В апокрифах (и их крестьянских интерпретациях) повествуется и о других деяниях Дьявола: ему приписывается попытка соблазнить Еву; он подговаривает Каина убить Авеля; пытается испортить ковчег (сотворив грызущую дно ковчега мышь).
После потопа Дьявол соблазняет людей в идолопоклонство. Кроме того, он творит болезни (проделав на «чертеже человека» — при его создании — семьдесят семь дырок-ран).
Дьявольским наваждением считались самоубийство, психические расстройства, пьянство.
Дьявол властен над половой любовью. В «Повести о Савве Грудцыне», желая преуспеть в любви, Савва «дает рукописание» Дьяволу.
Искушая человека, завладев им, Дьявол стремится посеять зло, объясняемое не корыстными или необдуманными поступками людей, но «дьявольскими кознями», что находит отражение уже в летописи. В княжеской среде «Лукавый пронырливый Дьявол, не хотяй добра межи братьею», вводит здесь в междоусобицу, научает забывать крестное целование, братскую любовь и страх Божий, воздвигает междоусобные войны и научает убивать братьев, превращаясь таким образом вместе с Богом в единственный летописный политический фактор <Рязановский, 1915>.
Дьявол особенно старается искушать монахов, поскольку человеку (и прежде всего монахам) предназначено занять на небе место отпадших ангелов. «Мотив искушения людей Дьяволом был подхвачен и художественно разработан подвижниками монахами, с IV в. наполнившими пустыни Египта, Синая, Палестины, а затем и множество других мест. В творениях отцов-аскетов находим подробно описанную психологию греха. Зерно греха называется у аскетов помыслом. Развиваясь и укрепляясь постепенно, помысл переходит в греховное направление. Помысл, называемый также приражением или прилогом, есть лишь простая попытка со стороны духа зла склонить ко греху. Воля человека при этом не участвует, и потому помысл не подлежит нравственному вменению. Следующий момент искушения — сдружение или сочетание, когда душа принимает помысл, внушенный врагом, услаждается им; это уже акт, подлежащий вменению, т. к. здесь уже начинается колебание воли», и т. п. <Рязановский, 1915>.
Народные версии повествований об искушениях обычно гораздо проще. В одном из популярных в крестьянской среде XIX–XX вв. сюжетов «дьявола» стараются погубить досаждающего им пустынника: «Один пустынник тридцеть лет молился в пустыне. Мимо ево стали ходить дьявола, большой артелью; вперед идут нерадостны, невеселы, а обратно скачут и пляшут. <…> Видит, одинова, идут оне, и позади их костыляет и ташшится коё-как на хромой ноге Потанька-дьяволенок. Пустынник остановил его и спрашивает: „Куды вы ходите артелью?“ — „Ходим к царю на обед; у его все стряпки, что ни делают — не говорят николда: „Господи благослови!“ — Вот мы и ходим туда“. После того как царь, по письму пустынника, переменяет всех стряпок, он видит дьяволов нерадостных, невеселых. „Молчи! — говорят оне ему. — Каковы мы тебе не будём, да будём!“ <…> Прошло сколько-то время, пустынник живет спокойно. Вот, однажды, пришли к ему гости и с имя женщина. Стали с им разговаривать и соблазнять его жениться; он соблазнился жениться и пошел с имя венчаться. Пришли куда-то оне и пустынник с имя: к венчанью тут было налажено. Вот стали его венчать с женшиной, вот подошла пора уж и винцы надевать. „Не крестись!“ — говорят оне ему. Он взял, да и перекрестился, и как только перекрестился, увидел перед собой петлю, направлену на его голову. То были дьявола. Оне все отскочили от его, заржали, захохотали и убежали. Вот до чего обморочили оне пустынника, что чуть и не задавили. Таковы дьявола-те! После пустынник ешо молился тридцать лет» (Перм.).
Дьявол — главный в иерархии злых духов, однако иерархия эта в крестьянских поверьях очень своеобразна: Дьявол и Сатана (как черт и бес) в ней могут быть равнозначными, самостоятельными, одновременно существующими злыми духами, каждый из которых заведует своей областью злых дел: «Черт, Дьявол, бес, Сатана, сим вымышленным особам простолюдины определяют разные степени и достоинства и уверяют, что черт смущает, бес подстрекает, Дьявол нудит, а Сатана знамения творит для колебания крепко в вере пребывающих», — писал в конце XVIII в. М. Чулков <Чулков, 1786>. «Самый главный начальник ада — Демон; Сатана — сильный и особенно злой и коварный; Дьявол — это главный соблазнитель людей на всякий грех… он производит вихри; черти — это общее название злой силы» (Волог.); черт и леший не искушают людей, а бес или Дьявол, «по приказанию начальника своего, Сатаны, прилетают в мир для искушения рода человеческого и делания ему всяких пакостей» (Волог.). «Дьявол, если вздумает шутить, то шутки его всегда очень злые и вредные, подчиненные же ему чертенята, народ молодой, постоянно шалят и шутят, но шутки их не приносят особого вреда человеку» (Волог.).
Однозначно определенного различения главенствующих и подчиненных злых духов в подобных иерархиях нет, точнее, тождественные названия одного и того же верховного духа зла нередко осмысливаются как вполне самостоятельные, что, в свою очередь, порождает уже целый ряд главенствующих злых духов.
В то же время дьяволами могут именовать и всех чертей «низшего ранга», представляющих как бы «уменьшенное подобие» Дьявола, ср.: «Говорят, когда Господь сверзил Сатану и дьяволов его с небеси, тогда все дьяволы и посыпались на землю, словно дождь» (Урал). Установить здесь различия тем более трудно, что крестьяне часто избегают называть нечистых духов собственными именами (из опасения «привлечь» их), говорят «он», «лукавый» и т. п.
Некоторые исследователи связывают такую расплывчатость воззрений с отсутствием «стройной системы демонологических представлений» вообще, подчеркивая, что идея о Дьяволе (Сатане) в восточной Церкви не была так разработана как в западной <Антонович, 1877; Краинский, 1900>.
Дьявола (как и Сатану) крестьяне часто описывают пребывающим в аду (см. САТАНА). По мнению вологодских крестьян, ад, где грешники горят в огне и кипят в смоле, сторожит Дьявол Солча или иначе — адский зажигатель; дорога, спуск в ад начинается от Давидова дома в Старом Иерусалиме.
В этой же губернии рассказывали о дворце Дьявола: «…в Кокшеньге недалеко от проезжей дороги лежат шесть больших камней… По поверьям местных жителей, на этих камнях невидимо стоит воздушный дворец господина Дьявола. В этот дворец по временам собираются черти большие и малые и здесь производят свои торжества и сборища. Здесь же живут под строгим надзором мелких бесов и некоторые из тех людей, которые прокляты или похищены Дьяволом… В Кокшеньге есть даже человек, который знаком с чертями и может показывать как самый дворец, так и его обитателей; показывает он, само собой, не даром, а за плату, которую и вносит исправно чертям».
Дьяволом (как и бесом, Сатаной) может именоваться древнее языческое божество, обитающее в дереве. В «Житии Трифона Вятского» читаем рассказ о посечении преподобным вотяцкой священной ели, увешанной «утварью бесовской»: серебром, золотом, шелком, ширинками и кожей: «Обычай бо бе им, нечестивым по своей их поганской вере идольские жертвы творити под деревом ту стоящим, и всякой злобе начальник враг-Диавол вселися ту и обладаше деревом тем, мечту творя всяким злоказнством» <Рязановский, 1915>. Вообще же, в народных поверьях Дьяволом именуется всепроникающее существо, отождествляемое то с всемогущим Дьяволом, то с иными нечистыми духами.
Подобно всем нечистым духам, «Дьявол имеет привычку гадить в воду, если не покрыть сосуда с водой или не перекрестить его. Впрочем, как утверждается, крест вернее всякой крышки. Дьявол говорит: „Я не могу обмыться ни в реке, ни в колодце, ни даже в луже (потому что Спаситель освятил воду), а обмоюсь на столе, если тут стоит вода, а не то в пресном молоке“» (Волог.). Это общераспространенное поверье нашло отражение в «Повести о скверном бесе».