Наконец он добрел до дерева, на котором висели крупные спелые плоды пурпурно-алого цвета. Некоторые из них были с виду такими зрелыми и сочными, что, казалось, тонкая шкурка вот-вот лопнет и наружу брызнет золотистый густой сок. Прутик облизал губы. У него даже слюнки потекли, так ему захотелось попробовать соблазнительный, аппетитный, истекающий сладким нектаром фрукт. Он протянул руку и сорвал один из плодов.
Плод был таким мягким и спелым, что легко оторвался от черенка. Прутик нерешительно повертел его в руках. Обтерев о жилетку, мальчик уже поднес было его ко рту, но…
— Нет, — произнес он, отводя руку в сторону. — Я боюсь.
Желудок сердито заворчал.
— Придется тебе подождать, — приказал ему мальчик. И мрачно пошел вперед, раздумывая над тем, каким глупцом он оказался, только помыслив о возможности положить в рот совершенно незнакомую пищу. И хотя многие плоды и ягоды в Дремучих Лесах были вкусными и сытными, ничуть не реже встречались и ядовитые.
Одной капли сока червонного яблока, например, было достаточно, чтобы убить на месте. И смерть была еще не худшим из зол. В лесах попадались фруктовые деревья, способные ослепить или обездвижить. Росла там, между прочим, одна ягода, называемая баловникой, от которой по всем телу высыпали синие бородавки, которые невозможно было свести.
Была и другая, кукожица, — проглотишь штучку — и сделаешься меньше ростом. И чем больше ее ешь, тем меньше становишься. Бывало, несчастные обитатели леса по неведению так наедались этими ягодами, что исчезали совсем.
— Это слишком опасно, — сказал сам себе Прутик. — Придется подождать, пока не набреду на знакомое дерево.
Но, к глубокому огорчению, он шел и шел, а такое все не попадалось.
Лесные тролли, никогда не сходившие с тропы, не умели сами собирать фрукты и ягоды — в этом всегда полагались на других. Они были торговцами, а не добытчиками. И сейчас Прутик ни за что на свете не хотел походить на них.
Пытаясь не обращать внимания на бунтующий желудок, мальчик двигался вперед. Фруктовые деревья источали сладкий, дурманящий аромат, а янтарные наливные плоды светились в лучах солнца. Голод — странная штука. Он затуманивает мозг, но обостряет чувства. И когда далеко-далеко раздался хруст сломавшейся ветки, мальчик услышал звук так ясно, как будто она упала рядом с ним.
Остановившись, он огляделся. Там явно кто-то был. Прутик сделал несколько шагов вперед, стараясь не наступать на ломкий валежник. Он подходил ближе и ближе, делая короткие перебежки между деревьями. И вскоре он услышал чей-то стон, но поначалу не смог рассмотреть, кто это был. Он сделал еще два-три осторожных шага, тревожно огляделся и — чуть не налетел на громадную волосатую зверюгу.
Это огромное, заросшее шерстью создание сидело, скрючившись, и потирало щеку когтистой лапой.
Глаза их встретились. Чудище, откинув голову назад, оскалилось и зарычало.
— Ай-ай-ай! — вскрикнул Прутик и отскочил, спрятавшись за дерево. Трясясь от страха, он услышал хруст ломающихся веток: это чудовище, тяжело топая, проламывалось сквозь заросли. Хруст прекратился, и лесной воздух огласился жалобным воем. Откуда-то издалека ему ответил такой же заунывный вопль.
— Толстолапы! — понял Прутик
Он слышал о них, но никогда не видел. В действительности толстолап оказался еще больше, чем он предполагал.
Хотя толстолапы выглядят весьма грозно, по характеру они робки и застенчивы.
Прутик снова выглянул из-за дерева.
Толстолап ушел. Полоска затоптанной травы вела в лес.
— По этой тропке я ни за что не пойду, — решил Прутик. — Я…
Он застыл на месте. Никуда толстолап не уходил. Он стоял рядом, в десяти шагах от мальчика. Его бледно-зеленая шерсть сливалась с травой.
— Вух-вух, — тихо простонал он, прижимая лапу к щеке. — Вух-вух?
Зверь был могучим, раза в два выше Прутика, а сложением походил на пирамиду. Ноги у него напоминали мощные стволы, а передние конечности были такой длины, что пальцами он доставал до земли. Когти были больше, чем руки у мальчика, а из пасти торчали два толстенных клыка. И только маленькие, изящные ушки, похожие на трепещущие крылышки, не соответствовали этой массивной, будто высеченной из камня туше.
Толстолап печально уставился на мальчика.
— Вух-вух, — снова простонал он.
Животное страдало от боли — это было совершенно ясно. Несмотря на колоссальные размеры, зверь казался совсем беззащитным. Прутик понял, что толстолап нуждается в помощи, и сделал шаг вперед. Зверь поступил так же.
— Что случилось? — с улыбкой спросил мальчик. Толстолап широко разинул пасть и неуклюже ткнул в нее длиннющим когтем.
— Ух-уух!
Прутик в волнении сглотнул слюну.
— Сейчас посмотрим, — сказал он. Толстолап подошел еще ближе. Он передвигался на четвереньках, сначала — передние лапы, потом — задние. Когда толстолап встал рядом с Прутиком, мальчик увидел, что зверь порос серо-зеленым мхом, торчащим отовсюду среди шерсти. Вот почему он сливался с травой!
— Вух-вух! — заскулил он снова, глядя на мальчика. Зверь открыл рот, и Прутика обдало струей гнилостного воздуха. Сморщившись, Прутик отвернулся.
— Вух! — нетерпеливо пыхтел толстолап. Прутик поднял голову.
— Мне не достать, — объяснил он. — Даже если я встану на цыпочки. Тебе придется лечь, — продолжил мальчик, указав на землю.
Толстолап кивнул массивной головой и послушно лег у ног мальчика.
Заглянув в огромные печальные глаза зверя, Прутик заметил что-то необычное в его взгляде. Это был страх.
— Открой пошире рот, — ласково попросил Прутик и сам открыл рот, чтобы показать, как это делается. Толстолап покорно разинул пасть. Прутик осмотрел эту пещеру, полную огромных клыков, и заглянул в зияющий провал глотки. И слева, в самой глубине, он увидел дырявый, почерневший зуб, причинявший зверю боль.
— Гром и молния! — воскликнул Прутик. — Неудивительно, что ты так страдаешь.
— Вух-вух, вух-уух! — безостановочно повторял толстолап, крутя лапой вокруг пасти.
— Ты что, хочешь, чтобы я его вырвал? — спросил Прутик.
Толстолап кивнул, и крупные слезы покатились у него по щекам.
— Не бойся, — прошептал Прутик. — Я постараюсь не делать тебе больно.
Он нагнулся над зверем, и закатав рукава, внимательно оглядел пасть. Больной зуб, зажатый между двумя высоченными клыками, размером был не меньше солонки. Десна вокруг него была такая воспаленная и красная, что, казалось, из нее вот-вот потечет гной. Прутик осторожно сунул руку в пасть и ухватился за гнилой зуб.
Толстолап, вздрогнув от боли, резко дернулся.
Один из острых зубов до крови поцарапал руку мальчика.
— Эй, что ты делаешь? Если хочешь, чтобы я помог тебе, лежи смирно!
— Вух-вух, — покорно пробурчал толстолап.
Прутик сделал вторую попытку. На этот раз толстолап не шевельнулся, хотя его огромные глаза закрылись от боли, когда Прутик обхватил руками зуб.
— Сейчас потянем и дернем, — скомандовал он сам себе. — Приготовились! Раз, два, три!
Прутик навалился на зуб изо всех сил. Он поворачивал и раскачивал его. Он рвал его и драл его, пока корни не отделились от десны. Из лунки хлынули кровь и гной.
Прутик упал на землю. Но в руке он сжимал вырванный зуб!
Толстолап вскочил. Глаза его сверкали от ярости. Оскалившись, он стал колотить себя по грудной клетке, оглашая Дремучие Леса диким, оглушительным ревом. Затем, обуянный гневом, он принялся крушить, мять и топтать все, что попадалось на пути: кусты, ветки, деревья летели в разные стороны.
В ужасе Прутик смотрел на это зрелище. Должно быть, толстолап спятил от боли. Мальчик тихо поднялся, желая ускользнуть, пока взбесившееся животное не нападет на него.
Но было поздно. Прутик попался толстолапу на глаза. Зверь развернулся, отбросив в сторону вырванное с корнем молодое деревце.