– В данный момент у нас три лучника, уважаемый господин, – сказал его старший секретарь.
– Ну, а мне нужно пять, – холодно произнес супрефект.
– Вам разрешено ехать с четырьмя. Так сказано в правилах. Когда это вызвано необходимостью, и так далее. Вы просто подаете рапорт.
Это сказал его младший секретарь, занимающийся налогами. Он не встал. Фуиню он не нравился.
– Это мне известно, – ответил Ван Фуинь (в действительности он, конечно, об этом забыл). – Но у нас только три лучника, так что это не решает дела, не так ли, Ло Фон?
Три секретаря молча смотрели на него. Бледный свет солнца вливался в управу через открытые окна и двери. Начиналось погожее осеннее утро. Ван Фуиню хотелось побить кого-нибудь палкой.
Ему в голову пришла одна мысль.
Она родилась из раздражения по поводу сложившихся обстоятельств и того факта, что Жэнь Юань стоял прямо перед ним у своего стола, сжав руки и почтительно склонив голову, так что видны были его седые волосы, поношенная черная шляпа и простые шляпные булавки.
– Жэнь Юань, – спросил он, – где ваш сын?
Его секретарь поднял взгляд, потом быстро опустил глаза, но не раньше, чем Ван, к своему удовольствию, заметил в них страх.
– Жэнь Цу сопровождает начальника полиции Ляо, уважаемый господин.
– Это я знаю, – старший сын секретаря проходил обучение на стражника. Нужно иметь при себе сильных молодых людей, когда собираешь налоги. Самому Фуиню предстоит сказать последнее слово, нанимать ли Цу. Молодой человек не отличался особым умом, но это и не нужно для некоторых задач. Секретарям, даже в соответствии с «новой политикой», платили мало. Одним из преимуществ этой должности, однако, была возможность пристроить сыновей в управу. Так теперь делаются дела.
– Нет, – задумчиво произнес Фуинь, – я имею в виду вашего младшего сына. Я могу его использовать. Как его зовут?
– Дайянь? Ему всего пятнадцать лет, уважаемый супрефект. Он еще школьник.
– Уже нет, – кисло ответил Фуинь.
Местного учителя, Туань Луна, ему будет не хватать. Он не стал другом, но его присутствие в Шэнду было… благом. Даже жена Фуиня с одобрением относилась к нему. Лун был образованным, с хорошими манерами (пусть даже иногда слишком ироничным). Он знал историю и поэзию, явно имел опыт жизни в Ханьцзине и обязан был проявлять приятную почтительность к супрефекту, так как дважды провалился на экзаменах, а Фуинь сдал их с первой попытки.
– Господин Ван, – сказал старший секретарь, снова кланяясь, – я надеюсь, мой недостойный младший сын когда-нибудь станет посыльным, возможно, даже секретарем в управе, да. Но я бы не посмел просить вас об этом, пока он не станет старше… года на два или даже три.
Другие секретари жадно слушали. События явно нарушили утреннюю скуку. Убийство в деревне семьи Гуань, а теперь еще и это.
В управе служили четыре, иногда пять посыльных: двое из них сейчас стояли за дверью, готовые бежать с поручениями по городу. Надежды Жэнь Юаня по поводу сына были разумными, как и время, которое он назвал. Он был разумным человеком.
Но супрефекту нужно было совсем другое в это неприятное утро, ведь его ждала перспектива тягостного путешествия и трудной ночи, а в конце пути его ждал труп.
– Да, все это может случиться, – ответил Фуинь самым рассудительным тоном, – но в данный момент мне он нужен для другого. Мальчик умеет держаться в седле?
Жэнь Юань заморгал. У него было морщинистое, длинное, встревоженное лицо.
– В седле? – переспросил он.
Супрефект устало покачал головой.
– Да. Пошлите за мальчиком. Мне он нужен немедленно, со всем, что необходимо для путешествия. И с его луком, – резко прибавил он. – Он должен взять с собой лук.
– Лук? – повторил несчастный отец.
Но его голос открыл две вещи. Во-первых, он хорошо понял, что у супрефекта на уме. А во-вторых, он знал о луке.
Ван Фуинь знал о нем, потому что знать подобные вещи входило в его обязанности. Информация имела большое значение. У отца, наверное, были свои способы узнать то, что мальчик, несомненно, считал своей тайной.
Если бы супрефект обладал более действенной полуулыбкой, которая передает насмешку и превосходство, он бы ею воспользовался. Но жена сказала ему, что когда он пытается изобразить подобное выражение на лице, у него такой вид, будто он страдает расстройством желудка. Он удовольствовался тем, что еще раз слегка покачал головой.
– Он пытается овладеть стрельбой из лука. Я не сомневаюсь, что вы это знаете. – Ему внезапно пришла в голову мысль. – Действительно, я полагаю, что учитель Туань сообщил вам в свое время о своем желании сделать мальчику такой подарок.
Еще одна догадка, подтвержденная выражением лица отца. Огорчение этого дня не исчезло, но из него можно извлечь некоторое маленькое удовольствие. Ну, в самом деле! Если Жэнь Юань считает это путешествие опасным для сына, то каким оно может быть для его начальника? Есть повод возмутиться!
Ван Фуинь решил быть снисходительным.
– Ну, ну, – произнес он. – Это будет для него полезным опытом, а мне действительно нужен четвертый лучник. – Он повернулся к третьему секретарю. – Отправьте посыльного за мальчиком. Еще раз, как его зовут?
– Дайянь, – тихо ответил его отец.
– Найдите Жэнь Дайяня, где бы он ни был. Скажите ему, что он нужен в управе, и чтобы взял с собой тот лук, который подарил ему учитель Туань, – супрефект все-таки позволил себе полуулыбку. – И стрелы, разумеется.
* * *
Его сердце сильно забилось в тот момент, когда посыльный из управы нашел его, он как раз возвращался через поля из бамбуковой рощи.
Это не был страх перед путешествием. В пятнадцать лет не боятся такой редкой возможности: выехать из города в качестве лучника охраны уважаемого супрефекта, выполняя приказ императора. Как можно этого бояться?
Нет, его одолел мальчишеский страх, что родители не одобрят того, чем он занимался, что их рассердит то, что он держал это в тайне – упражнения с луком, стрельбу по целям, изготовление стрел, утренние тренировки с бамбуковыми мечами.
Оказалось, они все время знали об этом.
По-видимому, учитель Туань заранее поговорил с ними насчет подарка. Он сказал родителям, что это средство направить независимость и энергию Дайяня в нужное русло, средство сохранить его душевное равновесие, поддержать в нем уверенность. И что все это может оказаться важным, когда он продолжит подготовку к экзаменам и, может быть, поедет в Ханьцзинь, ко двору.
Мать рассказала ему об этом дома, когда он поспешно вернулся вместе с посыльным, который остался ждать снаружи. Она говорила так быстро, что Дайянь едва успевал все это осознать. Оба его родителя знали о его утренних занятиях в лесу? Да, необходимо уехать и остаться одному, чтобы подумать об этом. Такая информация могла изменить мир, твое ощущение этого мира.
И, по-видимому, супрефект тоже об этом знал. И позвал Дайяня – назвав по имени! – чтобы охранять его во время поездки в одну из деревень. Чтобы расследовать убийство!
Неужели Царица-мать Запада все-таки обратила свой взор в его сторону? Неужели он достоин такой удачи?
Его мать действовала быстро и умело, как всегда. Она скрывала свои чувства за быстрыми движениями. Собрала ему сумку с едой, холодным чаем и сменой одежды (собственно говоря, отцовской, они теперь носили один размер), чтобы он не опозорил их перед незнакомыми людьми и супрефектом. Выражение ее лица не изменилось – в присутствии посыльного, – когда Дайянь вернулся и принес свой лук и колчан из укромного места в сарае. Он взял сумку из ее рук. Дважды поклонился. Сказал до свидания.
– Не урони честь своей семьи, – сказала она, как говорила всегда.
Он колебался, глядя на нее. Тогда она протянула руку и сделала то, что всегда делала, когда он был маленьким: дернула его за волосы, не так сильно, чтобы сделать больно или потревожить шпильки в его волосах, но прикоснулась к нему. Он вышел. Оглянулся назад и посмотрел на нее в дверном проеме, уходя прочь вместе с посыльным.