Подполковнику Хансону рассказали о сложившемся положении, так что шок вызвало не зрелище протянувшихся вдаль трейлеров, а общие условия.

Прежде местность служила полигоном для стрельбы боевыми зарядами. Он как-то провел тут очень жаркую и отвратительную неделю в качестве контролера-наблюдателя и хорошо запомнил это место. Теперь она стала заснеженным домом для двух регулярных пехотных дивизий и батальона Бронированных Боевых Скафандров Ударных Сил Флота, а также служб обеспечения для восстанавливаемой, но все еще сильно недоукомплектованной Двадцать восьмой механизированной дивизии, раньше входившей в состав Национальной Гвардии Армии в Пенсильвании.

В Табели Организации и Оборудования пехотной дивизии числилось двадцать шесть тысяч человек личного состава, и почти восемьсот в батальоне ББС. Хансон прошел омоложение одним из первых среди О-5 и ниже, и он знал, что в этой бурлящей человеческой массе существовала серьезная нехватка старших офицеров.

Трейлеры были расставлены побатальонно и побригадно, помещения штаба и руководства батальона располагались в номинальной передней части строя, а по обе стороны от них находились жилые помещения командира, работников штаба и старших сержантов. Из конца в конец головной структуры шла ротная улица. На одной стороне ротной улицы сразу позади штабных помещений батальона располагались ротные офисы, окруженные квартирами офицеров и сержантов и кладовыми. По другую сторону улицы стояли казармы рядового состава. Каждая казарма вмещала четырнадцать человек в шести двухместных кубриках, и в двух одноместных жили старшины отделений.

За ротами батальона находился плац для построений и строевых занятий; по другую сторону плаца располагался следующий батальон, и все начиналось заново. Однако на участке длиной в пару миль скопилось свыше девяти тысяч трейлеров. И хотя теоретически личный состав размещался в казармах рядом с сержантами, большинство этих людей еще не стали даже солдатами и уж тем более не составляли подразделения, а старшие сержанты рангов Е-6, —7 и —8 фактически отсутствовали.

К тому времени, когда в программе омоложения наступил кризис, систему кадрового обеспечения переполняли прибывающие солдаты. Поскольку в период начальной военной подготовки требуется постоянный надзор за обучаемыми, большинство прибывающих старших сержантов направлялось в учебные части. Батальонами в этой кипящей людской массе командовали капитаны, а ротами — вторые лейтенанты только что из училищ. В большинстве рот, если им повезло, должность первого сержанта занимали штаб-сержанты, и часто они были единственными сержантами ранга Е-5. Из-за отсутствия спинного хребта — грамотного сержантского и офицерского корпусов — некоторые группы военнослужащих оставались без командования и управления. Все дети уже находились дома, а родители где-то задерживались.

Так описал ситуацию полковнику однозвездный генерал из Управления кадров Пятнадцатой механизированной пехотной дивизии, и картина выглядела хуже любого описания. Он видел места где контроль очевидно и полностью отсутствовал. На стенах казарм сушились стиранные вещи, ротные улицы усеивал мусор, солдаты открыто дрались между собой. Группки солдат сидели возле костров, некоторые в обрывках формы, вряд ли защищавших от зимнего холода Пенсильвании. Один блок целиком состоял из выгоревших дотла трейлеров, видимо, в результате попойки. В других местах был порядок — явное следствие работы командующих там младших офицеров и сержантов.

Без своих батальонных командиров и без действующих штабов бригады и батальона командир формируемой части был как без рук. Никоим образом несколько генералов, горстка полковников и небольшое число сержант-майоров не могли управиться с пятьюдесятью тысячами человек. Весь процесс активации резервных частей базировался на программе омоложения, и когда эту опору выбили, он развалился. Еда и снабжение доставлялись регулярно, а на остальное буйным молодым оболтусам в казармах было наплевать.

Когда «Хаммер» въехал на территорию «его» батальона, полковнику Хансону захотелось разрыдаться. Это был один из «плохих» секторов, квартал того рода, куда бы он предпочел не соваться без оружия и бронежилета. Он жестом велел водителю вырулить на ротную улицу и пришел в смятение. Штабная часть батальона содержалась достаточно аккуратно. Вход в штаб окаймлял бордюр из камней, дорожки расчищены от снега и подметены. Но ротная секция, за одним исключением, выглядела позорно. Он видел выдранные из казарм секции — явно в результате акций беспричинного вандализма, повсюду валялся мусор.

Когда водитель свернул на заднюю сторону штаб-квартиры батальона, он увидел, что последняя рота выглядела вполне прилично. Более того, снаружи ротного офиса стояли часовые в сером боевом шелке Ударных Сил Флота, между казармами по двое передвигались патрули. Поскольку их вооружение составляли гравипулеметы М-300, демонстрация силы выглядела внушительно. М-300 весил одиннадцать килограммов — столько, сколько и пулемет М-60 времен войны во Вьетнаме, на который он отдаленно был похож, — но большинство солдат обращались с ним легко. Их хорошая физическая форма и серый боевой шелк стали для него первой хорошей новостью.

Утверждали, что тонкая униформа хорошо защищала от холода, и, видимо, так оно и было; легко одетые солдаты переносили ветреный зимний день запросто. Хотя боевой шелк официально считался повседневной формой одежды частей Ударных Сил Флота, большинство персонала батальона, похоже, предпочитали камуфляж и полевые куртки. Это также отвечало на вопрос о наличии какого-либо снаряжения ГалТеха. То, что исполняющий обязанности командира батальона имел сказать насчет используемой униформы, могло оказаться поучительным. Подполковник Хансон подумал, почему форма отсутствовала у остального батальона и где ему достать комплект шелка для себя.

Он жестом приказал водителю остановится перед офисом роты.

— Забрось сумки в мою квартиру. Затем возвращайся в главный штаб.

Он хотел бы оставить его себе — парнишка был обучен и смышлен, — но Г-1 выразился вполне определенно: «Отошлите водителя назад вместе с „Хаммером“. Вам ясно?»

— Есть, сэр!

— Если у моей квартиры у тебя возникнут неприятности, возвращайся за мной. Я буду у командира роты «Браво». — Он ткнул большим пальцем в сторону ротного офиса.

— Есть, сэр!

Когда подполковник Хансон направился по заснеженной дорожке к трейлеру, часовой справа рявкнул «Смир-р-но!», и оба часовых вытянулись. Конечно, часовой видел, что к штабу направляется всего лишь паренек с детским лицом, но этот паренек прибыл на «Хаммере», а достать колеса было сейчас непросто. Эрго, это был не паренек; это был омоложенный офицер или сержант и скорее всего офицер. Когда рядовой первого класса наконец смог различить, что знаки различия на петлицах камуфляжа паренька представляли собой дубовые листья, он похвалил себя за прозорливость. Оба вернулись в стойку «вольно на плацу» после ответного салюта и пожали плечами, когда подполковник зашел в трейлер. Старший рядовой подул на озябшие пальцы и тихо улыбнулся. Судя по внешности командира, дела в роте «Браво» пойдут либо очень хорошо, либо очень плохо. И он был готов побиться об заклад, как именно.

С радостным удивлением подполковник Хансон увидел дежурного по роте — сержанта, который в течение двадцати четырех часов нес ответственность за порядок в расположении роты, — стоявшего по стойке «смирно» за столом у двери. Худощавый темноволосый сержант, слишком еще юный, чтобы бриться, отдал честь.

— Сэр, сержант Стюарт, рота «Браво» Первого батальона Пятьсот пятьдесят пятого Мобильной Пехоты. Какие будут приказания, сэр?

Сержант либо уже служил раньше, либо получил хорошую подготовку, и подполковник Хансон не мог с налету остановиться на одном из объяснений.

— Ну, сержант, — ответил он, козыряя в ответ, — вы можете провести меня в кабинет командира роты и угостить чашкой кофе, если он у вас есть. Воды, если нет.

— Есть, сэр! — несколько излишне громко ответил сержант. Фред удивился, потом сообразил, что так будет слышно через тонкие, словно бумага, стены. Он внутренне улыбался, пока сержант продолжал тем же громким голосом. — Если подполковник проследует за мной в кабинет командира, я позабочусь насчет кофе !