Арестован 3 декабря 1937 г.

2.    Комдив Бергольц Август Иванович — старший руководитель кафедры Академии Генерального штаба РККА.

Арестован 13 декабря 1937 г.

3.    Комбриг Благодатов Алексей Васильевич — начальник штаба 33-го стрелкового корпуса.

Арестован в 1938 г.

4.    Бригинтендант Ботнер Стефан Освальдович — начальник сектора обороны Госплана СССР.

Арестован 16 июня 1937 г.

5.    Бригинтендант Боярский Александр Федорович— помощник председателя Осоавиахима СССР.

Арестован 29 мая 1937 г.

6.    Комдив Вакулич Павел Иванович — начальник кафедры тактики высших соединений Академии Генерального штаба РККА.

Арестован 30 мая 1937 г.

7.    Комдив Везиров Гамбай Мамед-оглы — командир 77-й горнострелковой дивизии.

Арестован 29 июля 1937 г.

8.    Комбриг Воронков Виктор Михайлович — командир 2-й моторизованной дивизии (ПриВО).

Арестован 8 июня 1937 г.

9.    Комбриг Евгеньев Вильям Борисович — начальник штаба 10-го стрелкового корпуса.

Арестован 14 апреля 1937 г.

10.    Комбриг Зотин Петр Васильевич — помощник армейского инспектора Белорусского военного округа.

Арестован 16 июня 1938 г.

11.    Комбриг Колтунов Илья Семенович — заместитель начальника 3-го отдела Генерального штаба РККА.

Арестован 10 марта 1938 г.

12.    Комбриг Миронов Алексей Матвеевич— начальник ВВС Черноморского флота.

Арестован в 1938 г.

13.    Комбриг Панов Петр Александрович — заместитель начальника 2-го отдела Разведуправления РККА.

Арестован 13 августа 1937 г.

14.    Комбриг Петренко-Лунев Сергей Васильевич— военный консультант Комитета Обороны при СНК СССР.

Арестован 28 мая 1937 г.

15.    Комбриг Позняков Семен Васильевич — помощник командира 31-й стрелковой дивизии.

Арестован 14 марта 1938 г.

16.    Комбриг Скулаченко Алексей Ерофеевич — начальник автобронетанковых войск Харьковского военного округа.

Арестован 3 августа 1937 г.

17.    Комбриг Швачко Александр Ильич —слушатель Академии Генерального штаба РККА, бывший начальник ПВО Киевского военного округа.

Арестован 25 июня 1937 г.

Помимо перечисленного высшего командно-начальствующего состава, бывших слушателей Военной академии РККА, в 1937—

1938 гг. пострадали и многие другие ее выпускники, имевшие меньшие воинские звания и должности. Например, из выпуска 1925 г. в эти годы были приговорены к расстрелу полковники, обвиненные в различных деяниях, в том числе в голосовании за троцкистские резолюции: А.А. Алексеевский — начальник 1-го отдела Управления ВВС РККА; А.Я. Горбатюк— начальник 3-го отдела штаба ХВО; И.М. Гуркин — помощник командира 72-й стрелковой дивизии; Я.И.Жинько— помощник армейского инспектора БВО; И.Я. Зенек — начальник Ленинградского училища танковых техников; А.Л. Карпушин-Зорин — заместитель начальника штаба БВО; П.И. Малиновский — начальник командного факультета Военно-воздушной академии РККА; В.В. Фавицкий — командир 1-й отдельной танковой бригады РГК и др.

НЕПОКОРЕННЫЕ

Почему они признавались в самых немыслимых преступлениях? Что побуждало подследственных делать это в ходе предварительного следствия и тем более в судебном заседании (если таковое вообще было)? Ведь во многих делах даже непредвзятому взгляду заметно, что оно (дело) шито белыми нитками.

Так почему же они признавались в деяниях, о которых не помышляли даже в кошмарных снах? Почему писали «романы», оговаривая безжалостно себя и десятки других лиц из круга друзей и близких, сослуживцев и товарищей по работе? Почему? Почему?.. — этот вопрос возникает не только у нас, современников. Он возникал и у самих подследственных, только звучал он тогда несколько по-другому. По какому праву, на каком основании вы меня арестовываете (допрашиваете, избиваете) и т.п.?? Так или в несколько другой постановке, но подобные вопросы неоднократно задавались в ходе следствия и на судебном заседании военного трибунала округа (флота) или Военной коллегии. Об Особом Совещании при НКВД СССР говорить не приходится, ибо оно, как правило, выносило свои приговоры без вызова подсудимого.

Приведем один документ, подписанный Сталиным через месяц и десять дней после суда над Тухачевским.

«Шифром ЦК ВКП(б)

Секретарям обкомов, крайкомов.

ЦК нацкомпартий. Наркомам внутренних дел, начальникам УНКВД

ЦК ВКП стало известно, что секретари обкомов-крайкомов, проверяя работников УНКВД, ставят им в вину применение физического воздействия к арестованным, как нечто преступное. ЦК ВКП разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП. При этом было указано, что физическое воздействие допускается как исключение и притом в отношении таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачения оставшихся на воле заговорщиков, — следовательно, продолжают борьбу с Советской властью также и в тюрьме. Опыт показал, что такая установка дала свои результаты, намного ускорила дело разоблачения врагов народа. Правда, впоследствии на практике метод физического воздействия был загажен мерзавцами Заковским, Литвиным, Успенским и другими, ибо они превратили его из исключения в правило и стали применять его к случайно арестованным честным людям, за что они понесли заслуженную кару. Но этим нисколько не опорочивается самый метод, поскольку он правильно применяется на практике. Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата, притом применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманна в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников. ЦК ВКП считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружающихся врагов народа, совершенно правильный и целесообразный метод. ЦК ВКП требует от секретарей обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий, чтобы они при проверке НКВД руководствовались настоящим разъяснением.

Секретарь ЦК ВКП(б) И. Сталин»¹.

Итак, Генсек партии от имени ее ЦК директивно, без определения конечного срока, закреплял метод физического воздействия на арестованным и подследственных в качестве правильного и целесообразного. Снисходительно погрозив своим начальственным пальчиком в сторону провинившихся работников НКВД, Сталин тем не менее оставил все без каких-либо изменений, предоставив местным органам НКВД самим решать, к кому этот метод применять. А как же иначе — ведь такая установка «...намного ускорила дело разоблачения врагов народа»! Аргумент, что и говорить, чрезвычайно убедительный!

Справедливости ради следует отметить, что к отдельным арестованным применялись и другие методы. Нередко у следователей не сводились концы с концами, и тут на помощь приходила партия, а точнее — партийная дисциплина, этот важнейший инструмент воздействия на арестованных из числа членов и кандидатов партии. Призыв к партийной совести, к признанию своей вины во имя высших интересов партии и страны, для разоблачения происков «врагов народа» играли в этом деле далеко не последнюю роль. Им всячески внушали мысль о том, что раскаяние и признание вины является требованием партии, что признаваясь во вредительстве, шпионаже, проведении терактов, подсудимый тем самым совершает благое дело для партии, народа и страны. Это хорошо подтверждается материалами следствия и процессами над Зиновьевым, Каменевым и их подельниками в 1936 г., над маршалом Тухачевским и его товарищами в 1937 г., а также над Бухариным в 1938 г. В личном письме И.В. Сталину «любимец партии» Бухарин в начале декабря

1937 г. вопрошал из тюремной камеры:

«...Но поверь, у меня сердце обливается горячей струею крови, когда я подумаю, что ты можешь верить в мои преступления и в глубине души сам думаешь, что я во всех ужасах действительно виновен. Тогда что же выходит? Что я сам помогаю лишаться ряда людей (начиная с себя самого!), то есть делаю заведомое зло! Тогда это ничем не оправдано. И все путается у меня в голове, и хочется на крик кричать и биться головою о стенку: ведь я же становлюсь причиной гибели других. Что же делать? Что делать?»²