Видимо, со злости вопрос этот был мной озвучен, потому как рыцарь ответил с язвительнейшей усмешкой:

– А ты себя видел со стороны?

Мстительный у него характер, оказывается. Запомним.

Дарэйли повел рукой в воздухе и выловил из пустоты серебряную полированную пластину с ладонь величиной. Протянул мне с той же кривой ухмылкой:

– На, полюбуйся.

В зеркале отразилась физиономия незнакомого, почти взрослого парня – бледная, худая, злобно перекошенная. На высоких скулах горел лихорадочный румянец. Темно-серые глаза налились кровью, губы презрительно морщились, неровно обрезанные черные волосы торчали во все стороны, а у правого виска словно воткнули серое перо. Похоже на седую прядь. Но на лбу – никаких надписей, между прочим.

– И что? – налюбовавшись на этого урода, я поднял глаза.

Ринхорт нахмурился:

– А ты не видишь?

– Что я должен увидеть?

– У тебя на лбу…

Я почти зарычал:

– Издеваешься?

– Тихо, тихо, – он поднял ладонь, и усмешка мгновенно соскользнула с его лица, как ящерка с камня. – Старика разбудишь. Не знаю, почему ты не видишь, но у тебя между бровей есть пятно с ноготь величиной. Бледное, почти незаметное. Такое же, как было у Ардонских львят. В смысле, у наследников Ионта Завоевателя. Все жрецы Эйне знают об этой особой примете.

– Никогда не замечал, – растерялся я. – Ни у себя, ни у брата.

И тут мерзкий демон захохотал, забыв о спящем смотрителе:

– Вот ты и попался! Легко же тебя обвести вокруг пальца, принц. Но я не выдам тебя даже под страхом смерти, – и дарэйли поклялся, положив ладонь на рукоять меча.

– Мне плевать, выдашь ты или не выдашь! – сорвался я, вне себя от злости. – Я не сын ему! Я никогда не возьму его имени, никогда!

От обиды я даже отпираться не стал. Не ожидал от себя такой глупости. Впрочем, почему не ожидал? Те, кто украл у меня десять лет жизни, знали, что делали. «Надо срочно взрослеть, Райтэ. Иначе ты не справишься», – сказал я себе.

– Тебя будут искать под любым именем, принц. Меня прятали десять лет поблизости от Лабиринта как раз на тот случай, если выйдет тот, кто унес в подземелья жреческий нож императора Ионта.

Да, это была непростительная глупость – тащить с собой нож. Не надо было вообще брать его тогда из святилища. Но разве я знал, что  этот кусок металла так легко отследить? Мне нужно было оружие. И случайно ли я умудрился его сохранить даже в другом мире? Значит, там он оказался мне полезен. А вот здесь – выдал.

– Какое же имя ты возьмешь? – полюбопытствовал дарэйли.

Я подумал. И решил, что возьму, даже если не дадут, имя деда по линии матери:

– Райтегор Энеарелли.

– Хорошее имя. Древнее. Тогда позволь мне сопровождать тебя в пути, Райтегор Энеарелли, куда бы ты ни направился. Делать мне все равно нечего, а так – занятие какое-никакое появится. Я еще не привык… к свободе.

Что-то не хотелось мне связываться с той черной шипастой горой железа, в которую в любое мгновенье мог обратиться Ринхорт. Но не бросать же его теперь. Вдруг еще на кого кинется? Демон есть демон, даже если он отпирается от этого нелестного имени. Да и кто может просветить меня о делах Гончаров лучше, чем их раб? Сам Гончар, разумеется, – тут же ухмыльнулся я. Желательно, Верховный. Но эту хищную мысль, отозвавшуюся в груди сладким трепетом предвкушения, я тоже запихнул куда подальше.

Ринхорт за время затянувшейся паузы несколько растерял гонор: чем дольше длилось мое молчание, тем ниже опускались его широкие плечи.

– Позволяю, – кивнул я, наконец. – Если только не до ближайшего жреца Эйне.

И осекся, и прикусил язык, увидев, как полыхнули ненавистью глаза Ринхорта.

– Уж будь уверен… – прошипел он. – Они первыми узнают, что такое дарэйли на свободе.

Скромный паттер, лежавший в лубках на тюфяке, едва заметно улыбнулся, и я понял, что слуги Единого не прочь воспользоваться освободившимися от жрецов рабами в своих интересах.

Я почти ничего не знал о культе Единого, самой популярной религии Подлунного мира, хотя не раз бывал вместе с императором и братом в храмах этого странного бога. «Бога черни», – презрительно говорил Ионт, но при этом опирался на тех же храмовиков, утверждая на покоренных землях свою власть.

А вот моя мать никогда не переступала порога храма Единого. «Он – бог Небытия, бог прошлого и будущего,– говорила она. – Мы же, Райтэ, по воле Эйне живем в настоящем, в мире Сущего. Единого нет в его храмах, так зачем мне туда идти? К Нему приходят только после смерти». Но я тогда был еще слишком мал, чтобы вникать в божественные дела.

– Помогут ли нам храмовики? – пробормотал я еле слышно.

Старик тут же открыл глаза.

– Помогут. Еще десять лет назад, сразу после трагедии, Всеблаженнейший Паттеран разослал весть во все храмы, дабы беглому Ардонскому принцу оказано было всяческое воспомоществование и дано укрытие.

– А что взамен? – прищурился я.

– Ничего.

– С чего это вдруг? – встрял Ринхорт. – С вашей-то тысячелетней ненавистью к нам и Гончарам?

– Ненависть у невежд. Нет между нашими богами ненависти, так и нам не к лицу. Зачем ненавидеть сорняк или дерево, зараженное тлей? Ваш Эйне когда-нибудь очистится и сольется с богом Единым, и царство божье будет одно.

– Ага, царство Небытия.

Старик сердито сверкнул глазами, отвернулся, пробормотав:

– Ересь это. Прошлое было, и Будущее не может не быть… А корысть в вашем деле у паттерства есть: возгордились Гончары, дела греховные творят, богами земными себя уже считают, ангелов и демонов плодят. Остановить их надо.  Раньше-то, до войны Трех миров, люди своей силой обходились, без всяких дарэйли. Пока Круг Гончарный крутится, пока силу демоническую жрецы пленяют и пользуют, не вернется магия к людям.

– Вот Бездна, мать Тьмы! – выругался Ринхорт. – Опять дарэйли во всем виноваты.  Да если бы не мы, здесь после войны была бы мертвая пустыня!

Я решил было пресечь дурацкий спор, пока демон не вошел в раж. А то видели мы уже. Но черный рыцарь сам сник, махнул рукой:

– А, толку с тобой говорить… что одни жрецы, что другие…

Паттер чуть дернулся, как от укуса, но промолчал, и демон принялся за меня.

– Так куда мы направимся, княжич?

Что-то расхотелось мне говорить вслух о своих планах. Любых жрецов, кормившихся чужой силой, я решил обходить стороной.

– Не называй меня княжичем! – надменно вскинув подбородок, я ушел от ответа.

 Дарэйли купился, его черная бровь недоуменно поднялась:

– Почему же?

– Потому что есть разница между потомком по крови и наследником титула. Княжич – это тот, кого сам князь признал наследником.

– Знаешь, я до сих пор плохо разбираюсь в этих глупых человеческих традициях. Разве сам факт рождения от княжны Сеаны не дает тебе такое право?

– Потомки по женской линии не наследуют титул. И что здесь глупого? По-моему, очень даже разумная традиция, чтобы среди родственников не было братоубийств.

– Ты изучал когда-нибудь историю людей? – прищурился он.

– Сколько успел, – буркнул я, чувствуя, как загораются щеки. Быть мальчишкой в глазах рыцаря – еще не смертельно, все вырастают со временем. Но быть невежественным дураком… Это неизлечимо.

– И правда, когда тебе было изучать, – Ринхорт совсем не смеялся, даже что-то вроде сочувствия промелькнуло в черных глазах. – Так вот, до войны Трех миров наследование по женской линии было важнее, потому что только через женщин передавался магический дар, хотя сами они редко были сильными магинями. В этом порядке еще был для людей какой-то смысл, а теперь – никакого.

Я слушал его вполуха, думая о другом. Вот я вернулся в родной мир Подлунья. Что дальше? Даже если дед признает меня своим внуком, мой статус не остановит моих преследователей. И ничто не остановит. Не остановило же нож жреца Ионта то, что мой брат считался его сыном, крон-принцем. «Ты мне не сын, Райтэ. Раб».

Десяти лет оказалось мало, чтобы обо мне забыли.