Но ничего не ответил князь Матвей. Он опять сетовал на тяжёлые времена, нехватку пороха и запасов, на то, что крепость перенаселена и превратилась в город, по которому бродят нищие, и где совершаются убийства. Он не поднимал глаз и пил одну чашу вина за другой. В какой-то момент его язык стал заплетаться. А потом он просто встал и, пошатываясь, вышёл, оставив Александра наедине с Мариной.

Рыжее пламя отражалось в глазах Марины, играя тысячами пляшущих язычков. На какой-то момент Александру показалось, что перед ним не девушка, его прежде желанная, недоступная, гордая и притягательная Мариночка, а дьяволица с хищным взором и горящими жёлтыми глазами. Он встряхнул головой, словно отгоняя наваждение, а она перегнулась к нему через стол и спросила:

– Уже поздно, может, пойдём в нашу комнату? Ты помнишь, как трещали цикады, как лёгкий ветерок ласкал наши обнажённые тела? Я хочу тебя сейчас, хочу всего. Будь моим. Ведь ты желанный мой, любимый! Я так виновата перед тобой! Но своей любовью я заглажу вину, и буду любить тебя всегда, до скончания веков. Хочу трогать тебя губами, хочу испить твой нектар, мой законный нектар. Хочу быть с тобой единым целым. Пошли!

– Сегодня я сплю один.

Её глаза потупились, словно удалось ей совладать со своим желанием. Или она лишь притворялась? Играла им, как всегда? Сильная рыжая кошка, тигрица, знающая свою силу.

– Хорошо. Я лишь провожу тебя до дверей нашей…, вернее, твоей спальни.

Они поднимались по узкой лесенке. Александр светил, держа подсвечник с тремя свечами, а Марина шла сзади. Знакомая дверь. Александр открыл её и остановился у широкой застланной постели. Марина обнажила грудь и прижалась ею к спине Александра, так что он ощутил сквозь тонкую шёлковую рубашку твёрдые как два бриллианта, возбуждённые, горячие соски.

Постель напомнила ему все их ночи, все их безумные ласки. «Чего ей не хватало в нашей любви? Какие ещё безумства ждало её пылающее, совершенное тело? Может, не хватало новизны? Приключений? А теперь у неё новое приключение и страстное желание отбить меня у Софии? Но ведь этого не будет! Не будет никогда! Я люблю и любим. Я князь, владетель целой страны, и не могу не властвовать над собственным телом».

– Этого не будет,– сказал он вслух.

– Чего не будет?– спросила она его хриплым голосом, сбрасывая лёгкое шёлковое платье. Пламя трёх свечей играло на её обнажённом теле, обволакивая его мягкими тенями, словно невидимой одеждой. Александр почувствовал, что не в силах совладать с собой, что его тело знает, помнит, как ему было хорошо, словно лежал он в животе ещё не родившей его мамы.

– Этого не будет, потому что я люблю другую женщину.

– Ну и что? Я тоже любила другого мужчину. Но мы всегда возвращаемся. К истокам. К своей первой и главной любви.

Она протянула руку, и быстрым движением расстегнула ремень на его штанах, так что под тяжестью меча они с глухим стуком упали на пол. Марина нагнулась, и судорога наслаждения молнией пробежала по телу Александра, прежде чем он, промедливший, да, бесстыдно промедливший, ждавший этого прикосновения, желавший его, отпрянул, подтянул штаны и застегнул на талии ремень с мечом. Она взяла то, что называла «мой законный нектар». И теперь смаковала его на губах, довольно облизываясь, как получившая своё законное лакомство кошка.

– Я же сказал, нет!

Он подошёл к распахнутому окну. Выглянул в него. Во весь горизонт перед ним лежало море. К луне вела жёлтая дорога. Блистали звёзды. Тёплая летняя ночь готова была принять в свои объятия ещё одних любовников. Голая Марина прижалась к нему сзади и гладила его тело, стараясь расстегнуть пуговицы из перламутровой раковины на его рубашке. Он ощутил, что её бьёт дрожь, такая же, какая сотрясала его самого. И тогда он попытался вспомнить Софию, чтобы получить от неё силу противостоять Марине. Но мысли путались, сбивались, словно сгорали в пламени всепоглощающего желания, мрачной чёрной страсти. И тогда, в первый раз за всю свою жизнь, Александр мысленно обратился к Богу: «Спаси меня, Господи, от меня самого!!!».

Марина взяла его голову в свои руки, повернула лицом к себе и прошептала, словно прочтя его мысли:

– Тебя теперь не спасёт никто и ничто. Ты мой! Как был моим, так моим и будешь! Ты не можешь обмануть меня: твоё дрожащее тело выдаёт тебя с головой. Оно знает, что это случится, и готовится, чтобы легче войти в меня.

Марина приблизила к нему своё лицо, погладила сухими, воспалёнными от страсти губами его губы и прижалась к ним, целуя часто-часто. Опущенная левая рука Александра ощутила на себе прикосновение её содрогающегося влажного лона. Между ними оставалась лишь тонкая ткань, лишь падающий на пол с глухим стуком меч.

Но в это мгновение вдали за посадом раздался чей-то предсмертный душераздирающий вопль, потом звон оружия, хриплые крики. Александр отпрянул от Марины, в его стальных глазах загорелось яростное пламя черкесских предков:

– Ты опять предала меня?

Она посмотрела на него изумлённо, а её торчащие соски казались неуместными и смешными. Впрочем, как и его бугор на штанах. Они даже почти улыбнулись, так нелепо выглядели оба в это мгновение.

– Какой-то бой, причём тут я?

– Это бой моего отряда с турками, которые идут к Алустону, чтобы захватить меня, князя Феодоро, которого вы с отцом заманили в ловушку.

– Ты ошибаешься! Мне не за что тебе мстить. Это я изменила тебе с сыном армянского князя. А деньги для меня не имеют значение. Сейчас во всём разберусь.

Она быстро оделась, вынула из подсвечника одну свечу и вышла, притворив за собой дверь. Александр закрыл дверь на засов, опять подошёл к окну, выглянул из него, и увидел, как на одной из башен стражники тушат сигнальный костёр. Бой внизу, двести - триста шагов от крепости, шёл яростный. Звон мечей, хриплые крики и стоны разбудили всю крепость. В окнах загорались свечи.

Снизу донёсся шум, глухие удары, потом раздался негромкий стук в дверь. Александр вынул меч, подошёл к двери и спросил:

– Кто?

– Это я, Марина.

Александр левой рукой отодвинул засов, и отскочил в сторону, готовясь нанести удар мечом.

Но в комнату вошла одна Марина. У неё на плече висела длинная прочная верёвка. Марина закрыла за собой дверь и сказала:

– Кажется, тебя действительно предали. Я закрыла дверь на третий этаж и её сейчас выламывают. Мне не хочется верить, что это мой отец. Спускайся по верёвке. Потом я её скину. И помни: я не предавала, потому что только тебя любила, тебя и буду любить всю свою жизнь, А армянин – это лишь страсть: глупая и безрассудная. Сегодня ты понял, что противиться ей практически невозможно. Она сильнее нас. Это страсть продолжения рода. Жаль, что мы с тобой применяли средства против беременности. Я хочу от тебя ребёнка. Хочу! –  прошептала она, когда Александр уже спускался вниз.

Он глядел вверх до тех пор, пока лицо её не стало неразличимым белым пятнышком в тёмном проёме окна. И тогда он мысленно попрощался с ней навсегда.

Александр соскочил на землю, собрал сброшенную Мариной верёвку, и поднялся по крутым каменным ступеням на стену. По стене уже бежали к нему два стражника. Александр накинул петлю на зубец стены и сбросил верёвку вниз. Стражники были уже рядом. Александр повернулся к ним и пошёл навстречу, не вынимая меч. В ярком свете полной луны его глаза полыхали холодным яростным огнём. Стражники остановились, попятились, а потом один за другим с воплем ужаса, прыгнули вниз, в узкий проход между зданием и стеной.

Александр спустился со стены, и побежал мимо спящего посада в ту сторону, откуда доносились звуки боя.

Глава 19. Фуна. Кровь и слёзы.

В свете луны, поросшие густой травой поляны между островами мелких деревьев и кустов казались освещёнными комнатами в темном полупустом замке. На одной из таких полян и шёл бой. Мелкие, разрозненные отряды вестиаритов уже собрались в один сплочённый, хорошо управляемый Теодориком отряд, который теснил вооружённых саблями турок. Широкие лезвия алебард феодоритов мелькали высоко над чалмами османов и обрушивались сверху, словно молнии, посылаемые богом войны на грешные головы правоверных.