Те же друзья заставили ее не просто выстоять, но даже противостоять. Они помогли доказать, что ее машина — это ЕЕ машина, честно заработанная, и, даже не подаренная мужем. Хотя, Эдик до сих пор не отдает ключи от машины и гаража под разными предлогами, но адвокат Дима сказал, что все уладит сам. Одежду она тоже не могла вернуть себе, даже самую повседневную. Правда Эдик звонил пару раз по ночам, похоже, в лоскуты пьяный, и говорил, что она может приехать прямо сейчас и забрать свои «шмотки», а заодно и «попрощаться». Саша не рискнула. Слишком живо было воспоминание об их последнем «разговоре» еще в статусе «супругов»…
Эдик вышагивал по комнате, словно дикий зверь в клетке. К тому моменту они не виделись уже три недели, только разговаривали по телефону, если разговором можно назвать бесконечный поток ругательств, к чему, собственно, сводилось восемьдесят процентов эфирного времени. Пока длился процесс, он угрожал, настаивал. Даже просил. Но чем дольше длилось их противостояние, тем больше Саша убеждалась, что принятое решение — верное, и назад дороги нет.
— Шура, ты не можешь вот так все бросить и разорвать наши отношения.
— Эдик, наших отношений нет. И не было никогда.
— Ты даже не дала мне шанса…
— У тебя был миллион шансов. Но тебя хватает только на амбиции и девиц, — Эдик начал закипать, но Саша не дала прервать себя, — я честно старалась, я надеялась, что когда-нибудь все переменится. Теперь я хочу лишь одного: уйти от тебя и обрести покой.
Ее упрямство привело Эдика в бешенство.
— Никуда ты не пойдешь! — Он схватил Александру за плечи и яростно встряхнул, — я не позволю тебе уйти от меня!
— Отпусти меня. Немедленно, — она сама удивилась невесть откуда взявшемуся самообладанию.
Эдик, сделав над собой явное усилие, отпустил ее, после чего сжал кулаки так, что они побелели. У Саши мелькнула дикая мысль, что он ее сейчас ударит, но он как-то механически развернулся, и ушел, хлопнув дверью. Тем же вечером он звонил ей, видимо надравшись в хлам, проклинал ее, на чем свет стоит, унижал, запугивал…
В течение последнего времени он пребывал в немом изумлении. Его жена вдруг открылась совершенно с новой, непривычной стороны, стойкость ее характера была поразительна и оттого еще более неприятна. Хотя… Он и раньше знал об этой ее черте, и, ощущая где-то на подсознании ее глубинные резервы, пытался задавить авторитетом, убедить в ничтожности, и почти преуспел в этом; но в какой-то момент Александра неожиданно вышла из-под его влияния, стала активной и деловой, постепенно превращаясь в расчетливую бизнес-вумен. Теперь эта «стерва» вывернула все так, что он чувствует себя последним идиотом, который теряет что-то важное, что не успел вовремя спрятать, закрыть, в крайнем случае — уничтожить.
Откуда у нее эта твердость духа? Как смогла она противостоять его натиску, напору, сравнимому по силе накала эмоций с тайфуном, сметающем все на своем пути? Александра сама порой недоумевала… Она черпала душевные и физические силы в общении с друзьями, книгами, в музыке, длительных прогулках в лесу. В воспоминаниях… Когда-то, еще «в прошлой жизни», один психолог научил ее несложному приему: у каждого человека есть момент жизни, говорил он, который ничто не омрачает, можно сказать, момент абсолютного счастья, и нужно постараться вспомнить то душевное состояние, задержаться в нем. Раньше она всегда вспоминала свое детство, поездки с бабушкой на море, в Карпаты… В последнее время проверенный прием почему-то не срабатывал, на ум упорно приходили не те воспоминания. Когда она пыталась думать «о хорошем», в голове назойливо возникал образ высокого статного мужчины… А по ночам, свернувшись калачиком на своей кровати, она долго лежала без сна, мысленно воссоздавая все то же красивое, уверенное лицо с прищуренными серыми глазами, ощущала прикосновение уверенных рук, слышала исступленный шепот. В такие моменты Александра зажмуривалась, не желая возвращаться в реальный мир, но в следующую минуту, досадуя на свою глупость и зависимость, решительно гнала мучительные воспоминания прочь, и в сотый раз клялась себе, что больше не будет забивать голову ненужными, болезненными эмоциями. Однако, несмотря на все усилия, мимолетный образ настойчиво преследовал ее, вызывая смятение и бессонницу.
Иногда она даже мысленно обращалась к Косте за советом, поддержкой, в уме проговаривая мучившие ее неразрешимые вопросы… Со временем, правда, все реже и реже, возможно, от нехватки времени, а возможно, и даже, скорее всего, она просто начала забывать. Вот как сейчас — уже целую неделю ну просто масса свободного времени. И никаких воспоминаний. Ну… почти.
Хотя, порой, желание позвонить ему, услышать знакомый насмешливый голос, получить поддержку, становилось нестерпимым. В такие минуты Саша брала в руки телефон, набирала номер, который знала уже наизусть, и размышляла о том, как мог бы состояться их разговор. Но кнопку вызова ни разу так и не нажала.
Сегодняшний день мало, чем отличался от череды предыдущих. Ну, может, немножко, совсем чуточку, легче, светлее, проще… Александра с утра занялась повседневными заботами, созвонилась с мамой, убедив ее в очередной раз, что с ней «все в порядке». После чего отправилась за город к друзьям, которые настойчиво приглашали ее к себе на дачу.
Вернувшись поздно вечером, она обнаружила у подъезда машину Эдика, и сердце тревожно сжалось от недоброго предчувствия. Саша поднялась наверх, отперла дверь, пребывая уже в полной уверенности, что у нее незваные гости. Как же она забыла, что у него остался дубликат ключей от маминой квартиры… Свет в квартире не горел, но уже с порога довольно отчетливо был слышен запах дорогущего одеколона, сигарет и, (О, нет!), запах спиртного.
Она все же пересилила страх и зашла в квартиру, оставив входную дверь незапертой. Свет из прихожей выделил силуэт у стола в комнате.
— Почему ты не предупредил меня о своем приходе? И почему ты сидишь в темноте?
Эдик повернулся к ней, вид его оставлял желать лучшего: небрит, лицо, опухшее от алкоголя. Но костюм, как всегда, выглажен, сидит отлично.
— Ты что, пьяный сел за руль?
— Я прекрасно владею своими рефлексами. Я привез тебе ключи от твоей машины, — слово твоей он выговорил, кривляясь, — но за своими шмотками тебе придется приехать домой. — Саша хотела добавить «к тебе домой», но промолчала, — Ты натравила на меня исполнителей, зачем это, Шур? Разве я не отдал бы тебе ключи?
— А разве отдал бы? — Она не стала уточнять, что все его неприятности — Димина работа, — ты устроил из-за них в суде настоящую бойню…
— На! — Он небрежно бросил их на стол, — подавись!
— Спасибо, — Саша прошла через комнату, взяла ключи и отошла на безопасное расстояние — мог не трудиться, мой адвокат заехал бы за ними.
— Твой адвокат? А… этот твой… ротвейлер… Откуда у тебя деньги на адвоката? А-а-а… ты, наверное, спишь с ним?
— Это не твое дело! Он мой друг, если тебе знакомо такое понятие, как дружба.
— Друг… Видали мы таких друзей… Он просто хочет трахнуть тебя, дурочка!
Александра поморщилась.
— Ты отдал мне ключи, тебя еще что-то задерживает? Гадостей я наслушалась предостаточно — хватит на всю оставшуюся жизнь…
— Хорошо, я ухожу… Только, еще один вопрос: как ты теперь собираешься жить? Подумай, что ты можешь, что ты умеешь? К какой жизни ты привыкла? Признайся себе, ты теперь не найдешь работу, ты даже не сможешь выжить без моей помощи. — Он самодовольно выпятил подбородок. — И я согласен оказать ее тебе. Например… за услуги определенного характера.
Александра с удивлением покосилась на него — неужели он и вправду думает, что после всего, что ей пришлось вынести по его воле, после всей той грязи, в которой ее вываляли по его указке, после той чуши, которую нагородил он сам, она захочет лечь с ним в постель? А она-то считала, что это у Кости непомерно раздутое самомнение… При воспоминании о Косте, его легкости, шутливой небрежности, в душе шевельнулось что-то светлое, ей и самой вдруг стало легко и смешно, она еле сдерживалась, чтоб не улыбнуться, и, тем самым, не вызвать у Эдуарда дополнительное раздражение.
