Он похоронил её в зачарованном лесу, тщательно огородив могилу от проникновения кого-либо постороннего: сердце сианского волка слишком лакомая добыча, чтобы его не попытались украсть. Деамайн не пытался утешить его, что в очередной раз говорило о благоразумии старшего некроманта. Попытался Алисандр Лаур, но его Кейне мягко попросил не лезть в это. Парень понял. Менее понятливым оказался Алан Рован, и эктосу стоило больших усилий не убить этого смазливого щенка, которого он использовал как хотел. Пусть парнишка и был жалок, но он всё же был из великой семьи, а конфликтов с ними Кейне не желал, особенно после того, как к нему присоединились, скрепя сердце, Вестелоа.

Вообще сейчас, получив власть, эктос-некромант удивлялся, как легко всё получается в этой жизни. Все те трудности, с которыми он столкнулся, в итоге разрешились: семьи его принял, народ тоже, и в итоге он действительно стал полноценным королём. Да, он не питал иллюзий о том, что его любят, но его терпели. Он не делал ничего предосудительного, не мешал людям жить той жизнью, к которой они привыкли, и, кажется, большинство это устраивало. Самые серьёзные изменения коснулись разве что школы магов: вместо погибшего во время захвата дворца Маэна директором стал Франц Рован, что, вопреки мнению Алана, никоим образом не было связано с его подвигами в постели. Просто Кейне, встретившись с мужчиной и переговорив с ним, понял, что он именно тот, кто лучше всех справится с этой ролью. Что же касается финансовых вопросов и всего прочего, что необходимо государству, то за это взялся Кристофер Халлрон, быстро найдя нужных людей. Правда, при этом он не забыл в лицо сказать Кейне, что делает это не из-за преданности ему лично и не из-за любви к новой власти, а исключительно из желания предотвратить развал королевства, которое теперь оказалось в руках подростка. Эктос на это ничего отвечать не стал, зная, что во многом отец Нэя и Кая прав.

Позже, поняв, что в Эрисхайне всё на удивление стабильно, Хайтендарт объявил соседям войну, мотивировав это желанием освободить людей от короля-некроманта. И самое интересное было в том, что народ в большинстве своём этому не особо обрадовался: южные армии славились своей жестокостью и дикими нравами, и пускать их на свою территорию никому не хотелось. Кейне же пришлось смириться с тем, что придётся убивать много людей. И вот теперь к Хайтендарту присоединяется Совельдейм, не самое слабое королевство, у которого в армии немало отлично подготовленных магов. А это значит, что жертв будет ещё больше.

- Ты говорил им, что мы согласны простить их и заключить мирный договор, если они не будут нас трогать? - спросил Кейне у своего учителя, поскольку именно Деамайн теперь отвечал в Эрисхайне за налаживание политических связей.

- Их это не тронуло, - ответил мужчина.

- Ожидаемо... - Кейне поморщился и отложил вилку, которой до этого ковырялся в тарелке без особого аппетита.

- Я надеюсь, ты понимаешь, что у нас не получится просто пригрозить им? - вкрадчиво произнёс Деамайн. - Придётся продемонстрировать свою силу, внушить им страх...

- Я понимаю! - раздражённо сказал Кейне. - Но вступать в полноценную войну — безумие! Я не готов убить <i>столько</i> людей.

- Придётся.

Деамайн потянулся к чашке с кофе и сделал небольшой глоток. На его лице была безмятежность и полное удовлетворение от жизни. Уж его-то, в отличие от ученика, смерть нескольких сотен тысяч людей трогала мало, особенно если это было необходимо ради великой цели. Хотя у него был и альтернативный вариант, который он собирался предложить после некоторых уступок.

- У тебя ведь есть план, верно? - пронзая учителя взглядом, мрачно спросил Кейне.

Деамайн хитро на него посмотрел.

- И что же ты хочешь за то, чтобы озвучить его?

- Поместье, - спокойно ответил мужчина. - Небольшое поместье в пригороде.

Брови Кейне взлетели вверх.

- Это что, шутка? Не говори мне, что ты решил обзавестись милым собственным домиком.

- Оно не для меня, - пояснил Деамайн. - Большую часть времени там будет проводить Хэния. Видишь ли, я не хочу знакомить его с Каем. Ничем хорошим это не закончится, уж поверь.

- Верю охотно, - фыркнул Кейне. - Может, тебе и для Кая завести отдельное поместье? И для всех остальных своих любовников тоже.

- И для тебя?

Кейне раскрыл было рот, чтобы высказать Деамайну всё, что думает по этому поводу, но потом вдруг понял, как всё это выглядит со стороны: как ревность. Кроме того, учителя было не так-то просто пронять, да и вообще с ним спорить совершенно бесполезно, если уж он что-то вбил себе в голову. И особенно если это что-то касалось Хэнии.

На самом деле Кейне долго думал, с чем именно связано подобное отношение Деамайна к мальчишке из Хайтендарта, и пришёл к самому неожиданному выводу, который когда-то озвучил Кристофер Халлрон: мужчина таким образом пытается реализовать себя в качестве отца. На первый взгляд мысль была совершенно бредовой, но позже, разобрав её хорошенько, эктос решил, что в ней больше здравого смысла, чем кажется. Деамайну уже за сорок, у него совершенно открыто проступает седина, и при этом нет ничего, что напоминало бы семью. Кейне не знал, каким было детство учителя, но сомневался, что счастливым. Так что желание завести хоть какое-то подобие семьи можно понять. Кейне и сам, пожалуй, был бы не против подобного варианта лет через десять, хотя в его случае это едва ли возможно.

- У тебя есть что-то на примете? - вздохнув, поинтересовался эктос.

- Есть, - склонив голову, ответил старший некромант.

И тогда король сдался. Всё равно у него не было выбора.

- Если ради того, чтобы завладеть этим домом мне не придётся никого убивать и принуждать, то считай, что он твой.

Глаза Деамайна торжествующе сверкнули. В принципе, он не сомневался в том, каким будет итог этого разговора, но определённые опасения у него всё же были. К счастью, Кейне оказался более сговорчивым, чем ожидалось. Видимо, уроки последних месяцев даром не прошли.

- Нам всего лишь нужно напугать армию Хайтендарта настолько, чтобы при виде нас она обратилась в бегство, - тихо сказал старший некромант, и прежде, чем Кейне успел вставить хоть слово, добавил: - А для этого мы должны сравнять с землёй столицу их союзников…

В войне у неё была особая роль. У неё всегда была особая роль во всём, ведь она была идеальным руномагом. Казалось, что именно в ней сошлось всё лучшее, всё самое главное из необходимого тому, кто всерьёз занимается рунами. У неё была прекрасная зрительная память, отличная фантазия, ловкие руки и примерная усидчивость: у неё было всё, чтобы создавать шедевры.

Часами Эвелин сидела в своей мастерской, расписывая тонкие куски дерева, железа и кости. Она вырезала символы на самоцветах и украшала вышивкой дорогие ткани, она создавала артефакты, обладающие поразительными свойствами, добиваясь всего этого лишь грамотной подборкой из десяти тысяч символов и правильным ритуалом Посвящения. Она всегда была талантлива и всегда выделялась среди других подобных магов, но своего пика её искусство достигло тогда, когда одним вечером к ней пришёл человек, назвавшийся Мастером.

В тот день Эвелин как всегда сидела за работой, вчерчивая золотом на аметисте цепочку рун, призванных защищать хозяина от предвидения. Это была несложная работа, Эвелин за такие раньше и не бралась. Но сейчас ей очень нужны были деньги: родители нашли ей жениха, а расходы на свадьбу было принято делить пополам, даже когда тебе не особо важно, будет ли брак заключён. Поэтому когда в её дверь постучали, девушка была безумно рада оторваться от аметиста и посвятить себя чему угодно иному.

Пришедший говорил ужасные вещи. Он говорил о смерти, о крови, о жертвах и играх со Смертью. И Эвелин слушала его с застывшим в глазах восторгом, ловя каждое слова и боясь упустить хоть что-то. Он предлагал ей то, о чём она так давно мечтала: совершенствование, развитие, новые возможности. Он предлагал ей подняться на иной уровень, обойти запреты и познать новые грани рунической росписи. Эвелин не нужно было долго думать, когда он спросил её согласия. Аметист с недописанной дорожкой золотых рун был отброшен в сторону, он вместе с горой таких же бесполезных предметов потом долго пылился в углу, зарастая паутиной и грязью. Потому что у его создательницы были иные, гораздо более приятные задания. За их исполнением она не замечала времени, не замечала ничего вокруг. Была только она и её символы, выходившие из-под её рук подлинные шедевры, которые, девушка была уверена, останутся в памяти людей на долгие века.