Наконец ротвейлер больше не мог терпеть и бросился на врага. Азур внезапно взвыл и подскочил в воздух. Он опустился прямо на спину псу. Пес в ужасе тявкнул и замолк, ведь на него обрушилось килограммов шестьдесят, не меньше. Он пытался вывернуться из цепких лап, и на несколько минут оба зверя скрылись в клубах пыли, слышны были только разъяренный вой льва и тявканье пса.

Через какое-то время из облака пыли показался сильно потрепанный ротвейлер, он пулей метнулся в сторону. Пыль постепенно осела, и все увидели, как Азур спокойно счищает грязь с одной из лап. Потом лев встал, потянулся и прошел на солнечное местечко, которое еще недавно занимал ротвейлер.

Он внимательно осмотрел место, несколько раз повернулся, вырыл себе подходящее углубление и аккуратно улегся, свернувшись калачиком. Через секунду он, казалось, уже спал, но одно ухо торчком стояло на голове – эдакий радар, способный уловить передвижения любого пса.

Герцер проснулся, не понимая, где находится; лишь через несколько минут он сообразил, что снова спит в Вороньей Мельнице. Он так долго спал в лесу, по крайней мере, ему так казалось, что вначале удивился, увидев, где находится. Первым делом Герцер прощупал содержимое карманов и с радостью обнаружил, что все продуктовые талоны на месте. Накануне вечером, после бани, он поужинал вместе с Кортни и Майком, а потом пошел прогуляться по городку. Казалось, в этот вечер здесь собрались люди со всей округи, ведь у всех был выходной. Город заполнили группы людей, большинство просто сидели и разговаривали. Мало у кого были деньги или вещи на обмен, так что, хотя в городе и имелось несколько торговцев, у них редко что-либо покупали.

Герцер купил небольшой кожаный мешочек для хранения монет и еще несколько монет бросил рыжеволосой скрипачке, которая сидела у ручья и играла, в основном кельтские баллады. Но тяготы последнего месяца приучили Герцера не забывать о еде, поэтому он и сейчас тратил деньги осторожно.

Вот он сел, свернул меховое одеяло и сунул его в плетеную корзину – как же он благодарен Баст за оба этих подарка. За последнюю неделю Герцер научился ценить постель на подстилке из ельника, особенно в сравнении с жесткой землей. Но с этим одеялом можно спать и на земле. Единственное, что его раздражало, так то, что вещи нигде нельзя было оставить; если оставить их в домике, то потом не найдешь. Тут он сообразил, что, кроме носильных вещей, одеяла, корзины, а теперь еще небольшого кожаного мешочка, у него ничего и нет. Майк и Кортни не могли похвастаться и этим. В один миг он попал из изобилующей удобствами жизни в жизнь, в которой таковые отсутствовали. Он вдруг понял, что хочет иметь свой угол, пусть даже просто кровать, и место, где можно безбоязненно оставить одеяло.

Герцер пошел в город, по дороге он думал, так ли уж разумно было вступать в обучающую программу. Он ведь и так умеет кое-что делать. Например, может воевать, надо только раздобыть оружие. Можно собирать разные растения в лесу, а Джун говорила о нехватке одежды. В округе много брошенных домов, он может разыскать их, найти необходимые вещи, и за это можно получить больше двух бонусных талонов за неделю, да к тому же не будет сбитых в кровь рук.

С другой стороны, некоторые из этих домов принадлежат людям, которые в данный момент находятся в Вороньей Мельнице. А что, если кто-нибудь решит зайти и в его бунгало и позаимствовать его вещи – каково ему будет?

Он прокручивал эти мысли в голове и так и эдак; впервые в жизни Герцер думал о грабеже. В играх, в которые он играл, предполагалось этическое равнодушие к этому вопросу. Надо было убивать орков, забирать их золото. Внезапно Герцер подумал, что в играх никогда не фигурировали голодные дети орков, хотя он и сам часто сжигал все их поля.

Взять, к примеру, лук. Он почти ничего не знает об охоте, но может неплохо стрелять, особенно если получше прицелится. Герцер даже подумал, не попробовать ли ему записаться в стражники. Может, не стоит зря тратить еще двенадцать недель жизни, чтобы научиться тому, что никогда ему не пригодится? Он ведь знает, что угольщиком никогда не станет, лесорубом или дубильщиком кож тоже.

Все утро его обуревали эти мрачные мысли. Герцер бродил по городку, заглядывал повсюду, даже умылся в фонтане, вода в который поступала из горного ручейка. Наконец он подошел к общественным кухням. Солнце уже взошло. Он проспал почти все утро и теперь боялся, что опоздал к завтраку. Живот у него сводило от голода, а до обеда было еще далеко.

Но кухни оказались открыты, а запах стоял такой аппетитный, что у Герцера слюнки потекли. Он протянул талон миловидной девушке, стоявшей у входа, и прошел к прилавку. К его удивлению, на завтрак была не просто кукурузная каша. Кроме каши можно было заказать яичницу, жареную картошку, золотистый, ароматный хлеб и сосиски. Кастрюли висели над огнем, и все было горячим.

– Чудесно. – Он не выдержал и улыбнулся подававшей еду девушке.

– Магистрат решил, что день отдыха надо сделать праздничным, – улыбнулась она в ответ. – Поэтому сегодня и еды больше обычного.

– И приготовлена она лучше. Что я могу взять?

– Все, что хочешь, – сварливо ответила девушка. – Но съесть нужно все дочиста.

– Хм… – ответил Герцер.

– Может, яичницу? – И она взялась за сковороду.

– Яичница… – Герцер покачал головой. – Не знаю.

– Болтунья? Глазунья? Поджарить с обеих сторон?

– С обеих сторон, наверное. Тогда белки словно сваренные.

– Легко, – ответила девушка. – Одну секунду.

Он взял булочку. Корочка у нее была коричневого цвета, размером она не превышала его ладони, а благоухала маслом и сдобой. Герцер надломил ее, и внутри она оказалась не белой, а золотисто-коричневой. Он понюхал и откусил, а потом быстро запихал в рот всю целиком.

– Объедение! – промычал он.

Две поварихи рассмеялись, а девушка у прилавка, жарившая яичницу, даже подмигнула ему.

– Самый старый из известных рецептов выпечки хлеба, – сказала она. – Мы только сейчас смогли намолоть достаточно муки.

– Что это? – прожевав, спросил Герцер.

– Это хлеб, благодаря которому на свете появились пирамиды, – ответила женщина постарше. – Египетский хлеб. Тяжелый, в нем много минеральных веществ и витаминов.

– Хлеб и пиво, – кивнул Герцер. – Я слышал об этом, но никогда не мог представить себе такого вкуса. Он один может заменить целый обед.

– Так все говорят, – весело ответила девушка за прилавком. – Строители пирамид питались лишь хлебом и пивом, иногда ели рыбу, а по праздникам – мясо. Но посмотри, что им удалось построить. – Одним движением руки она перевернула содержимое сковороды на деревянную доску, заменявшую тарелку.

Герцер нагнулся вперед и накрыл своей рукой ее руку.

– Настанет день, и про нас скажут то же самое, – пообещал он.

Она кокетливо улыбнулась, повернулась в сторону и подхватила сосиску из кастрюли.

– Положить? – Девушка подняла одну бровь.

«Неужели для того, чтобы женщины стали меня замечать, должен был случиться конец света?» – мелькнуло в голове Герцера. Он уже окрестил девушку «веселенькой»: она была миленькой и не по-современному пухленькой, где-то раздобыла старинное платье, которое ей было тесновато в груди, так что все лишнее выпирало наружу. Из-под платка виднелись рыжие завитки волос. В памяти Герцера всплыл другой образ, и он улыбнулся.

– Нет, спасибо. – Герцер подмигнул девушке.

Но тарелку каши взял, он уже слишком привык к кукурузной каше по утрам; взял еще одну булочку и масло с джемом для каши, поставил все на поднос и еле донес его до столика. Вокруг кухни бродило много народу, но, как и накануне, он не мог сфокусировать внимание ни на чем и ни на ком. Люди толпились группами по берегу ручейка, кто-то беседовал, кто-то спорил. Герцер еще раз огляделся и понял, что он почти никого тут не знает. В городке, должно быть, собрались две-три тысячи человек, а он знал всего человек пятнадцать – двадцать. Как странно чувствовать себя одиноким, когда вокруг столько народу. И еще – какой разнообразной, но в то же время замкнутой была его жизнь до Спада. Раньше он никогда не ездил на Ярмарки. Самое большее, на что он решался, это вечеринки, которые устраивала Маргарет. Из-за своей болезни Герцер избегал незнакомых людей, а так как болезнь прогрессировала, он становился все более и, более замкнутым. И теперь у него, наверное, друзей больше, чем когда-либо раньше. И еще Герцер впервые оказался в месте скопления такого количества народа.