– Мы сможем, – сказал Борис. – Экскурсия – это банально. Ее можно отменить.

И все. Этим «мы сможем» он поставил подпись на договоре с дьяволом. Жена, конечно, что-то заподозрила, но вряд ли могла и предположить, что все так серьезно. Вечером они поссорились. А потом жена плакала на балконе номера, сутулая, красноносая, а Борис чувствовал себя виноватым. На следующий день, на рифе, он словно помолодел на двадцать лет. Именно такой была разница в возрасте между ним и Светланой. Двадцать лет. Целая жизнь. Он сверкал глазами, смеялся, шутил, прыгал с борта лодки, поднимая брызги. Жена шепнула, что он ведет себя как мудак. А ему было хорошо – как никогда в жизни. Он видел мурену и морскую звезду. А Светлана продиктовала ему свой московский телефон – домашний.

– Я вернусь через два месяца, в марте, – прошептала она.

Борис не понимал, что она в нем нашла. С ним-то все понятно. А она? Вокруг столько молодых, мускулистых, загорелых. Ее научный руководитель – австралиец, похожий на Пирса Броснана в роли Бонда, – крутился вокруг нее, как двухметровый загорелый шмель. А ей понравился Борис, мальчик из хорошей семьи. Если в нем и была чертовщинка (а она была), то за один день разглядеть ее было невозможно. Потом Светлана призналась, что ее тоже словно ужалили. У нее был в Австралии главный любовник – море – и второстепенный – будущий хирург по имени Чарльз, брюнет с усиками, как у Джона Гальяно. Она не искала амурных приключений. Но встретила Бориса – и как будто магнитом к нему потянуло.

А потом был роман на расстоянии. Телефонные звонки и огромные счета. Бесконечные смс-сообщения. Одно нашла жена. Был такой скандал, что соседка с верхнего этажа явилась к ним в половину второго ночи, в застиранном халате и с компрессом на голове. Скандальная баба, директор овощной базы. Но, увидев выражение лица жены Бориса, орать перестала. Извинилась и ушла. Поняла все, наверное.

Жена собрала вещи и уехала к матери – она и не думала, что уезжает навсегда, это был предсказуемый акт дрессуры. Эрделя тоже забрала. Все подруги говорили, что она поступила правильно, что теперь он на брюхе приползет. Конечно, приползет, куда он денется. За их спинами – семь лет, семь июней в Крыму, семь новогодних елок, семь противней с имбирными рождественскими печеньями. Жена всегда пекла печенье на Рождество – ортодоксальная американская традиция, которая превратилась в прогрессивную российскую. За их спинами – любовь, которая уютно спит в мягком коконе взаимной привычки. А с этой Светланой у него что? Слова в его стареньком аппарате «Нокиа». Голос, искаженный расстоянием и телефонными помехами. И одно единственное утро на солнечном рифе.

И вот вечерами жена пила сливовое вино и ждала, но он все не полз и не полз.

А у Бориса как будто бы с шеи сняли петлю. После возвращения из Австралии ему все было не в радость. Особенно секс. Женщинам проще, они могут притвориться, если что. А он… Говорил, что просто устал на работе, просто не выспался, просто кризис. А жена смотрела на него – томно, как рисованный верблюд, и ее лицо блестело от крема, и кружева на ее ночной сорочке воинственно топорщились. Раньше ему все это нравилось – и крем, и кружева. А теперь – раздражало только лишь потому, что это все были проявления не-Светланы.

Жена пила вино, Борис осваивался в холостяцкой жизни. По-новому постригся, перечитал всего Гришковца, купил зеленый замшевый пиджак и подал на развод, официально. Жена вернулась в их общую квартиру, а он снял студию на Остоженке. А потом вернулась Светлана, и началась новая жизнь. Борис прыгнул в эту жизнь словно с десятиметровой вышки в бассейн. Было и весело, и страшно, и здорово, и захватывало дух.

С тех пор прошло семь лет.

Те же роковые семь лет.

И вот теперь женой была уже Светлана, а отдушиной – Марианна. Хотя разве можно их сравнивать. Светлана до сих пор была для него и солнцем, и омутом, а Марианна – скорее прекрасным ядовитым растением, которое завораживало, которое хотелось изучать. Dionaea muscipula. Венерина мухоловка. У него и в мыслях не было уходить к мухоловке от солнца.

Какой вывод сделала бы из этой истории Надя?

Объект безнадежен. Чтобы состязаться с Афродитой-Артемидой, надо быть как минимум Геей, землей-матерью. Чтобы чужой смелости, гибкости и красоте противопоставить молочную мягкость груди да тепло очага, возле которого тебя ждут, что бы ни случилось.

Какой вывод сделала Марианна-пехотинец?

Он запросто уйдет от жены. От первой же ушел. Значит, подобная схема отношений ему не чужда. Любой куртизанке известно, что увести мужчину из второй семьи гораздо проще, чем из первой.

Такая она была. Огонь. Цунами.

Однажды Марианна решила выучить китайский язык. Купила увесистый трехтомник и зачем-то кисточку для каллиграфии. Нашла англоговорящего китайца, который взялся обучать ее в скайпе за пять долларов в час. Правда, и у Марианны, и у китайца был такой уровень английского, что она смогла понять только: «Привет! Как дела?» И на этом уроки закончились.

Однажды Марианна решила выйти замуж за австралийца и зарегистрировалась на сайте знакомств «Одинокие сердца Сиднея». Почему именно Австралия, недоумевала Надя? Марианне же выбор казался естественным. Во-первых, она не видела кенгуру, но всегда об этом мечтала. У них сильные, как у скаковых коней, лапы и трогательные заячьи мордочки. Сочетание беззащитности и силы – похоже на саму Марианну, не так ли? Во-вторых, она любит загорелых мужчин. В-третьих, коктейль «цивилизация + океан» – это то, что ей подходит на все сто. Ну и в-четвертых, в Австралии при разводе имущество не делится, а целиком достается жене. Так ей сказал адвокат.

Однажды Марианна решила послать все к черту, уволиться из магазина и стать дрессировщицей морских котиков.

Почему именно котики?

В минувшую субботу случайный любовник сводил ее в дельфинарий, и она была очарована. Дельфины были похожи на инопланетян. Горбили блестящие серые спины, фейерверками выпрыгивали из воды и так осмысленно смотрели, что Марианна понимала – они умнее ее. А с котиком выступала рослая блонда в алом гидрокостюме. По сравнению с блондинкой котик проигрывал. На него смотрели только дети, а взрослые – и мужчины, и женщины – на прекрасную дрессировщицу, которая, разумеется, все понимала, иначе с чего бы ей подражать Памеле Андерсон в роли спасательницы Малибу?

– Она была как будто бы продолжением этого котика, – взахлеб рассказывала Марианна. – Как кентавр. Только с морским котиком.

Надя попыталась представить себе это мифологическое существо – получалось что-то нелепое. У Данилы был альбом «Творчество душевнобольных», так вот там было много подобных иллюстраций. Отрыжка воспаленного воображения.

– Они играли в «ладушки», пели. А потом блондинка прыгнула в воду, прямо на спину шестиметровой белухи. И каталась на ней, как на серфе. А потом в тройном сальто выпрыгнула обратно на бортик бассейна. Это было так эффектно.

– Но она, наверное, спортсменка. Марьяш, ты же и «рыбкой» с бортика прыгать не умеешь, какое тебе тройное сальто?

– Глупости, – сжала губы Марианна, – в дельфинарии даже тюлени делают сальто. Хочешь сказать, я более неповоротлива, чем тюлень?

Такой уж она была.

В конце апреля неожиданно грянуло лето – в бравурном темпе марша, с нарядными бабочками, пушистыми одуванчиками, пастельными рассветами. Вечера понедельника Борис проводил с Марианной – эта традиция когда-то умиляла, но спустя некоторое время начала восприниматься чуть ли не оскорбительно. Потому что все остальное свободное время он посвящал жене. Надя понимала, что никуда он от жены не денется, но Марианна мириться с этим не желала.

– У них дача в Загорянке. Я поеду туда и поговорю с ней.

– О чем?

– Ну как о чем, расскажу ей все. Она имеет право знать. Честность – это уважение.

– И как, ты думаешь, она отреагирует?

– Вообще об этом не думаю, – невозмутимо передернула плечами Марианна. – Возможно, побьет меня… Ну а что ты так на меня смотришь? Просто есть мужики, неспособные к самостоятельному принятию решения. Они ждут пинка под зад. Кто правильно пнет, тот и прав.