— Делай, что решил, Панин. Главное — не оглядывайся.

Олег снова сильно потер лицо здоровой рукой. Вольно ж тебе — делай, мысленно обратился он к Кэт. А если б тебе такое досталось? Впрочем, ты бы смогла.

— Ну как? — Джейн спрашивала так встревоженно, словно сомневалась идет ли ей новый макияж. От этого несоответствия Олег даже усмехнулся через силу, погладил ее по голове:

— Все правильно. Спасибо, малыш, — он протянул ей лан. — Закинешь на базу, идет? Да, и нашим скажи, пусть поторопятся и ждут меня там. А у меня… У меня еще одно дело будет.

Встречных магов он не замечал — да они и сами не стремились с ним сталкиваться. Значит, говорите, Выбор? — думал он в такт размеренным шагам. Загнать Олега Панина в угол и заставить выбирать между плохим и наихудшим вслепую? А вот хренушки вам! В эту игру мы отныне будем играть по моим правилам.

А вот что это за правила — я, если честно, еще и сам не знаю. Я ведь тоже не привык решать, не привык жить с открытыми глазами… В одном-то я уж точно уверен: если мне придется выбирать, то я буду выбирать не за весь окружающий мир, не за Управление, не за дядю Васю и даже не за свою команду — за себя. Только за себя. Я ведь, положа руку на сердце, знаю, что не гожусь решать судьбы мира. Но раз меня поставили в такую ситуацию, когда приходится делать это — я найду способ сделать так, чтобы мир решал за себя, а я — за себя. Кто, в конце концов, сказал, что из двух предложенных вариантов я не могу выбрать третий?

…И понять бы еще, этот чертов путч — смешал он мне все карты или, наоборот, развязал руки? В конце концов, Управление последние десять с лишним лет было моим единственным домом — шумным, склочным, не слишком уютным, но все-таки домом. А теперь у меня нет дома, и некуда возвращаться, и не на что оглянуться. Свобода — вещь очень болезненная, оказывается… Я не знаю, куда иду, но я непременно дойду, и помоги мне, Господи, дойти и не сломаться…

От его улыбки дежурную сестричку-послушницу просто вымело из палаты. Олег подошел к кровати и улыбнулся Кэт:

— Ну, здравствуй.

Конечно, Кэт не ответила. Олег осторожно присел на краешек:

— Ты знаешь, что я собираюсь сделать. Или догадываешься… — он взял ее исхудавшую почти до прозрачности руку в свои. — Я знаю, ты бы для меня это сделала, но понимаешь, решиться непросто. И тут приходится выбирать, да. Знаешь, я могу ошибиться, я всегда ошибался и еще долго буду ошибаться, но я выбираю для тебя то, что для самого себя бы выбрал. Ты бы поступила так же, верно?..

Делать все приходилось одной рукой, и это было дьявольски неудобно, но он справился. Тело Кэт было чистым — за этим в госпитальном крыле следили строго. Бережно усадив ее, Олег тщательно расчесал ее длинные волосы и постарался красиво уложить. Она всегда любила и умела быть красивой. Мысль о косметике он отбросил: то, что он будет раскрашивать Кэт, напоминало бы грязную и неуместную пародию. Затем он принялся одевать ее, тихо с ней разговаривая о каких-то глупостях. Это было особенно тяжело, и он пытался помогать себе левой рукой, но та болела и не слушалась. Тихое, чуть клокочущее дыхание Кэт не становилось ни реже, ни чаще. Олег постарался одеть ее потеплее: она всегда терпеть не могла холод. Затем накинул ей на плечи меховой плащ — тот самый, в котором видел ее в последний раз, с третьей попытки застегнув массивную брошь-застежку, и постарался расправить его как можно аккуратнее — почему-то это казалось важным. В ушах, накладываясь на ритм ее дыхания, то накатываясь, то откатываясь, ревела прибоем трагическая гитара Нейла Янга.

Следующая проблема оказалась посложнее: исхудавшая за последние дни Кэт была легонькой, как перышко, но нести ее одной рукой так, чтобы ей было удобно, Олег не смог бы. Однако, подумав, он справился и с этим. Из покрывала он соорудил что-то вроде шлейки, накинул ее через плечо. В качестве распорки пришлось выломать доску из дверцы шкафа. Он добавил пару подушек по бокам. Теперь Кэт могла сидеть, словно в беседке, у него перед грудью, а он мог удерживать ее правой рукой. Посадить ее в это приспособление, не причиняя неудобства, оказалось еще сложнее, но в конце концов он смог и это. Прижимая к себе Кэт, он спиной открыл дверь палаты.

Сестричка-послушница — лица Олег не разглядел, — кажется, попыталась возмутиться, но встретившись взглядом с Олегом, так и застыла с открытым ртом. А вот маг-лекарь — рослый угрюмый дядька с мосластыми лапищами опытного хирурга — похоже, что-то понял, во всяком случае, он чуть заметно кивнул Олегу. А Олег не кивнул в ответ. Ему было не до того.

Он медленно поднимался по винтовой лестнице и разговаривал с Кэт. Вот видишь, говорил он ей, какой выбор подсуропили мне эти поганцы? Выбор между смертью и не-жизнью — каково? Но я-то знаю, что ты никогда не выбирала ни того, ни другого, значит, нас с тобой это не устраивает. Смерть? «Какие сны в том смертном сне приснятся?»… Смерть, понимаешь, это такая штука, о которой мы ни черта не знаем, кроме того, что она бывает со всеми. И что бы там ни болтали романтики, одно известно: не бывает она красивой. Она, безносая, всегда уродлива, грязна и страшна — может, потому мы все ее и боимся, как ты думаешь?..

Другой вариант… Ведь наемничек, сука такая, предлагая его мне, предупредил, надо отдать ему должное, вполне честно, какая это засада. Да, это какое-то существование, какая-то деятельность — но именно что какая-то. А потом, посмотри, как они со Стасом теперь друг друга ненавидят! Хотела бы ты, чтобы нечто подобное легло между нами? Нет, если бы такой ценой можно было вернуть тебе полноценную жизнь — я бы и секунды не думал, но превратить тебя из живой… в какое-то непонятное существо, по-моему, все же неправильно.

Шаг за шагом, ступенька за ступенькой он выбрел на дозорную площадку донжона. Уж непонятно, что за такая угроза исходила от Олега — с покалеченной рукой, прижимающего к себе девушку в мехах, усаженную на идиотскую самопальную волокушу, что-то бормочущего под нос, — но только и часовой поспешил убраться. Вот и ладно, усмехнулся ему вслед Олег. Нам ведь его не надо, правда, Кэт?

За ночь разъяснело. Холодное зимнее солнце еще только начало выползать над горизонтом, бросая рыжеватые отсветы на кудрявые верхушки сосен, на изломы скал, на только что выпавшее мягко искрящееся снежное одеяло. Смотри, как красиво, говорил Олег. Хочешь, я подарю тебе этот мир? Ты не умрешь, ты просто станешь этим миром. Этим неярким солнцем в дымке и этими скалами. Сосной и белкой на сосне. Осенним полетом ястреба и снегом, растаявшим по весне, чтобы унестись к далекому морю. Волчьим следом в ложбине и горьковатым дымком пастушьего костра. Щебетом ласточки и ночным криком совы. Небом, лесом и морем. Все это — тебе. Все это — ты. Хочешь?..

Лети!

Эй, мысленно обратился он к наемнику, зная, что тот его слышит. Теперь ты знаешь, чего я хочу. Таково мое желание, и мне наплевать, чего оно будет мне стоить когда-нибудь потом. Я ХОЧУ ЭТОГО!

Он уловил понимание в мысленном отклике — а потом на него обрушилась тишина. Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем он сообразил, что больше не слышит дыхания Кэт. Но он не двинулся с места, продолжая глядеть на восходящее солнце и прижимать к себе тело Кэт.

— Ты все-таки сделал это, «снайпер»… Я бы вряд ли решился.

Олег не обернулся, и трезвый Колдун подошел и оперся на парапет рядом с ним. Некоторое время они молчали, потом Колдун заговорил снова:

— Знаешь, я ведь, наверно, виноват больше тебя. Ведь я мог, должен был догадаться, что она сделает то, что сделала. И это я, а не она, должен был попытаться что-то тебе рассказать… Для меня ты такое, как сейчас, вряд ли сделал бы, а, «снайпер»?

Колдун суховато усмехнулся, потом бережно снял тело Кэт с волокуши и взял на руки. Олег не стал спорить — в конце концов, у Колдуна есть на это право…

— Пойдем.

Олег послушно двинулся за ним, сбросив ненужное больше сооружение из покрывала. Он только сейчас сообразил, что, оказывается, жутко замерз. А Колдун шел не спеша и не оглядываясь, легко нес Кэт. Олег вдруг задумался, что же за отношения их связывали — любовники? Ученик и ученица? Или… тут было что-то на уровне его, Олега, нынешних отношений с группой? Впрочем, теперь все это было неважно.