Вот такой карточный домик, он же замкнутый круг, он же рулетка, в которой цена проигрыша — смерть. А всё из-за исключения, которое я сделал для Джимми. Так что исключение ради Кеары полностью оправдано, я бы сделал его снова, снова и снова, даже под дулом автомата, который держит сам Господь Бог.
* * *
— Вы сейчас где-нибудь работаете?
— Да.
— Чем занимаетесь?
— Я курьер в службе доставки.
— Нравится? — Эксперт ослабляет хватку, стараясь разрядить обстановку после того, как копнул слишком глубоко. Хочет, чтобы я надышался перед смертью, поверил ему, расслабился. Не шевелится; притаился, ожидая, когда я подплыву поближе.
— Очень. Гибкий график, возможность водить свою машину и не сидеть целый день взаперти.
Права с чистым штраф-талоном дарю себе на каждое перерождение, а с ними шанс найти очередную должность курьера и выплачивать огромную страховую премию.
— Стрессовые ситуации случаются?
— Иногда. Дорожные пробки и срочные доставки давят на нервы, но это лучше, чем работать в офисе.
— Как спите?
— На боку.
— Я имел в виду качество: хорошо или плохо.
Бессонница, недосыпание и пересыпание считаются признаками депрессии, значит, чтобы признали нормальным, нужно спать семь с половиной рекомендованных часов. Плюс-минус полчаса — угодишь в потенциальные самоубийцы. Не помню, когда в последний раз спокойно спал целую ночь или просыпался без дорожки и шести чашек кофе, но не рассказывать же об этом Карлайлу! Ледяные кубики на веки, капли в глаза, железо и витамин В перед завтраком — и ни бледности, ни мешков под глазами.
— Ну, бывает, сначала ворочаюсь, но стоит заснуть — пушкой не разбудишь.
— Встаёте во сколько?
— По будням в шесть.
— Раньше будильника просыпаетесь?
— Ну нет, это редко.
— Так… — Явно собираясь сменить тему, эксперт начинает новую страницу. — Мы можем поговорить о вашей руке?
— Неужели заметили?
— Я дважды читал отчёт врача из приёмного отделения, — смеётся Карлайл, — а потом видел фокусы с сигаретой. Трудно было не заметить.
Лучше ничего не говорить, пусть сам заполнит паузу.
— Тот трюк с сигаретой, — не выдерживает молчания эксперт, — как-то связан с шестипалостью?
— Когда мне было семь, папа подарил книжку про фокусы. — Первый из двух раз, когда психиатр слышит от меня абсолютную правду. — Он сказал, что из того, что дал Бог, нужно извлекать пользу: стану волшебником, и, возможно, одноклассники перестанут донимать… — Я нахмурился и заговорил тише.
— Ничего не вышло?
— Увы… — Эффектная прелюдия перед второй и последней правдой. — Прошло несколько лет, и доброжелатели, советовавшие научиться фокусам или игре на гитаре, начали раздражать больше, чем хулиганы. В средней школе дразнить перестали, а совершенно взрослые люди сетовали: «Эх, парень, из тебя вышел бы классный музыкант!» Наверное, думали, что таким образом меня подбадривают.
— А на самом деле?
— На самом деле наоборот. Жалеют — значит считают человеком второго сорта, а мне снисходительность не нужна, надоело!
— Сейчас что-нибудь говорят? Ну, за исключением ненужных советов?
— В основном в детстве донимали, хотя и сейчас время от времени случается. Наверное, это неизбежно…
— Что вы при этом чувствуете?
— Злюсь. — Нужно посмотреть в пол, сжать кулаки, а потом разжать. Сцена называется «укрощенный гнев».
— Как реагируете?
— Иду своей дорогой, стараюсь не обращать внимания. Не в суд же на грубияна подавать! — Правильно: нужно продемонстрировать ему, что я парень рассудительный, сгоряча не рублю.
— Дэнни, не было ли у вас в детстве каких-нибудь травм с повреждением черепа?
— Несколько лет назад перевернулся на мотоцикле. В итоге перелом шейки бедра, трещины обоих запястий, сотрясение мозга, но повреждений черепа не было.
— Несколько лет назад? До того, как начались мигрени?
— Да вроде так.
— А помимо того сотрясения ничего не было?
— Кажется, нет.
Вообще-то ему не следует подобным образом выжимать из меня ответы. Карлайл слишком опытен, чтобы делать такие ошибки и раскрывать мне свой план.
— Дэнни, по правилам я обязан спросить прямо: вы когда-нибудь задумывались о самоубийстве?
Лишь с помощью многолетней практики эксперты учатся задавать подобные вопросы бесстрастно, без малейшей тени эмоций.
— Нет, никогда.
— А в семье или среди родственников были случаи суицида?
— Нет.
Честнее было бы ответить «да». Папа поднёс к виску бутылку и на протяжении многих лет нажимал на курок. Именно это нужно Карлайлу. Наследственная депрессия — чем не диагноз?
— Помимо средней школы и нашего сегодняшнего разговора когда-нибудь обращались к психиатру?
— Нет.
— А к психотерапевту, аналитику или другому специалисту подобного профиля?
— Тоже нет. Хотя постойте, после сотрясения меня направили к аналитику, но та девушка просто провела тестирование: ни о детстве, ни о наркотиках не спрашивала.
Карлайл кладёт ручку на кремовый файл с моей фамилией на ярлычке и переплетает пальцы.
— Дэнни, мы почти закончили, — объявляет он.
— И что вы решили?
Ну, давай, как можно равнодушнее и безразличнее!
— Относительно вашего фактора риска? Думаю, никакой опасности вы не представляете. Я не ошибся?
— Нет, конечно, нет! Я ужасно хочу домой.
— Считайте, что вы почти дома. Однако меня беспокоят ваши мигрени: с одной стороны, они не прогрессируют и не становятся чаще, с другой — причин их появления я не вижу. Возможно, они передались вам генетически со стороны отца или стали следствием сотрясения мозга. Мигрени вообще плохо поддаются лечению, а раз в вашем случае они стали косвенной причиной передозировки, необходимо провести более детальное обследование.
— Понял, запишусь к вам на приём.
— Да я не о том. Лечение может оказаться долгим и дорогостоящим. У вас есть медицинская страховка?
— Угу.
— Тогда я выпишу официальное направление, чтобы страховая компания оплатила хоть часть курса.
— Спасибо, вы очень любезны. Спокойнее, только без спешки и глупостей!
— Странно, что вы видите синий цвет. Вообще-то похоже на оптическое расстройство, однако, по-моему, всё намного серьёзнее.
— Наверное, у меня глаза чувствительные. Синий блокируется гораздо меньшим числом фоторецепторов, чем любой другой цвет, поэтому я только его и вижу.
Над обшарпанным столом повисает неловкая пауза.
— Откуда вы это знаете?
Вопрос пустяковый, так что отвечаю быстро:
— Я же говорил: папа был окулистом!
— Верно, вот мы к нему и вернулись. Ваш отец мучился мигренями и умер от аневризмы.
Да нет, по моим данным, он ещё жив. Окончательно опустился, загремел в тюрьму или бродяжничает. Возможно, ищет меня. Возможно, я даже проходил мимо него, спящего в сточной трубе.
— Он принимал какие-то лекарства, — продолжает эксперт. — К сожалению, его истории болезни у меня нет, а она бы очень помогла.
— Прежде чем я начну лечение, постараюсь что-нибудь узнать. — Нужно говорить как можно беззаботнее и в то же время изображать заинтересованность.
— Не беспокойтесь, я уже связался с окружным департаментом психиатрии. Они запросят необходимые документы.
Поднимаю испуганные глаза: пусть увидит панику.
— Это займёт некоторое время, — не унимается Карлайл, — но обычно с бюрократическими проволочками мы справляемся лучше, чем родственники усопших. Раз ваша сестра — смотритель родительского дома, неплохо бы связаться с ней. Думаю, она сообщит что-нибудь полезное.
Паника переходит в «страстное желание поскорее отсюда убраться».
— Я спрошу у неё.
— Дэнни, вы в порядке?
— Просто проголодался… Хочу скорее домой!
— Конечно-конечно. Ваша сестра замужем, какую фамилию она сейчас носит? Или, может, её домашний телефон оставите?
— Ричард, объясните кое-что, — на моём лице крайнее недоумение, — чего вы добьётесь, получив историю болезни моего покойного отца?