© Дмитрий Резаев, 2018

ISBN 978-5-4493-7187-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все было непонятным с самого начала. Многое осталось непонятным до самого конца. Если окончательная разгадка и существует, то уж точно не в этой жизни. Что разбудило его в то утро? Странная мысль или…

Утробный, дребезжащий звук проникал даже сквозь звуконепроницаемые стеклопакеты. Звук заставлял вибрировать воздушное пространство в радиусе двух километров. Иногда он прерывался, чтобы наполнить воздух тревожным ожиданием его возобновления. Люди в желтых жилетах суетились возле истекающей маслом машины, которая вгрызалась в дорожное покрытие. Их лица хранили отсутствующее выражение. Они знали, что причиняют массу неприятностей всем жильцам окрестных домов, и пытались оградиться за маской непроницаемости от неминуемых упреков.

Сколько он себя помнил, он всегда жил один. Отец канул в небытие, когда ему исполнилось пять. Проволока черной с седыми клочками бороды царапает щеку, дыхание, словно таежный воздух. Смеющиеся серо-коричневые глаза. Вот и все, что осталось. Мать вставала перед ним ослепительно красивой, в ситцевом платье с какими-то легкомысленными желтыми цветочками. Она исчезла, когда ему исполнилось семь. Просто исчезла, и все. Она вышла в соседнюю комнату (гостиную, кухню?) и не вернулась. Он даже не испугался. «Мама пошла в магазин», – подумал он тогда и заснул. А утром за ним приехали. С тех пор он жил один. От родителей не осталось даже фотографий. Он не смог бы найти и тот дом, в котором они жили. Единственное, что он помнил, – две уродливые фигурки странно-страшных существ над большим, торжественным, парадным входом. Они постоянно притягивали его взгляд. Он не боялся, но каждый раз, когда обращал на них внимание, почему-то волновался. Два каменных уродца. Только и всего. Он тщательно хранил все воспоминания о матери, об отце и о… них. Это не составляло труда, поскольку воспоминаний было немного.

Грохот то усиливался, то стихал, но по-прежнему не оставлял никаких шансов на то, что когда-нибудь прекратится. Бесшумных строительных работ не бывает. Люди в желтых жилетах прекратили суетиться и уселись на бордюр перекурить. Машина сама знала что делать.

Одиночество не угнетало его. Он был совершенно один в муниципальном приюте. Тусклые лица, серые передники воспитательниц, серая каша, серые влажные простыни. Он был совершенно один в школе для особо одаренных детей. Ярко-зеленая доска, ослепительно белый мел. Старичок в пенсне с золотой оправой, который называл его на «вы», при этом чуть кланяясь.

Он был один на выпускном экзамене в престижной школе (главной школе!). Его взяли туда со стипендией и даже сняли для него (пожизненно!) квартиру в престижном районе Бурга. Зачем-то он был им нужен.

Друзей у него не было. Подружки были, но немного. Некоторых девушек тянуло к нему. Одну из них он, кажется, любил. Как ее звали, не помнил.

Он привык к тому, что люди либо сторонятся его, либо видят в нем что-то странное, либо восхищаются им, как какой-нибудь диковинкой (сирота-вундеркинд!). Он привык.

Но сегодня утром….

Звук срывался на высокие, визгливые, почти истеричные ноты, когда бур натыкался на неожиданное сопротивление грунта. Он возмущенно, со злобой преодолевал его и снова начинал удовлетворенно урчать на низких тонах, словно кот, который позволял себя гладить хозяйке, зная, что скоро она даст ему не сухой корм, а настоящую сметану.

Сначала он был уверен, что его разбудил именно этот звук. Но потом…

…он проснулся оттого, что наконец понял причину своего одиночества.

Мысль вспыхнула в его голове, как двухсот ваттная лампочка в крохотной кладовке. Он вскочил, свесив с кровати мускулистые икры. Сердце бешено колотилось. Реальность изменила свои очертания. Он словно впрыгнул в параллельный мир. С удивлением отметил, что подушка валяется на полу. На краю – темное пятно от слюны. В окно бил яркий солнечный свет.

Что-то изменилось. И причиной этого изменения была мысль-открытие. Самая старшая в иерархии человеческих мыслей. Возвышающаяся над мыслишками, догадками, обрывками воспоминаний и прочим мозговым шлаком, всплывающим пеной из глубин подсознания. Мысль была четкой и яркой.

Это не люди сторонились его. Это он сторонился людей.

И не просто сторонился. А прятался!

Семилетним он прятался за беспамятством. Потом надежным убежищем стали блестящие способности. Они позволяли ему скрывать лицо за толстой книгой или таиться в самом темном углу библиотеки, не посещать вечеринки и общественные места. Он «череп», он «ботаник», он зациклен на учебе.

Он пружинисто вскочил с кровати. Огляделся. Простыни были смяты так, будто их всю ночь жевал бультерьер.

Вместе с ним встал и вопрос: от кого он прячется?

Он прошел в ванну. Из зеркала на него глянул молодой человек весьма симпатичной наружности. Правильное лицо, сошедшее с рекламы нового лака для волос. В глазах – свежесть. Словно не было смятых простыней, не было ошеломляющего открытия, не было… чего-то еще. Чего-то, что вползло к нему в квартиру этой ночью, искорежив действительность, словно танк малолитражный автомобиль.

Он начал чистить зубы электрической щеткой. Шум электромоторчика завизжал в унисон бурильной машине за окном. Он непроизвольно поморщился. По телу пробежала теплая волна (такое с ним бывало не раз, когда он испытывал чистые эмоции), и… бур захлебнулся. Он как будто чем-то подавился, когда очередной кусок гранита попал ему не в то горло. Наступила тишина. Он удивленно посмотрел на свою щетку. Она тоже перестала дрожать. Он потряс ее. Никакого эффекта. Видимо, подсели батареи. Он заменил их и снова принялся за утреннюю гигиену. Бур за окном молчал. Сломался наконец.

Покончив с утренним туалетом, он поплелся на кухню, с удовольствием шлепая босыми ногами по паркету. Он снова и снова возвращался к мучившему его вопросу. Но теперь уже более спокойно. Черт его знает, что ему приснилось. Вполне возможно, именно ночной кошмар и стал причиной его тревоги.

Яйца легли на сковородку ровными кругами. Вокруг также аккуратно ежился на раскаленном масле белок.

Сегодня.

Что сегодня?! Он прекратил кулинарные манипуляции. Что сегодня!?

Сегодня.

Они нашли его! Те, от кого он прятался. Он напрягся. Никто не хочет оказаться сумасшедшим. Никто. А он особенно. Он не хотел попасть в закрытую лечебницу, где так трудно спрятаться от тех, кто…

От кого!?

Он в отчаянии швырнул вилку на пол. Нужно взять себя в руки, поесть, а затем просмотреть отчет. К обеду он должен его сдать. Он несколько раз глубоко вздохнул. Затем залез в аптечку и достал успокоительные таблетки. Желтая наклейка на пузырьке придала уверенности. Он вспомнил, что таблетки лучше принимать на полный желудок и сел за стол преисполненный решимости довести завтрак до логического конца. Он ел яичницу со старательностью школьника, желающего, во что бы ни стало, угодить любимому учителю. Но, доев, невольно вздохнул с облегчением. Стало понятно, что помощи таблеток не избежать. Желтый пузырек вновь завертелся в его ладони.