Иногда упоминается об «одичании» побывавших в лесу проклятых: они страшатся людей, могут разучиться говорить и т. п.; уподобляясь растительности, деревьям, проклятые «обрастают мхом», покрываются корой (Новг., Влад., Урал).
В нескольких быличках Новгородской области повествуется о том, что «с уведенными детьми общаются в лесу их предки» — «дедушка и бабушка, уже давно умершие» <Черенанова, 1996>. Добавим, что «дедушкой», «дядюшкой» (и даже крестным) в поверьях ряда губерний и областей именуется завладевающий проклятыми леший, чей образ совмещает представления о стихийном духе и о «лесном предке» (см. ЛЕШИЙ).
Реже исчезнувшие проклятые представляются пребывающими в подполье дома (см. ПОДПОЛЬНИК) или в воде: «От Кривозерского монастыря полторы или две версты есть озеро Черное. Года три тому назад шли три мужика с лесопильного завода Бранта мимо озера ночью, вдруг увидали девушку, нагую по грудь, в воде посреди озера; и кричит она им: „Дайте мне с себя крест, и я выйду из озера. Двадцать пять лет я в озере, проклятая отцом; а если не дадите креста, я опять уйду в озеро на двадцать пять лет“. Мужики не дали креста, и сразу же она заболтыхала озеро, что задрожала земля, и они упали с испуга… И это бывает часто» (Костр.).
На Урале водяные шутовки — «среднее между русалками и проклятыми женщинами и девками». В своих «подводных гнездах» они живут как и люди на земле — невидимо для них, но «во плоти». Появляясь на суше, шутовки похищают еду и одежду, могут сожительствовать с обычными людьми, однако дети их подвластны нечистой силе. Сами же они обречены жить так до пришествия Христова (сходно характеризуются и шуты, проклятые мужского пола). На Владимирщине шуты и шутовки отождествляются и с проклятыми, и с чертями, и с водяными — они похищают неблагословленную пищу (ночью), водят к себе оплошавших и проклятых, топят в воде неосторожных. Скотинка в их дворах — проклятые родителями дети и самоубийцы (см. ШУТ). В быличке Архангельской губернии проклятая девица выходит замуж в Санкт-Петербург, «под Калинов мост».
В повествовании, записанном на Рязанщине, проклятая отцом королевна пребывает внутри крепостной стены, откуда выходит через каждые семь лет «в человеческом образе». Она просит солдата-часового купить ей крест и следовать за нею: «„Будут тебя начальники, генералы стращать, не бойся никого, будет огонь и вода, не бойся ничего. Только иди за мною, а вон выйдешь, не говори, пока я не заговорю!“ Взошли они в подвал, увидал часовой ротного командира, корпусного, стращают его, говорят, что мы тебя сквозь строй прогоним! Он промолчал, с обеих сторон пламя на него огненное пышет. Прошел он огонь, потом река, ветер и волны. Прошел он воду. Она ему показала пальцем взять шкатулку. Выходят из подвала, подходят к главной абвахте [гауптвахте] <…> За крепостью через канаву большой мост. Вдруг пошли по мосту: на конце моста нечистые духи сорвали башмак с нее. Он только сказал: „Сударыня, башмак потеряли!“ И не стало ни ее, ни шкатулки».
По поверьям, проклясть человека можно и «на срок», и «на век»: «Кои на срок, не на век прокляты, дак те возвращаются, а как проклянет матка на веки вечные — тут уж они тебя, лешие, нипочем не отпустят, хоть что давай» (Волог.).
В одной из быличек бранившейся матери советуют проклянуть сына «достатку». «Ишла женщина из деревни Поженки, и бежал за ней ребенок, ее мальчик, лет шести. Она сказала ему: „Вернись домой, вернись домой!“ А вон не вернулся, идет и плачет: „Возьми меня, мама, с собой!“ Она говорит: „Пускай тебя черти возьмут, а я не возьму, иди домой!“ И в тую же минуту она не видит мальчика, а слышит его голос. Он идет и кричит: „Возьми меня, мама, с собой!“ Она б его взяла, а где же она возьмет, если его нет? Пошла к священнику: „Батюшка, помоги моему горю! За мной гнался мой сынишка, и я ему сказала: пускай его подхватят черти, и вон сразу скрылся, слышу голос, а его не вижу“. Батюшка пошел отпевать, читал воскресную молитву, хотели возвратить мальчика, но никак не могли. И сказал ей батюшка: „Теперь не возвратить. Прокляни его совсем, достатку, чтоб не слышать и его голоса!“»
Поскольку проклятые, пропавшие без вести люди воспринимались иногда лишь как исчезнувшие, но не умершие, то крестьяне полагали, что они могут вернуться домой (особенно будучи прокляты «на срок»).
Проклятого старались возвратить с помощью молитв, молебнов; обращались и к колдунам. Полагали, что можно увидеть «сбраненного», «наставив к ночи на стол различные кушанья, не перекрестивши их, так что даже можно его поймать: как придут ночью (проклятые. — М. В.), да начнут чвякать [есть], и он с ними, то скорее прочитать воскресну молитву, тые и разбегутся, а он тут останется» (Новг.) («обернуть», возвратить проклятого можно и накинув на него крест; надев крест и пояс).
Возвращали уведенных нечистой силой проклятых и с помощью обряда «отведывания» (см. ЛЕШИЙ). В быличке Тихвинского уезда Новгородской губернии убитый горем отец потерявшегося мальчика (его «сбранила» мать) отправляется за двадцать пять верст — в соседнюю волость, к «знающему» колдуну. «Этот колдун сказал: „Сын твой жив, но сбранен и находится на худом следу“. Колдун приехал с отцом и за плату искал мальчика один. Проходил день по полям и лядинам. Сказал, что мальчик жив и нашелся. На пятый день после ухода колдуна и на двенадцатый после пропажи мальчик нашелся в десяти верстах [от дома] у деревни Смолино. <…> После обнаружения мальчика колдун, предсказавший о его возвращении, говорил крестьянам, что он поплатился за отнятие у духов этого младенца: будто бы черт, превратившись в лошадь, когда он проходил — слягал его заднею ногою, и в доказательство этого колдун показывал на боку синее пятно» <АМЭ>.
В многочисленных популярных в XIX–XX вв. сюжетах быличек об уведенных нечистой силой и проклятых ворожба оказывается недейственной лишь потому, что родные нарушают одно из необходимых для возвращения проклятого условий (не хватают его «в ту же минуту», не впускают в дом, нарушают молчание, оглядываются назад и т. п.).
Повсеместно наиболее действенной для спасения «проклятых под горячую руку» считалась родительская молитва (сопровождаемая раскаянием бранившихся, поминанием «за здравие», молебнами). «Молитва родительская самая богоугодная». В повествовании из Тотемского уезда Вологодской губернии проклявший сына отец кается в этом священнику: «Тот не отказался, отслужил трои молебен — Господу Иисусу и Пресвятой Богородице и Николаю Чудотворцу. Через несколько времени вдруг находят сына ево на сеновале поставленного вверх ногами к стене. Найденный сын после такого испытания не мог говорить трои сутки, потом начал рассказывать то, что написано было впереди (предсказывать. — М. В.)». Все это привело крестьянина и его сына «к самой добродетельной жизни».
Рассказы об успешных и неуспешных попытках возвращения проклятых (наряду с повествованиями об их исчезновении), проникнутые неизбывной надеждой вновь обрести своих близких, облегчить их участь, — одни из самых распространенных в крестьянской среде XIX — начала XX в. Ср.: проклятый мальчик спасен усилиями раскаявшейся матери: «В одном селе жила вдова с сыном. Однажды в Христовскую заутреню мать с сыном не пошли в церковь. Мать обряжалась, творог делала. Вышла зачем-то из избы, как сын схватил ложку и хлебнул раза два-три творогу. Увидела мать, что сын ел, и давай его ругать… Изругала сына и послала его посмотреть, есть ли у скотинки корм. Ушел сын из избы, да и нет его, нет и нет… Так сын у нее и сгинул, пропал. Прошло много времени. Приходит в деревню отставной солдатик и просится ночевать. Нигде его не пустили, не пустила и вдова; указала она на пустой нежилой дом… Лег он спать и только стал засыпать, как из голбца выбежала целая гурьба ребятишек, и все плачут; а один таково явственно выговаривает, что его прокляла мать в Христовскую заутреню. Как стало в церкви бить полночь, все ребятишки вновь убежали в голбец. Пришел наутро солдат в село и рассказал, что видел он за ночь. Сходили мужики всем миром в избу, обшарили все ее углы, но ничего не нашли. „Есть у тебя три непочатых конца холста? — спросил солдат вдову и на утвердительный ответ сказал: — Как начнет смеркаться, так и ступай с концами в избу, ляг на печь да тихо лежи. Выскочат ребятишки, ты заприметь, который будет причитать… Слезь потихоньку с печи и обмотай его холстом“.
