Карантин
Мария Романушко
Иллюстратор Мария Романушко
Иллюстратор Ксения Кротова
© Мария Романушко, 2020
© Мария Романушко, иллюстрации, 2020
© Ксения Кротова, иллюстрации, 2020
ISBN 978-5-0051-5152-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Первая больничная тетрадь
Тетрадь, написанная при свече, по ночам, в 1-ой Клинической инфекционной больнице, в палате номер 16, в сентябре-октябре 1994 года, – когда Ксюша болела дифтерией. И было ей в начале болезни 4 года 9 месяцев, а когда мы эту больницу покинули, – 4 года 10 с половиной месяцев. И прожили мы в этой палате целую жизнь…
4 октября 1994 года, вторник.
Уже третью неделю мы с Ксюшей в больнице. У Ксюши – дифтерия.
Как всё произошло:
16 сентября, в пятницу, Антон пришёл в Синий домик и сказал: «Лисичка, что делать, когда горло болит?» (Лисичка – это я, так меня дети ласково называют).
Я посмотрела его горло и ужаснулась: на левой миндалине был какой-то страшный зелёный налёт, какого я в жизни не видала, заглядывая в горлышки своим деткам. Я посоветовала Антону полоскать горло содой, но подумала про себя, что вряд ли это поможет. Послала его в поликлинику; но нашего участкового врача на приёме не было; сказали приходить в понедельник.
Вечером поднялась температура – и Антон слёг. Всю ночь температура держалась около сорока, анальгин не помогал. Не помогали и спиртовые обтирания. Всю ночь не отходила от своего мальчика, лечила его Рейки (есть такой удивительно-простой способ, удивительный как по простоте, так и по силе: накладываешь руки на больного и молишься… Обычно помогает).
Рано утром температура немного спала, до тридцати восьми. В этот час Гавр собрался и уехал в Бавыкино, так как мы решили, что Антоше уже легче. Но вскоре после его отъезда температура опять подскочила до тридцати девяти – и мне стало страшно. Серо-зелёный налёт распространился по всему горлу. Я поняла, что не справляюсь с Антошиной болезнью: это была какая-то не обычная ангина…
Бросилась к телефону и стала звонить в поисках совета. Коли Шастина не было дома. Мама сказала: «Звони скорее Орлу. Он хотя и невропатолог, но, наверное, что-то тебе подскажет».
Мы подружились с доктором по фамилии Орёл полгода назад. Это был старый добрый доктор, спокойный и прозорливый.
Мой звонок застал его на выходе из дома, он уже открывал двери… Выслушав меня, он без всяких колебаний сказал: «Немедленно вызывайте „скорую“ и – в больницу!»
– Как в больницу?! – запричитала я. – Он же аллергик! Ему неизвестно что начнут колоть…
И тогда мягкий, деликатный доктор заорал:
– Аллергия сейчас – десятистепенное!.. Вы понимаете, что Антон может погибнуть?!! Речь идёт о жизни!!! Вы меня понимаете?!!
– Понимаю… – сказала я, как бы протрезвев.
И дальше уже действовала без колебаний. Позвонила маме, попросила её дозваниваться до «скорой», а сама кинулась собирать Антона в больницу.
В это время проснулась Ксюша, я её усадила в кресле на кухне и велела не ходить к Антоше. (Но ведь всю ночь мы провели в одной комнате!)
– Антончик, Орёл сказал: надо ложиться в больницу.
– Ну, что ж. Надо, значит, надо.
Ещё до приезда «скорой» я сняла с полки том Большой советской энциклопедии и прочла про дифтерию. Все признаки были налицо.
…Через полчаса Антона увезла «скорая». Можно сказать: по моему требованию. «Это может быть просто ангина, не обязательно дифтерия, – мямлил, позёвывая, врач «скорой». – «Да вы посмотрите в его горло!» – «Ну, если вы так настаиваете…» – «Да, я настаиваю! Я боюсь оставлять его дома. Ещё одна такая ночь…» – «Тогда собирайтесь.» – «Мы уже собраны».
– Сынок, умоляю! не позволяй себе делать уколов без пробы. Обещаешь? Скажи, что ты аллергик. Доктор, можно это где-нибудь записать?
– Да он же взрослый парень. Скажет сам. Сколько тебе?
– Восемнадцать.
Я хотела ехать с Антоном, но мамы всё не было, она слишком долго шла в этот раз с соседней улицы (или казалось, что долго?), пора было ехать, врачи уже ворчали на меня: «Мы же „скорая“! Мы не можем больше ждать вашу бабушку. Ничего с вашим сыном не случится, доедет и без вас».
Антон был серо-зелёного цвета, но держался стойко, как всегда в трудных ситуациях. Я перекрестила его. Дверь «скорой» захлопнулась, она двинулась, мы с Ксюшей стояли и махали ей вслед, пока она не скрылась за поворотом…
У Ксюши был очень живописный вид: пальто поверх ночной пижамы, и незастёгнутые, с распущенными шнурками кроссовки на босу ногу…
Когда пришла наконец мама, я помчалась в Первую Клиническую на Волоколамке. И услышала, что наши худшие предположения насчёт дифтерии подтвердились. Хотя мазок возьмут только в понедельник, (в субботу это почему-то не смогли сделать), но врач сказал, что клиническая картина настолько яркая, что и без мазка всё ясно…
К Антону меня, естественно, не пустили: он лежал в отдельном боксе под капельницей. Врач сказал: «Сильная интоксикация. Противодифтерийную сыворотку уже ввели. Состояние – средней тяжести, температура пока не спадает».
То, что у Антона нет прививки, конечно, усугубляло тяжесть всего происходящего.
И у Ксюши ведь нет прививки! А они были в таком тесном контакте с братом все последние дни! Накануне, в четверг, я лежала, болея после зубной операции, а они, мои милые, – рядышком со мной: сынок и доченька – один уткнулся в одно плечо, другая – в другое. Тесно, рядышком – одно общее дыхание…
…Из больницы вышла в шоковом состоянии. В ушах звучали слова врача: «Дифтерия страшна своими осложнениями. Особенно тяжело переносят её взрослые».
Шла по улице, залитой всё ещё летним жарким солнцем, и тихонько выла, как раненая собака…
Была суббота, 17 сентября.
Ксюша была весёленькой, никаких признаков нездоровья. Мама убирала квартиру, врачи велели произвести тщательнейшую влажную уборку. Но разве это можно сделать в нашем писательском гнезде, где вороха бумаг повсюду и завалы книг?..
* * *
…Как я рада была, когда два года назад у нас появилась ещё одна квартирка в соседнем доме! Точнее, она была и раньше, но – на другом краю города. А теперь – в пяти минутах ходьбы!
Наш Новый домик. Маленький, двухкомнатный – в дополнение к однокомнатной квартире на тринадцатом этаже синей башни. Кстати, это Ксюша дала им имена: Синий домик и Новый домик.
Конечно, можно было съехаться в большую трёхкомнатную квартиру, но какой в этом смысл, когда Антон уже вырос? Пока будем съезжаться, он возьмёт да и женится (случается ведь такое с выросшими детьмя!) – и опять разъзжайся?
И потом, с Синим домиком так много связано! Мы слишком любим его, любим, как живое существо, как друга. И совершенно немыслимо променять старого друга на квартиру. Мы это уже давно поняли. А теперь и Ксюша говорит: «Никогда отсюда не уеду! Всегда тут жить буду».
Жить на два дома – непросто. Папа – в Синем домике, здесь его компьтер. Антон – в Новом домике, здесь у него большая комната. А мы с Ксюшей постоянно мигрируем: туда-сюда, туда-сюда. Потому что не можем без папы и не можем без Антоши! Живя в Синем домике, скучаем по Антоше и по Новому домику, который успели полюбить, обжились уже в нём, обставили цветами и завесили нашими картинками; а живя в Новом домике, скучаем по папе и по Синему домику. Такое вот постоянное разрывание между двумя домами.
Конечно, папа забегает к нам в Новый домик, когда мы все здесь, но его неумолимо тянет в Синий – к компьютеру: папа пишет новую книгу – сказочную повесть… А когда мы в Синем, Антоша то и дело забегает, тоже скучает, ведь мы столько лет прожили вместе, неразлучно, вплотную. Вот так и курсируем. Благо, что хоть домики наши рядом. Я даже пытаюсь убедить себя в том, что это – ОДИН ДОМ – с таким воздушным коридором: чтобы почаще прохаживаться и продышиваться…