Литмир - Электронная Библиотека

Кобо Абэ

Волшебный мелок

На городской окраине, вечно мокнущей под дождем и пропахшей запахами кухни, жил в доходном доме, по соседству с уборной, бедный художник Аргон. Маленькая комната — три на три метра — казалась больше, потому что, кроме стоящего возле стены стула, в ней ничего не было. И стол, и книжные полки, и мольберт, и даже ящик с красками пошли на покупку хлеба. Теперь в комнате оставались лишь стул да сам художник Аргон. Но долго ли смогут здесь продержаться и эти двое?

Приближалось время ужина. «До чего же чувствительным стал мой нос»,— думал Аргон. В сложном смешении запахов он легко различал оттенки. О золотистая охра свинины, варящейся в мясной лавке возле железной дороги! Изумрудная зелень, донесенная ветром из фруктового магазина. Волнующий желтый крон, источаемый булочной. Грустная, небесно-голубая лазурь макрели, которую жарит внизу хозяйка.

Да-а. Аргон с самого утра еще ничего не ел.

Бледное лицо, лоб в морщинах, беспрестанно двигающийся кадык, сутулая спина, дрожащие колени. Аргон засунул руки в карманы и зевнул три раза подряд. В это время его пальцы нащупали что-то длинное и тонкое. Что бы это могло быть? Красный мелок. Интересно, как он попал в карман? Повертев его в пальцах, художник еще раз широко зевнул. Господи, до чего жрать хочется!

Сначала машинально, потом увлекшись, Аргон стал рисовать мелком на стене. Прежде всего яблоко. Здоровенное — одно такое съешь, и уже сыт. Рядом фруктовый нож, чтобы удобнее было есть. Затем, глотая слюну, булку, вдохновляемый запахами из окна и коридора. Булочку с вареньем, слойку с маслом, хлебный каравай величиной с человеческую голову. Глазам виделась поджаристая хрустящая корочка, покрытая аппетитными трещинками, ноздри щекотал дурманящий дрожжевой запах. Рядом с хлебом целый кирпич масла. Еще бы надо кофе нарисовать. Только что сваренный, от которого пар идет. На блюдечке три куска сахара, каждый со спичечный коробок.

Сознание постепенно обволакивал туман, в мозгу мелькали булочные джунгли, консервные горы, молочные моря, сады из сыра и говядины... Обессиленный художник задремал.

...Проснулся он от звука падения какого-то предмета и звона бьющейся посуды. Солнце уже зашло, в комнате было темно. Что такое? Посмотрев туда, откуда донесся шум, Аргон затаил дыхание. Разбитая чашка. Разлитая, еще дымящаяся жидкость не могла быть не чем иным, как только кофе. Рядом яблоко, хлеб, масло, куски сахара, ложка, нож и уцелевшее, к счастью, блюдце. А нарисованные мелом на стене картинки исчезли.

Не может быть... Кровь толчками побежала по жилам, и Аргон на цыпочках подошел ближе. Неправда, неправда, разве такое бывает? Да, но ведь все это происходит наяву. Кофе так пахнет, что задохнуться можно, какая же это неправда? Прикоснулся пальцем к хлебной корочке. Потом, решившись, лизнул языком сахар. Что, Аргон, все равно не веришь? Нет, это правда. Верю. Но страшно. Страшно верить.

Страшно, но факт. Ведь можно есть!

Наконец наевшись, Аргон вздохнул с облегчением. Но тут же вспомнил об источнике своей сытости и опять заволновался. Он взял красный мелок в руки и внимательно его рассмотрел. Смотри не смотри, понятней от этого не станет. Для того чтобы убедиться, надо попробовать еще раз. Если опять случится то же самое, значит, все происходящее — реальность. Он хотел изобразить что-нибудь новое, но в нетерпении снова нарисовал яблоко. Не успел он отнять от стены мелок, как яблоко упало на пол. Значит, правда. Если явление повторяется — оно происходит на самом деле.

Законы вселенной изменились. Изменилась судьба, несчастье ушло прочь. О эра сытого желудка, мир, в котором осуществляются все желания!..

Господи, я хочу спать.

Что ж, нарисуем кровать. Мелок дорог, как сама жизнь, но кровать — вещь совершенно необходимая при набитом животе, а мел истирается медленно, так что нечего скряжничать. Эх, впервые в жизни заснуть счастливым! Один глаз закрылся сразу, но второй никак не хотел смыкаться. Сказывалась тревога о завтрашнем дне: сегодня все было хорошо, а завтра? Но закрылся в конце концов и второй. Всю ночь обоими, столь разными, глазами видел художник разноцветные сны.

А утро, полное тревог, началось вот так.

Ему приснилось, что за ним гонятся и он падает с моста. Однако это не означало падения с кровати. Открыв глаза, он обнаружил, что никакой кровати вообще нет. В комнате по-прежнему стоял только один стул. А как же события минувшей ночи? Аргон, наклонившись, боязливо осмотрел стену.

На ней красным мелом была нарисована чашка (разбитая!), ложка, нож, очистки яблока и обертка из-под масла. Под всем этим была изображена кровать, с которой он будто бы упал.

На стену вернулось из нарисованного вчера только то, что не было съедено. Аргон почувствовал боль в плечах и пояснице. Именно такую боль он должен был бы испытывать, если бы на самом деле упал с кровати. Когда он дотронулся до нарисованной смятой простыни, его рука ощутила, что это место на стене явно теплее.

Художник потер пальцем нарисованный нож. Это был самый обычный мел, он сразу размазался, оставив грязный след. Попробуем-ка нарисовать еще одно яблоко. Однако нарисованное яблоко и не думало превращаться в настоящее и падать на пол. Когда Аргон потер по нему ладонью, от него и вовсе ничего не осталось.

Счастье оказалось сном одной ночи. Все кончилось, и жизнь была опять такой, как прежде. Так ли это? Нет, она стала в десять раз горше. И голод в десять раз сильнее. Наверное, съеденное вчера превратилось в желудке в крошки мела и штукатурки.

Аргон пошел к общему умывальнику и выпил целый литр воды, набирая ее в горсти. Потом вышел на унылую сумрачную улицу, еще окутанную рассветным туманом. Согнувшись над сточной канавой, берущей начало метров за сто, в ресторанной кухне, он пошарил руками в липкой, черной как деготь воде и что-то вытащил. Это была проволочная сетка. Промыв ее в ручье, он обнаружил, что в ней застряло что-то съедобное. Рис! Недавно старик, живущий по соседству, рассказал ему, что, если перегородить канаву проволочной сеткой, за день в ней набирается отбросов на один раз поесть. Сам старик примерно с месяц назад разбогател настолько, что мог теперь питаться жмыхом, и поэтому канаву у ресторана уступил Аргону.

Но какой дрянью показалась ему эта пища по сравнению со вчерашним пиршеством! Но зато она не волшебная, а самая настоящая, способная заполнить желудок, и пренебрегать ею нельзя.

Дрянь, вот это реальность.

Перед полуднем, выйдя в город, Аргон зашел к приятелю, служившему в банке. Тот, невесело усмехнувшись, спросил: «Что, сегодня моя очередь?» Аргон кивнул с застывшим лицом, лишенным всякого выражения. Он съел половину завтрака приятеля и, ссутулившись, вышел на улицу.

Полдня Аргон размышлял.

Откинувшись на спинку стула, сжимая в руке мелок, он мечтал о чуде, и вслед за страстным желанием появилась надежда. А потом предчувствие, что с заходом солнца волшебство повторится, переросло в уверенность.

Соседское радио сообщило, что время — пять часов пополудни. Аргон встал и нарисовал на стене хлеб, масло, банку сардин и чашку кофе. Под всем этим он не забыл изобразить стол, чтобы ничего не упало на пол, как прошлой ночью. И стал ждать.

Солнце зашло. У художника появилось ощущение, что с его зрением что-то происходит, так как рисунок на стене начал расплываться. Как будто между стеной и глазами повисла пелена тумана. Изображение становилось все бледнее, а туман все плотнее. Наконец он сгустился настолько, что, казалось, вот-вот превратится в твердый предмет, и тут (свершилось!) все нарисованное на стене вдруг появилось на самом деле.

Аппетитно дымился кофе, только что выпеченный хлеб был еще теплым. Ой, забыл консервный нож! Аргон стал рисовать его на стене, придерживая левой рукой, чтобы не упал, и нож прямо под мелком принимал вес и форму. Вот это настоящее творчество!

Вдруг он на что-то наткнулся. Вчерашняя кровать опять стояла на месте. На ней валялись рукоятка фруктового ножа (лезвие он стер пальцами), обертка от масла и осколки чашки.

1
{"b":"232250","o":1}