Политработников в данной таблице представляют полтора десятка дивизионных и бригадных комиссаров. В основном это начальники политотделов дивизий и военных школ, за исключением нескольких помполитов стрелковых корпусов. В бригадном звене освобожденных наибольший процент приходится на командиров дивизий. Далее по нисходящей идут командиры бригад (механизированных, танковых, авиационных, железнодорожных), начальники военных школ и училищ, коменданты укрепленных районов, начальники штабов корпусов.

Если взять за аспект анализа воинские звания высшего комначсостава, то видим такую картину. В числе освобожденных в 1939—

1941 гг. совсем нет командиров в звании «комкор», а корпусных комиссаров всего лишь три — М.Ф. Березкин, И.П. Петухов и Г.Г. Ястребов. К тому же Ивана Павловича Петухова через месяц после выхода из тюрьмы снова подвергли аресту и последующему суду. Командиров в воинском звании «комдив» среди освобожденных накануне войны насчитывалось (с учетом А.Б. Елисеева. — представителя Военно-Морского Флота) всего лишь семнадцать человек. В эти годы получили свободу и возможность возвратиться в строй Красной Армии считанные единицы «дивинженеров» и «диввоенюристов», а также дивизионных комиссаров.

Командиры в воинском звании «комбриг» представлены в таблице в более крупном объеме, нежели другие звания бригадного звена. Относительно комбригов, повторяю, составленный перечень не является полным и он нуждается в дальнейшей разработке.

Второй вывод касается количества освобожденных по годам. Из таблицы видно, что наибольшее их число вышло на свободу из застенков НКВД в 1940 г. Несколько меньше эта цифра в 1939 г., и совсем немного бывших узников тюрем и лагерей приходится на

1941 г., а точнее — на его первую половину. Дело в том, что в связи с началом войны в лагерях задержали тех заключенных, по чьим делам пленум Верховного суда СССР отменил приговоры Военной

коллегии. Как это было с дивизионным комиссаром П.И. Колосовым (Заикой), когда его из Норильска в начале июня 1941 г. установленным порядком отправили в Москву для пересмотра дела, По всем признакам этот пересмотр должен был окончиться освобождением заключенного. Однако до Москвы Павел Иосифович не доехал — его задержали в Красноярске с мотивировкой «нецелесообразности» пересмотра дела в условиях войны. А вскоре Особое Совещание при НКВД СССР «впаяло» ему пять лет заключения в ИТЛ, срок которого он отбывал в Канске.

Бросается в глаза еще одна особенность — соотношение числа освобожденных из-под ареста высших командиров и новых арестантов среди них. Налицо такая связь — в 1939 г. увеличивается количество освобожденных и уменьшается (по сравнению с предыдущим 1938 г.) число арестованных из состава элиты РККА. В 1941 г. все наоборот — количество освобожденных уменьшается, зато начинается новая волна арестов, о чем более подробно будет сказано в главе «Охота на генералов». Несколько особняком в этом плане стоит 1940 г., когда аресты среди высшего комначсостава были сведены к минимуму, а число освобожденных было наибольшим.

Третий вывод касается вопросов назначения на должности освобожденных из заключения командиров и политработников, военных инженеров и юристов. Из таблицы видно, что и после освобождения бывшие подследственные и зэки, формально восстановленные в кадрах РККА, все же продолжали вызывать недоверие у политического и военного руководства страны. Иначе чем объяснить тот факт, когда заслуженных, боевых командиров, неоднократно отмеченных за свои подвиги государственными наградами, имеющих огромный опыт руководства соединениями, тем не менее не допускали к командованию дивизией и корпусами в то время, когда была острая необходимость в руководителях именно такого звена.

Например, какой такой нуждой было вызвано назначение бывшего командира авиационного корпуса (корпуса!) комдива А. А. Туржанского помощником начальника Таганрогской школы летчиков. Это того самого Александра Туржанского, которого по праву называли в Красной Армии пионером штурмовой авиации. Или бывшего помполита стрелкового корпуса дивизионного комиссара

А.В. Усатенко —заместителем начальника ремонтного завода. Другому опытному политработнику — помполиту стрелкового корпуса дивизионному комиссару И.В. Сазонову — дали только должность заместителя интенданта харьковского военного округа. Должность, которую в нормальных условиях должен был занимать тыловой командир в воинском звании не выше интенданта 1-го ранга.

А бывшего начальника авиационной школы комбрига П.Г. Фесенко назначили всего-навсего начальником тыла авиаполка.

И совсем немного освобожденных командиров соединений (корпусов, дивизий, бригад) вернулись к своим привычным доарестным обязанностям. Так, снова пошел на корпус комдив К.К. Рокоссовский, на дивизии — комбриги К.Н. Галицкий, В.А. Зайцев, К.Р. Белошниченко. Значительная же часть освобожденных была направлена на преподавательскую работу в военные академии и на курсы усовершенствования. Хотя стезя преподавателя многим строевым командирам была не по душе, но в данном случае выбора особого не предлагали и скрепя сердце приходилось соглашаться с предложением кадровых органов, — ведь надо же было добывать средства к существованию своей семьи, которая неимоверно намучилась за те полтора-два года, которые глава семьи провел в тюрьме под следствием или в лагере.

Очень ошибаются те, кто считает — освобожденных в 1939 —

1941 гг. из тюрем и лагерей командиров РККА встречали на местах под фанфары и с цветами, т.е. как победителей. На практике всего этого не существовало. Налицо была такая реальность— больная жена или дети (нередко то и другое одновременно), нет работы (а значит, нет и средств к существованию), нет нормального жилья (из ранее занимаемой квартиры членов семьи «изменника Родины», как правило, выселяли), нет членства в партии, а без этого в рядах армии не восстанавливали. В личных делах таких командиров нередко встречаются документы, характеризующие степень их нужды и отчаяния. Ведь испытав, испив всю чашу унижения в тюрьме, освобожденному командиру РККА пришлось столкнуться и на воле с этим явлением. Везде нужно было униженно просить, доказывать свою лояльность к советской власти, давать клятву верности партии, правительству и лично товарищу Сталину, убеждать в своей полезности для армии. Один из таких документов приводим ниже.

«Заместителю Народного Комиссара Обороны СССР Армейскому комиссару 1-го ранга

т. Щаденко

РАПОРТ

Товарищ армейский комиссар 1-го ранга. Я бывший командир 57 сд комдив Цветаев В.Д. был арестован 5.7.38 органами особого отдела, ЗабВО и 9-го сентября 39 г. освобожден вследствие прекращения моего дела. Будучи в течении своей двадцатилетней службы в РККА честным и преданным командиром-гражданином своей Родины и Армии, я остаюсь им и поныне и прошу Вашего ходатайства перед Народным Комиссаром обороны — маршалом т. Ворошиловым о принятии меня в мою родную семью РККА.

Настоящим рапортом я заявляю, что сумею доказать свою беззаветную преданность партии и правительству и выполню свой долг как подобает командиру РККА.

Тов. Армейский комиссар 1-го ранга! Освобожденный на свободу, я очутился в тяжелом положении, не знаю где моя семья, потерял все что имел из вещей и нахожусь совершенно без средств, платья и крова. Прошу Вас помочь мне материально и ходатайствовать о возвращении в РККА.

б. комдив Цветаев В.Д.

10.9.39 г.»⁹.

Не имея возможности рассказать о каждом из освобожденных в 1939—1941гг. командиров высшего звена (это тема для отдельной книги), покажем деятельность после освобождения и восстановления в кадрах РККА тех из них, кто в годы Великой Отечественной войны командовал фронтами и армиями, был там в качестве заместителя и начальника штаба, возглавлял роды войск, кто командовал корпусами и руководил военно-учебными заведениями. Учитывая, что среди бывших заключенных до должности командующего войсками фронта выросли только К.А. Мерецков и К.К. Рокоссовский, а также то, что о них имеются сведения во всех энциклопедиях и словарях, здесь на их биографиях, очевидно, останавливаться нецелесообразно. Поэтому перейдем к армейскому звену, начав с упомянутого выше комдива В.Д. Цветаева.