощутив, что любое движение может спровоцировать взрыв. Только безумные причитания, доносившиеся из уст бьющегося на койке Голика, нарушали молчание.

Внезапно рядом с Пресвитером и директором со звонким шорохом раздвинулась пластиковая занавеска — и оба одновременно повернули головы на звук.

— Нет, он не лжец. К сожалению, он говорит правду.

В образовавшемся проеме стояла Рипли. Она кивнула в сторону койки:

— Мне нужно бы поговорить с ним об этом… драконе, как он его назвал.

— Да ничего вам не нужно, лейтенант! — в голосе Эндрюса досада смешивалась с облегчением. — И ни с кем вы не будете разговаривать! Меня не интересует ваша точка зрения, поскольку вы не знаете подоплеки событий. — Директор небрежно указал пальцем на Голика: — Вам неизвестно, что этот человек — убийца. — (Он говорил о Голике так, словно того не было рядом с ним.)— Причем убийца со стажем. Во время своей прошлой деятельности он убил, если не ошибаюсь, пятерых, проявив при этом немалую изобретательность и совершенно зверскую жестокость. Не так ли, мистер Дилон?