— И за это с вашей женой хорошо расплатились, как я понимаю?

Сколько горечи было в этой насмешке! Мальчик разочарован, не столько потому, что уж в чем другом, а в этом-то был убежден. Эйврил знал это, но потому что, пытаясь доискаться до причин такой заботы, проявляемой к ним каноником, выбрал из них еще не самую постыдную.

— Я полагаю, да, — печально отвечал Эйврил. — В ту пору респектабельность ценилась очень дорого!

— А то я не знаю! Мать едва не похоронила пустой гроб ради респектабельности. И заставила одну свою клиентку все подтвердить! Подумать только, целая похоронная процессия, сколько фунтов угрохать и все для того, чтобы теперь я ее полностью держал в руках. Про это она как-то не подумала!

— Сомневаюсь. Она же содержала тебя, если на то пошло.

— Да хватит вам. Время дорого. Мне вредно тут долго торчать, а вы только время тянете.

Рука уже впилась в плечо Эйврила, и его окутывало зловонное дыхание ужаса.

— Для чего вы здесь? Часом, не душу мою спасать?

— О нет, — Эйврил даже фыркнул, ему и в самом деле стало смешно. — Дорогой мой мальчик, этого я сделать не сумею. Душа — это личное дело каждого из нас, от начала и до конца. И никто посторонний не имеет право в это вмешиваться.

Высказанная идея, похоже, увлекла его самого и вопреки ситуации он пошел на некое теоретическое отступление, вполне осознавая его полнейшую неуместность.

— Что есть душа? — вопросил он. — Ребенком я думал, сам не знаю почему, что это такое маленькое духовное зернышко, наподобие фасолины. Теперь же она для меня — это тот человек, с которым я остаюсь, когда я один. Сомневаюсь, чтобы теологов удовлетворило хоть одно из этих определений.

— Но тогда, Бога ради, — с мукой в голосе взмолился его собеседник, — скажите, какого черта вы сюда пришли?

— Не знаю, — ответил Эйврил, изо всех сил стараясь, чтобы в его правдивости не усомнились. — Все, что я могу тебе сказать — это что я был вынужден это сделать вопреки моей собственной воле. Весь сегодняшний день все мелочи жизни словно сговорились привести меня сюда. Что-то должно произойти, я это знал и прежде. И я верю, что если меня не подведет какая-нибудь моя собственная глупость или слабость, то я узнаю, собственно зачем я пришел.

К его изумлению, объяснение, показавшееся ему самому на редкость неточным и невразумительным, было понято сразу. Он услышал, как за спиной затаили дыхание.

— Вот оно, — произнес Хэйвок, и снова, на этот раз уже в полный голос, — вот оно! То же случилось и со мной. Знаете ли вы, что это такое, вы, жалкий старый болтун? Это — Наука Удачи! И она срабатывает всякий раз!

Теперь Эйврилу пришел черед сразу понять, и, поняв, он страшно перепугался.

— Ах. Наука Удачи, — повторил он осторожно, — и ты ее видишь, так? Она ведь требует огромной самодисциплины!

— Ну ясно — но она ведь того стоит! Я вижу ее каждый день, все время. Я — один из счастливчиков. Этот дар достался мне. Я знал это еще в детстве, но тогда еще не вполне его понимал, — он бормотал все громче. — А в тот последний раз, когда я просидел так Долго совсем один, я понял все правильно. Я внимательно слежу за каждой возможностью и я не даю слабины. Поэтому я побеждаю!

Эйврил долго молчал.

— Это просто мода, — наконец произнес он. — Ты, видимо, этих французов начитался. Ох, нет-нет, ты, вероятно, их не читал. Ах как глупо вышло!

— Да хватит болтать! — хрипловатый голос, лишенный уже всего напускного, звучал чуть наивно. — Только и знаете, что болтать. Никогда ничего не говорите напрямик. Что вы знаете про Науку Удачи? Валяйте, рассказывайте. Вы один только и понимаете. Вы раньше-то про нее слышали?

— Под другим названием.

— Не сомневаюсь. Это название я сам придумал. Какое же настоящее?

— Устремление к Погибели.

Наступила пауза. Любопытство, страх, нетерпение ощетинились за спиной Эйврила.

— Так это что же — известная штука?

— Ты не открыл ничего нового, сын мой!

— Наверное, нет, — он колебался, усталый, истерзанный тигр, но продолжил расспросы. — Вы же меня правильно поняли, да? Надо внимательно следить за своей Удачей и потом уже никуда не отступать, не давать слабины ни на миг, ни на минуту. Даже в мыслях нельзя. Один раз дашь слабину — и испоганишь все, и все потеряешь, и все пойдет против тебя. Я проверял. Мысли реально — и легко достигнешь цели, все сложится именно так, как тебе нужно, все будет просто. Это — оно?

— Это оно, — смиренно ответил каноник. — Скатываться по ступеням легче, чем по ним взбираться. Facilis descensus averno ^[3]. Это сказано давным-давно.

— О чем вы?

— О Науке Удачи! — Эйврил понурил голову. — У этой лестницы есть повороты: лоза петляет, карабкаясь вверх, река бежит извилистым руслом. Присмотрись — и увидишь течение и сможешь выбрать, в каком направлении тебе двигаться.

— Так вы знаете? Но зачем тогда даете слабину?

— Затем, что не хочу себе погибели. Человек, кидающийся вниз по винтовой лестнице, по которой его ближние карабкаются вверх, может изувечить кое-кого из них, но, дорогой мой мальчик, это ничто в сравнении с тем, что ждет его самого, верно?

— Вы спятили? Вы подступили к величайшей штуке, вы видите то же, что и я, и не хотите с этого никакой выгоды?

Эйврил обернулся в темноту.

— Злом будет тебе мое Добро — вот что ты открыл. Это тот единственный грех, который не может быть прощен, потому что, когда придет ему конец, ты будешь уже там, где прощать некому. В этом твоем путешествии ты правда «достигнешь цели». Естественно — у тебя нет выбора. Но во время его ты погибнешь. Человек, который с тобой, когда ты один, умирает. С каждым днем все меньше вещей радуют его. Завоюй ты хоть весь мир — какая ему с этого радость? В конце концов с тобой не останется никого!

— Я вам не верю!

— А мне послышалось иначе, — сказал Эйврил. — Допустим, ты попал в Сент-Одиль…

— Как?

Этот внезапный интерес ничуть не насторожил каноника, и тот продолжал как ни в чем не бывало.

— Сент-Одиль-сюр-Мер. То есть Святая Одилия на море. Маленькая деревушка к западу от Сен-Мало. Допустим, ты добрался туда и откопал сокровище дороже всей королевской казны. И что же — ты станешь после этого другим? Неужели ты веришь, что измученный и всеми обиженный ребенок — тот, что рядом с тобой, когда ты один, — не будет с тобой и там? Что сможешь ты купить для него, чтобы он стал счастливым?

Хэйвок уже не слушал.

— Это название самой виллы или только деревни?

— И того, и другого. Но ты должен выкинуть его из головы. Джеффри Ливетт этой ночью уже туда отправился.

— Неужто? Морем?

— Да. Но туман рассеивается. Джеффри будет там уже завтра утром или днем позже, — Эйврил нетерпеливо выкладывал сведения одно за другим. — Ты должен про это забыть. С этим все. Все порты оцеплены и за тобой охотятся, мальчик мой. Сейчас у тебя остался последний шанс подумать о себе!

Хэйвок громко рассмеялся.

— Вот оно! Наука Удачи, опять она не подкачала! Видите, как она сработала? Вот почему я вернулся — видите? Видите, чем мы тут на самом деле занимались?

— Переступали ступени, — вздохнул Эйврил, — Почти у самого дна.

— Вы это кончайте, — рука снова легла ему на плечо. — И слышать этого не желаю. Вы ведь рассказали мне одну-единственную штуку, которую я не знал — и я пришел ее узнать. А вы даже сами не поняли, зачем пришли!

— Но я знаю, — тихо, но упрямо возразил Эйврил. — Я пришел рассказать тебе то, что для меня очевидно более, чем для кого-либо еще, кого ты встретишь на своем пути.

— Вы пришли уговаривать меня, чтобы я дал слабину. Так скажем. Вы — выживший из ума старый идиот. Идите домой спать и…

Голос внезапно пресекся. В наступившей тишине холод казался до боли пронзительным. Высоко под сводами призрачные фигуры на витражах обретали очертания по мере того, как усиливался утренний свет.

Длинные пальцы сжимали ключицы Эй в рил а, и дрожь, передаваясь по ним, сотрясала тело старика.