— Что вы там мелете, понять ничего не могу! Ни о каких ваших делах и проблемах я никогда не задумывался. Ну ладно, оставьте меня!
— Извините, пожалуйста. И все же сейчас, когда космический бум пошел на спад, присутствовать на этом провонявшем уборной сборище...
— Прекратите, слушать вас надоело! Выйду я к этой аудитории, не выйду — это мое дело!
— Прошу прощения. Я совсем в другом смысле... Видите ли, было бы очень хорошо, если бы вы самым серьезным образом отнеслись к нашему...
— Послушайте... — Дзюмпэй Нара тяжело дышал, точно ему перехватило горло, — я не знаю, кто вы такой, но не кажется ли вам, что вот так осаждать лектора просто неприлично? Люди пришли послушать меня, уплатив равную сумму денег. Почему вы один хотите снять пенки — это же воровство!
Возмущенное дыхание Дзюмпэя Нары, точно внутри у него кузнечные мехи, было широко используемым приемом — люди обычно приходили в полную растерянность, но теперешний его собеседник особого волнения не выказал, на лице его было написано лишь некоторое смущение.
— Вы совершенно правы. Прежде всего мне следовало представиться. Выслушав меня, вы, я думаю, всё поймете, но есть кое-какие сложные моменты. Если я вот так, вдруг, заявлю, кто я, не знаю, сможете ли вы сразу осознать сказанное... Пожалуй, это будет непросто... Даже для вас, сэнсэй... Что уж говорить о других! Сколько бы я ни объяснял, нет никаких надежд, что хоть что-то будет понято, но вы, человек, столь увлеченный космосом, сможете, мне кажется, понять, если только я как следует всё объясню... более того — должны понять. Вы, сэнсэй, единственная моя надежда...
Дзюмпэй Нара забеспокоился и стал украдкой посматривать на дверь. Черт подери, куда подевались эти студенты!.. В хорошую передрягу он попал, ну и тип — сначала вроде бы не показался ему ненормальным, но теперь ясно — шизофрения. И цвет лица ужасный, и взгляд. Слишком длинная шея, покатые плечи, ключицы торчат — по классификации Кречмеля, явный тип шизофреника. Знай он это сразу, просто не стал бы разговаривать... ведь чем настойчивее он возражает, тем больше доставляет тому удовольствия. Ему следовало бы молчать либо просто выйти из комнаты. Ну конечно больной — пришел на эту по-дурацки организованную лекцию и так разошелся. В общем, беда не приходит одна.
После недолгого молчания мужчина, понизив голос, сказал нерешительно:
— Извините... вы не поверите, сэнсэй... Ну да будь что будет, я все же решил сказать... По правде говоря, я марсианин...
Дзюмпэй Нара бросил на него взгляд, полный ужаса. Вид и в самом деле странный — впалые грудь и спина. Глядя на грудь, трудно было удержаться от смеха, а вид со спины вызывал страх, даже мурашки по коже пробегали.
Ну конечно, он отличался от обыкновенного человека, но лицо — точно как у японца. То, что он считает себя марсианином, — просто комично. И вместе с тем, в самом факте, что этот комичный тип удостоил его своим доверием, чувствовалось нечто зловещее. С ужасом представляя себе, что будет, когда студенты вернутся, Дзюмпэй Нара думал лишь о том, что он должен сохранять достоинство, не забывать, что он — писатель... Нет, он не тот человек, которого можно обвести вокруг пальца детскими побасенками; попадись он на такую удочку, каким бы он выглядел дураком, — нужно, чтобы этот человек ясно всё осознал. Дзюмпэй Нара не в силах был удержать кипевшее в нем возмущение.
Глядя на ножку стола, он насмешливо сморщил нос и выпалил одним духом:
— Марсианин? Марсианин!.. Хватит болтать глупости, на Марсе таких высокоразвитых животных, как вы, не существует — это с полной определенностью доказано наукой. Вы же являетесь высшим животным? Правильно? Следовательно, не можете быть марсианином. Ваш трюк несколько устарел. Времена Уэллса миновали. Марс — слишком холодная планета, на ней нет ни воды, ни кислорода, он напоминает пустыню, вознесенную на двадцать тысяч метров над уровнем моря. Расти там может лишь мох или плесень...
— Совершенно верно, вы прекрасно осведомлены.
— Не иронизируйте! Даже пренебрежение должно иметь границы!
— Да... вы абсолютно правы. В том смысле, в каком вы говорите, я, конечно, не марсианин. Но белые, прибывшие из Европы, стали американцами, и в аналогичном смысле я, несомненно, марсианин.
— Понял. В марсианской ассоциации вы купили участок на Марсе. Но ведь это...
— Ничего подобного. Вы ведь пошутили, и я на вас не в обиде. Нет, наше правительство не собирается признавать такого рода сделки. А коль скоро правительство не признаёт, они считаются недействительными.
— Вот как! Значит, вы чиновник марсианского правительства?
— Нет, я не чиновник. Не чиновник, но, тем не менее, как член экспедиционного отряда, подчиняющегося непосредственно правительству, уполномочен вести переговоры с землянами...
— Хх-а-хх-а... Следовательно, с вашего разрешения будет создана новая компания и опять начнется продажа участков на Марсе? Однако, мне кажется, вы ошиблись адресом.
— Заблуждаетесь, сэнсэй... — патетические нотки застряли в его горле. — Я в самом деле марсианин. Я принадлежу к народу, который в давние времена переселился на Марс с другой планеты и поныне живет там.
— Хватит болтать глупости, вы же обыкновенный японец!
— Именно в этом, сэнсэй, именно в этом состоит проблема!
Мужчина впервые изменил позу и тонкими, длинными пальцами оперся об угол стола.
— Мы, марсиане, тоже ломали голову над этой проблемой. Когда же наконец нам стало ясно, что посещение Земли возможно, мы сочли, что внешнее сходство с землянами послужит нашему сближению, но, пораскинув мозгами, пришли к выводу: нет, именно оно станет роковым препятствием. Понимаете? Как мы, прибыв на Землю, сможем доказать, что являемся марсианами?! Вы сами только что убедились, что это невозможно. Я не могу доказать, что не являюсь землянином, и, значит, мне никого не удастся убедить в том, что я марсианин...
Дзюмпэй Нара почувствовал, что им овладело любопытство. Разумеется, то, что он услышал, было остроумной софистикой, не более. Однако для обновления своего буклета этот случай можно прекрасно использовать. Его можно использовать и как вступление к лекции.
— Да, ваш довод весьма интересен. Но если бы вы и в самом деле были марсианином, то, я думаю, смогли бы назвать какие-нибудь характерные детали. Ну, например, показать корабль, на котором прибыли, специфические предметы, отсутствующие на Земле...
— Совершенно верно, мы тоже об этом думали. Нельзя сказать, что специфические предметы вовсе отсутствуют. Специфические условия требуют специфической одежды. Что же касается специфических особенностей нашего корабля... Нет, они настолько специфичны, что, назвав их, можно только испортить все дело. Видите ли, он представляет собой не материальный объект, а некий процесс... другими словами — некое состояние энергии. Как бы это лучше объяснить... Я не ученый, не специалист и не смогу как следует сформулировать, но... скажем так, материю можно превратить в энергию. Это позволяла осуществить даже древняя техника. Однако обратный процесс — превращение энергии в материю — весьма сложен. В самом общем виде вы, земляне, тоже сделали в этой области некоторые успехи, однако техника моментального воспроизведения материального объекта сложной конструкции вам пока еще недоступна. А мы научились это делать очень давно. У нас подобная теория называется «фазовая физика». Когда она была открыта, до техники превращения материи в энергию и последующего воспроизведения материи в ином месте оставался всего лишь шаг. Ее использование превратилось в могучее оружие. Подумайте — и вы поймете, что произойдет, если в материальном теле даже на мгновение появится другое материальное тело. Например, представьте себе, что произойдет, если мы вдруг поместим внутрь Земли одну из наших лун — Деймос или Фобос. Не пройдет и пяти секунд, как земной шар разлетится на мелкие кусочки, — нет, нет, это не шутка. Правда, осуществлять эту дурацкую затею мы не собираемся. К счастью, таких образований, как государства, на Марсе теперь не существует, и в связи с этим...
