— Тогда сюда, пожалуйста. — И врач направился к двери.

Найтхаук и Диннисен последовали за ним. Выйдя из комнаты, все трое встали на движущуюся дорожку, которая повезла их по длинному, плохо освещенному коридору.

Поначалу им встречались только двери в стенах, потом дорожка вынесла их к контрольно-пропускному пункту и остановилась, пока компьютер не проверил ретину и идентификационный жетон Эгана. Затем она двинулась вновь, чтобы через пятьдесят ярдов остановиться у следующего КПП.

Еще через двести ярдов коридор раздваивался, и Эган перешел на дорожку, уходящую вправо. Теперь КПП попадались все чаще, и наконец дорожка подвезла их к двери, ничем не отличающейся от множества других дверей, видневшихся по бокам коридора.

— Нам сюда, — объявил Эган.

Сканер проверил его ретину и отпечаток ладони, дверь скользнула в стену, открыв круглый зал, по периметру которого расположились прямоугольники ячеек.

— Ячейка 10547, — приказал Эган, и из стены выдвинулся ящик длиной в восемь футов. Сквозь полупрозрачную крышку виднелись контуры человеческого тела.

— Вот настоящий Джефферсон Найтхаук, — добавил Эган, коснувшись клавиши на пульте управления. Крышка ящика стала прозрачной.

Найтхаук увидел исхудалого мужчину, изуродованного чудовищной кожной болезнью. На лице белели лишенные плоти скулы, на руках — костяшки пальцев.

Оставшаяся кожа скукожилась и полностью потеряла пигмент.

— Таким я себя и помню. — Найтхаук отвернулся.

— Я понимаю, как вы потрясены, — посочувствовал Эган.

Найтхаук постучал себя по голове.

— Но это мои воспоминания. Я знаю, что мои. Они настоящие!

— Они настоящие, но не ваши, — вмешался Диннисен. — Признать это трудно, но сегодня — ваш день рождения в полном смысле этого слова. — Он выдержал паузу, дабы Найтхаук переварил все, что услышал. — Физиологически вам тридцать восемь лет, и болезнь Вдоводела вас еще не настигла.

— К сожалению, настигла, — поправил его Эган. — Но не вышла из инкубационного периода.

— Я же заразился эплазией, когда мне было под шестьдесят, — повернулся к нему Найтхаук. — Откуда ей взяться сейчас, когда я на двадцать лет моложе?

Эган пожал плечами.

— В вашей иммунной системе существует серьезная брешь. Поскольку клетки крови и тканей, из которых мы вырастили первого клона, были взяты у настоящего Найтхаука до того, как вирус эплазии перешел в более активную стадию, у первого клона вероятность заболевания оказалась крайне невелика. Для того, чтобы создать вас, мы использовали тот же исходный материал, но вы в два раза старше первого клона, и болезнь уже начала прогрессировать. Вероятно, что причина тому — использованный в лаборатории процесс ускоренного старения. — Он замялся. — Должен сказать, что теперь, когда вы ожили, вы будете стареть, как любой другой человеческий организм.

— У первого клона болезнь не развилась?

— Нет, но он умер совсем молодым. Он бы обязательно заболел, если бы прожил достаточно долго. С вашим генетическим кодом и особенностями иммунной системы иного и быть не могло.

— Ладно, — кивнул Найтхаук. — Следующий вопрос: почему мне под сорок? Мне… ему… шестьдесят один.

— Мы могли воссоздать вас в любом возрасте, — ответил Эган. — Но решили, что тридцать восемь лет — оптимум. Сейчас вы в расцвете сил.

— В двадцать два я был проворнее и сильнее.

— Избыток гормонов — серьезный минус, — вставил Диннисен. — И пример тому — первый клон. Нам нужен Вдоводел, а не тестостероновый мальчик.

— Понятно. Теперь перейдем к главному. Что случится со мной после того, как я заработаю достаточно денег для поддержания его жизнедеятельности?

— Вы получите документы на другое имя, это обязательное условие, чтобы сохранить за настоящим Найтхауком его капиталы, и будете жить долго и счастливо. Никто не перепутает вас, поскольку он провел в Глубоком Сне больше ста лет.

— А как насчет моей эплазии?

— Если наука вылечит его эплазию, она справится и с вашей, — ответил Эган.

— А уж с вашими способностями деньги на лечение вы заработаете довольно быстро, — добавил Диннисен.

— В какую сумму обойдется лечение?

— В ближайшие несколько лет — в полмиллиона кредиток. Через десять лет — в сто тысяч. Через двадцать пять мы будем делать прививки за десять кредиток.

Найтхаук долго молчал: Потом повернулся к Диннисену, и под взглядом его почти бесцветных глаз адвокату стало не по себе.

— Знаете, что я об этом думаю? — спросил Найтхаук.

— Что?

— Я думаю, что из вас так и прет дерьмо.

— Простите?

— Я, может, и отстал от жизни на сотню лет, но помню, что галактика очень велика. И во Внутреннем Пограничье можно найти несколько тысяч убийц и охотников за головами. А во Внешнем и в Спиральном Рукаве и того больше.

— Что-то я не улавливаю ход ваших мыслей, мистер Найтхаук.

— Если тот, кто оплачивает мои услуги, тратит столько времени и денег на клонирование Вдоводела, вывод отсюда только один: мои шансы на успех практически равны нулю, и я не протяну и недели.

— Он хотел лучшего из лучших, — ответил Диннисен, не решаясь встретиться взглядом с Найтхауком. — Это вы.

Найтхаук вновь надолго замолчал. Наконец он обратился к Эгану.

— Дайте мне что-нибудь острое.

— Острое? — переспросил Эган.

— Нож, скальпель, что-нибудь в этом роде.

Эган порылся в карманах, но ничего не нашел.

— Обойдемся, — махнул рукой Найтхаук и, подойдя к выдвинутому ящику, прижал большой палец к кромке. На коже осталась длинная царапина.

— Где сканер?

Эган указал на светящийся красным объектив.

Найтхаук вытер с пальца кровь, поднес его к сканеру.

— Есть у меня официальное имя или номер? — спросил он.

— Клон номер два Джефферсона Найтхаука, — ответил Эган. — Регистрационный номер 90307.

— Хорошо. Скажите машине, что это отпечаток большого пальца клона номер два Джефферсона Найтхаука, регистрационный номер 90307. Шрам будет отличать меня от любого другого Найтхаука, которого вы захотите клонировать в будущем.

— Компьютер фиксирует наш разговор. И уже все знает.

— Отлично. А теперь я попрошу вас передать заказчику, что стоимость моих услуг возросла на полмиллиона кредиток. Когда он согласится на новую цену, а он согласится, или ему придется обращаться к менее компетентному специалисту, скажите ему, что деньги придется заплатить вперед. Положите их на счет, воспользоваться которым сможет только человек с моим голосом и большим пальцем.

— Мы уже обговорили цену, — возразил Диннисен. — Поднимать ее в последний момент неэтично.

— Этика меня не волнует. Это ваши проблемы. Мне надо получить деньги на лечение эплазии до того, как она уложит меня в постель. Кроме того, я хочу сделать пластическую операцию, а то мы слишком похожи.

— Пластическую операцию придется делать ему, — заметил Эган. — Посмотрите, в таком виде мы не можем выпустить его из клиники.

Пауза затягивалась. Наконец Диннисен кивнул.

— Я сделаю все, что смогу, мистер Найтхаук.

— Уверен, что сделаете. Иначе я не сделаю того, что могу.

— Это угроза? — пожелал знать Диннисен.

— Отнюдь. Всего лишь констатация факта.

И вновь в комнате повисла тяжелая тишина.

— Надеюсь, вас не оскорбит моя наблюдательность, — первым опять заговорил Диннисен, — но с вашим предшественником мы быстрее находили общий язык.

— Разумеется, быстрее, — согласился Найтхаук. — Тогда вы имели дело с младенцем в теле мужчины. А я — Вдоводел.

— Я знаю. Поэтому вам и предложили этот контракт. Наш клиент заплатил миллионы кредиток, чтобы создать вас.

— Тогда он может раскошелиться еще на полмиллиона, чтобы не дать мне подохнуть после того, как я выполню его задание.

— А если нет?

Найтхаук улыбнулся. И от этой улыбки по спине Диннисена пробежал холодок.

— Если бы он нашел человека, который мог заставить меня сделать что-либо против воли, я бы вообще ему не потребовался.