Из центра на места непрерывным потоком шли директивные указания — и все к немедленному исполнению. «По мере поступления из Москвы директив по полякам, немцам, латышам и другим националам, Каган давал распоряжения допрашивать арестованных поляков по их связям с «ПОВ» (Польской организацией войсковой.— Н.Ч.), латышей— по связям с латышской фашистской организацией, немцев — с немецкими фашистскими формированиями на ДВК. Такие же установки я давал следователям...»50
Итак, идет сортировка врагов народа. Всех бывших офицеров старой армии, как правило, почти автоматически относили к «РОВС». Свидетель Рудаков на очной ставке с Хорошилкиным
15 марта 1939 года: «По распоряжению Хорошилкина от арестованного Дотоль, бывшего командира 105 сд, был взят провокационный протокол по «РОВС», тогда как Дотоль офицером не был и не уличался как участник этой организации... Примерно в начале июля
1933 г. Хорошилкин просматривал справки на арест и среди этих справок была справка на арест комдива Кассина, командира 45 ск (стрелкового корпуса. — Н. Ч.). Когда Хорошилкин дошел до комдива Кассина, он с удовольствием воскликнул: «Ага, комдив! Давно мы за такими не охотились. Нужно его арестовать обязательно». Это он сказал, не рассматривая еще существа справки»51.
Из показаний С.Е. Либермана от 22 марта 1939 года: «Провокационная деятельность Хорошилкина заключалась в том, что он, знакомясь с биографическими данными того или иного арестованного, заранее определял содержание его показаний, давая указание тому или иному следователю во что бы то ни стало добиться от арестованного показаний по предложенной Хорошилкиным схеме. Создание провокационных дел в следаппарате (следственном аппарате. — Н. Ч.) ОО ОКДВА (Особого отдела ОКДВА. — Н. Ч.) способствовали и такие обстоятельства: Хорошилкин при допросе арестованных давал следователям списки людей, на которых следователь должен добиваться показаний об их участии в заговоре».
А что же случилось с комбригом Ф.К. Дотолем? По мнению следователя Поминова, ничего особенного не произошло — просто он в присутствии Дотоля порвал его предыдущие показания о троцкистской деятельности и подготовил за него новые, уже как члена «РОВС», которые и заставил того подписать! Только и всего!..
Другой пример. Следователь Пенаков, допрашивая ряд бывших офицеров по вопросу «РОВСа», провел через их показания, как руководителя организации этого союза в частях Приморской группы ОКДВА, начальника штаба группы комдива А.Ф. Балакирева, хотя хорошо знал, что тот никогда офицерского чина не имел.
Попав в тюрьму, бывшие «кололыцики» из особого отдела ОКДВА усиленно каются, всячески сваливая свои грехи на других, в первую очередь на его руководителей (Осинина, Хорошилкина, Булатова), — мы де, мол, только простые исполнители воли начальника, стремясь таким приемом добиться хоть какого-то снисхождения к собственной судьбе. Одним из таких «кололыциков», прикинувшимся тихой овечкой на следствии по его делу, был Шейнберг-Вышковский (далее Вышковский). В своих показаниях от 1 апреля
1939 года он пишет:
«Признаюсь, что я до сих пор скрывал от следствия свои гнусные преступления, совершенные в 1937—1938 гг., заключавшиеся в том, что в процессе следствия по делам арестованных заговорщиков я, как старший следователь, провоцировал честных, преданных Советской власти людей, т.е. вписывал в показания обвиняемых честных людей как заговорщиков и заставлял их подписывать эти показания, хотя они этих людей не называли. По заданию Люшкова, Кагана, Осинина я заставлял подследственных писать показания, что они готовили провокационные акты на границе, теракт над Блюхером и другие действия, которые подследственные фактически не давали...»
О многих гнусностях узнаешь, читая собственноручные показания Вышковского. Например, о том, что он вынудил дивизионного комиссара П.С. Митюкова дать ложные показания на ряд командиров и политработников Краснознаменной Амурской флотилии, а также о том, как он вписал в показания подследственного Д.М. Руденко (командира 50-й штурмовой авиабригады, комбрига) целый ряд новых лиц. Данный факт подтвердил и уточнил другой свидетель — В.П. Харакиоз. На очной ставке с Хорошилкиным он показал, что в протокол допроса Руденко Вышковским были вписаны 24 фамилии, в том числе начальник политотдела погранвойск Дальнего Востока Богданов, начальник Благовещенского погранотряда Клиновский и др. Руденко об этих лицах показаний не давал, но все равно подписал протокол допроса. Подтвердил он эти показания и в суде. Почему? Оказывается, ничего удивительного здесь нет — за признание их на заседании Военной коллегии Хорошилкин пообещал Руденко выполнить его пожелание об отправке того в Испанию с целью «искупления грехов».
В особых отделах округов работали не только кадровые чекисты — оперативные и следственные работники, но и служащие из гражданского персонала (машинистки, делопроизводители и т.п.). Безусловно, они многое видели и немало знали, но связанные обязательством о сохранении в тайне всего, с чем они соприкасались по роду своей деятельности, эти люди молчали. Молчали до поры до времени. Обет молчания был несколько нарушен в 1939—1940 гг., когда шло следствие о злоупотреблениях, допущенных сотрудниками госбезопасности УНКВД по ДВК и особого отдела ОКДВА (Дальневосточного фронта). Допрошенная в качестве свидетеля машинистка особого отдела ОКДВА А.П. Переломова показала
28 февраля 1940 года:
«С приездом же на ДВ (Дальний Восток. — Н.Ч.) московской бригады во главе с Мироновым, Арнольдовым, Хорошилкиным, Костюком и другими протоколы допросов арестованных составлялись или заранее отпечатывались на машинке, после чего давались на подпись арестованным. Особенно ярко бросается в глаза мне один случай, когда я в кабинете Костюка под его диктовку печатала на машинке протокол допроса арестованного Кащеева. При этом Костюк сам ставил вопросы, сам же формулировал ответы и у него довольно складно получалось... После этого протокол я уже видела подписанным Кащеевым...
В этом протоколе допроса Костюком было включено много лиц по СКО (строительно-квартирному отделу ОКДВА. — Н. Ч.), которые позднее все были арестованы на основании этих показаний...»
Порой дело доходило до полнейшего абсурда. Как известно, в ОКДВА летом 1937 года продолжительное время работала московская бригада следователей с задачей оказания помощи не справляющемуся с нахлынувшим объемом работы местному УНКВД. В состав этой группы входили С.Н. Миронов, А.Р. Арнольдов и другие
московские специалисты по борьбе с врагами народа. Арнольдов и Миронов, в частности, решили применить на Дальнем Востоке некоторые нетрадиционные приемы обработки подследственных, которые уже были апробированы в ходе подготовки троцкистско-зиновьевского процесса, но в местных УНКВД до сих пор не нашли широкого применения. О сути этих приемов поведал Хорошилкин: «Арнольдов и Костюк допрашивали арестованных кадровых троцкистов, выдавая себя за представителей ЦК ВКП(б), уговаривали арестованных сознаться в интересах Советской власти..., а когда они сознавались, Арнольдов, Костюк и Миронов называли им определенные фамилии, на которых требовали показания...»52
Дополнительные сведения о том же дает помощник оперуполномоченного особого отдела ОКДВА Гринберг в рапорте на имя М.П. Фриновского: «Арнольдовские методы допроса заключались в том, что он всех арестованных убеждал, что если он даже не враг, то его признание в том, что он враг, служит на пользу советской власти. После таких «расколов» некоторые арестованные становились «ручными» (по выражению Арнольдова) и подписывали любые показания, которые измышлял Арнольдов. Таким арестованным давали задания в камере «обрабатывать» (других) арестованных в таком духе (Беккер, Карпель, Кащеев)».
В числе таких «ручных» оказался и комдив С.И. Деревцов, начальник автобронетанковых войск ОКДВА. Исполнительный член партии, он не без колебаний «клюнул» на самую примитивную наживку. И осуждать его в этом просто не поворачивается язык — в том положении, в котором он находился, выбирать особенно не приходилось. А утопающий, как известно, хватается даже за соломинку. Предоставим слово Сергею Деревцову. В заявлении от 25 июня
