– Мать есть?

Бывший гладиатор замялся, потом отрицательно покачал головой.

– Ты не хочешь вспоминать об этом?

Великан помрачнел, потом вновь тот же жест головой.

– Что такое Валгалла? – спросил император.

– О-о, государь, Валгалла, – восхитился солдат, – это жилище Вотана или по-вашему… по-нашему, Юпитера. Там собираются павшие в бою храбрые воины. Пируют, пьют молоко небесной козы – оно слаще меда, господин. Свет там от блистающих мечей. Это высокая честь попасть в Валгаллу.

– Но ты не желаешь попасть туда?

– Нет, господин. Валгалла – это выдумки. Я хочу попасть на небо, в райские кущи.

– Значит, веришь, что если тебе повезет, то на небесах встретишь своих детишек?

– Верить мало, господин. Надо еще заслужить. Право на небесную обитель не каждому по плечу.

– Разумно. То есть надежда надеждой, но и самому следует руки приложить.

– Да, господин.

– Как же надо жить, чтобы заслужить доступ на небо?

– Заповеди исполнять – не убий, не укради, не прелюбодействуй.

– Разумно. Это все?

– Нет, господин. Вот еще – возлюби ближнего как самого себя. Там много чего сказано.

– И это разумно. Тогда скажи, есть ли среди христиан такие, которые нарушают эти заповеди?

– Встречаются, господин.

– А среди твоих товарищей, кто верен старым богам, есть достойные люди?

– Есть, и много.

– Кто, например?

– Ты, господин.

Марк рассмеялся.

– Не хочешь выдавать друзей. Ладно, сойдемся на том, что среди вашего брата, христиан и тех, кто верен нашим богам, есть хорошие люди и плохие. Почему бы хорошим людям не объединиться и не научить плохих, что лучше следовать закону природы – или, как вы говорите, заповедям, – чем нарушать их?

– Не знаю, господин. Я за других не могу говорить. Только за себя.

– Ладно, ступай.

– Если будет позволено обратиться с просьбой?..

– Говори, Сегестий.

– Пусть меня пошлют в секрет. Мне нужны деньги, господин. Виргула захворала, а без нее мне жизнь не в жизнь.

– А сможешь? После… – он кивком указал на кровавые рубцы, проступившие на теле солдата.

– Умнее буду.

Здесь Сегестий не удержался от смеха.

– Это что! Это разве дранье?! Посмотрели бы вы, как дерут в гладиаторских школах.

– Ладно, скажешь Приску, чтобы поставил тебя в охранение.

Сегестий Германик как раз и приволок в лагерь лазутчика с той стороны. Правда, наказанный преторианец утверждал, что пойманный – перебежчик. Сегестий никому не доверил сопровождать пожилого человека, с головой кутавшегося в плащ, сам проводил его до самой палатки императора. Уперся как бык. Даже Септимий Север, в ту ночь отвечавший за порядок в лагере, не смог переубедить его.

Так их и привели. Сегестий поддерживал перебежчика, рядом шли два легионера, за ними Септимий и префект лагеря, тоже не спавший в эту грозовую ночь.

Буря отходила в сторону, однако над лагерем все еще бухало.

Молнии били в землю.

Все ждали знамения.

Оно не заставило себя ждать. Ослепительная вспышка, обилие света, и одновременно скатившийся с неба грохот поверг всех на землю. Перебежчик, упавший на колени, принялся часто креститься, повторяя скороговоркой: «Господи, спаси, Господи, спаси!..»

Сегестий, присевший на месте, тоже неловко обнес себя ладонью крест-накрест.

Наблюдательная вышка вспыхнула, на мгновение накренилась, и в следующее мгновение пылающие бревна посыпались сквозь дубовую крону, поджигая ветви, обрубленные сучья и ступеньки лестницы, ведущей наверх.

В ближайших к форуму палатках раздались вопли, солдаты хлынули на волю, заметались в проходах. Сорвавшиеся с привязи лошади сбили нескольких человек, затем случилось неизбежное. Трудно сказать, кто первый крикнул: «Германцы!» – однако вскоре паника охватила всех, находившихся в лагере. Легионеры, которым почему-то показалось, что враг наступает со стороны передних, обращенных к реке ворот, бросились к задним. Следом за ними помчались союзные когорты. Толпа прихлынула к форуму. Марк, Септимий Север, префект лагеря бросились навстречу бегущим, пытаясь задержать впавших в безумие солдат, принялись хватать их за руки. Однако мало кому в ту ночь удавалось справиться с ужасом. Только центурионы и трибуны, примчавшиеся на площадку у императорского шатра и сохранившие здравомыслие, начали помогать императору и легату. Между тем страх не унимался, и воины, огибая начальников, по-прежнему стремились к задним воротам. Тогда Септимий, побежавший в ту же сторону и успевший добраться до ворот в тот самый миг, когда тяжелые окованные металлом створки начали отворяться, бросился на землю и закричал, что пусть солдаты прежде затопчут его, чем он позволит им совершить недостойное.

Солдаты засовестились пройти по телу легата, к тому же центурионы и трибуны успели охладить страсти. Первые не жалели палочных ударов, другие работали древками копий, но никто не обнажил оружия, ибо в такую минуту вид блеснувшей стали мог довести потерявших разум людей до кровопролития.

Когда солдаты пришли в повиновение, Марк приказал собрать армию на форуме. Зажгли многочисленные факелы, и при зыбком их свете, при редких взблесках удалявшейся грозы, Марк поднял руку, призвал воинов к молчанию и объяснил, что враг и не помышлял о нападении. Что всему причиной удар молнии, попавший в наблюдательную вышку, с которой он предусмотрительно снял караул. Он спросил, есть ли здесь те, кто в последний час находился на вышке и получил приказ оставить пост. Эти двое тут же откликнулись.

Марк призвал их к себе, вывел на возвышение и продемонстрировал легионерам. Те, ободренные и засмущавшиеся от такой чести, подтвердили, что никого не заметили ни на этом, ни на том берегу.

– Граждане! – обратился к легионам император. – Нас ждут великие дела. Наше спасение в оружии, но кто и когда побеждал, поддаваясь панике и ломая строй? Не вступая в битву, вы поддались крикам неразумных и трусливых товарищей. Как же мне вывести вас в поле против дерзкого и многочисленного врага? Задумайтесь, вы единственная защита мирным жителям, вашим женам и детям, отцам и матерям, которые сейчас мирно трудятся в Паннонии и Норике, Дакии и Македонии, Далмации и Италии. Неужели вас испугал огонь? Неужели знамение, предвещающее нам победу и гибель врагам, лишило вас рассудка и ввергло в животный страх. На завтра я назначаю великие ауспиции[25]. Пусть боги докажут, что этот удар молнии, этот факел, вспыхнувший в ночи, призван осветить наш путь. Наказанных не будет, но с сего часа я ввожу в лагере распорядок военного времени. Спать с оружием, усилить караулы. Все понятно?

– Понятно, – нестройно заголосили в передних рядах.

– Не слышу, – Марк приложил ладонь к уху.

– Понятно! – заревела толпа, и следом воины принялись скандировать: – Аве, император! Аве, Марк!

К тому моменту центурионы разобрали своих людей и строем повели их к палаткам. Тех, кто сбивал ногу или пытался выйти из строя, безжалостно били палками.

Вскоре в лагере восстановилось спокойствие, лишь изредка доносилось лошадиное ржание и лай собак.

Все то время, пока на форуме царила сумятица, Сегестий провел возле сидящего на земле перебежчика. Марк, возвращаясь в шатер, кивнул ему – заводи лазутчика. При этом взмахом руки пригласил с собой легатов, однако перебежчик на хорошем латинском негромко предупредил принцепса.

– Только ты и я.

Марк удивленно глянул на него, по-прежнему кутавшегося в плащ, потом спросил:

– И без охраны?

Перебежчик глухо откликнулся:

– Сегестия достаточно. У меня нет оружия, Марк, и злобы я не таю. Однако прикажи, пусть не расходятся. Вероятно, придется собрать военный совет.

Император, удивленный, что незнакомец посмел назвать его по имени, тем не менее сдержался, жестом остановил двинувшихся было в его сторону легатов – первым из них стоял, отряхивавший с плаща землю Септимий Север, – затем приказал: