– И дети это не мои! Мои маленькие, им только три месяца, а на фотографии малыши уже сидят! – воскликнула Мари. Родня тут же одобрительно загудела.

Фрау Альбрехт несколько секунд размышляла, потом набрала короткий внутренний номер:

– Моника, позвони в киндерхайм, попроси подготовить детей фрау Ефремовой. За ними сейчас приедут. – Мари взвизгнула и от радости кинулась на шею маме. Фрау Альбрехт недовольно покосилась на нас и положила трубку. – Подойтите к Монике, она расскажет вам, как забрать детей.

– Фрау Альбрехт, мы хотели бы забрать у вас это дело на расследование с последующей передачей в суд за клевету и преследование.

– Конечно, герр Фиц, мы все для вас подготовим, от вас нужен будет официальный запрос.

– По полной форме, – кивнул Петер.

– Инка, – по-отечески похлопал дед фрау Альбрехт по плечу. Та аж в лице изменилась от подобной фамильярности. – Сделай мне копии этого заявления и этой странички, будь любезна.

– Дед, пойдем, – от греха подальше потянул я его за рукав. В кабинете остались только мы с дедом, адвокат и полицейский.

– Подожди. Ведь это та женщина, на которой сегодня женится твой брат? Я так понимаю?

– Ну, – раздраженно скривился я.

– Инка, сделай мне копию заявления и той странички, будь любезна, – настырно попросил дед. – Уважь старика.

– Я попрошу секретаршу, – дежурно улыбнулась фрау Альбрехт.

– Спасибо, Инка, – он как-то рассеянно еще раз провел по ее плечу и вышел из кабинета.

Мимо нас с дедом пролетели к выходу толпой все наши женщины с горящими глазами.

– Дэн, вы езжайте тогда за детьми, мы тут с Петером дела доделаем, – Йоахим вышел от фрау Альбрехт. – И в понедельник с утра подъезжайте с Мари в полицейский участок. Надо оформить всё как следует. Петер сегодня договорится, кому дело передать, что вообще делать. Ну, он тебе сам все скажет в понедельник.

– Спасибо.

– Давай, а то твои без тебя сейчас уедут. – Улыбнулся и добавил с издевкой: – Папаша!

Мы шли с дедом по коридору. Он аккуратно складывал два листа – копию заявления Тины и скрин странички из интернета. Убрал их во внутренний карман пиджака. Рука задержалась у груди.

– Дед, может, ты домой поедешь? Отвезти тебя? Устал ведь. Сердце болит? Врача вызвать?

– Нет, все нормально. Надо внучат забрать. Сказал же, что отобьем и отбили. Да и посмотреть я на них хочу. Родные же, как ни как.

Родственники рассосредоточились по машинам. Мы с дедом присоединились к Мари, маме и отчиму за рулем. Я устало вытянулся на заднем сидении, чувствуя, как силы медленно покидают меня. Мари сидела напряженная, как струна. Она вцепилась в подголовник отцовского сидения и, кажется, мысленно вела машину сама. Мама курила. Дед угрюмо молчал.

– А откуда вылезли эти заявления? – спросил я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. – Я опять что-то пропустил?

– Пока ты ездил, Петер посоветовал написать. Йоахим его ввел в курс дела, тот посоветовал написать заявления о преследовании. Мы их отксерили там же в коридоре, – пояснила Мари.

– Зашибись, мы дело провернули! – засмеялся я. – Офицер полиции делает подлог документов, адвокат советует ограбить дом, деда чуть до инфаркта не довели, службу защиты детей обманули, вступив в коллективный сговор. Дайте-ка я угадаю, что нам всем за это будет?

– Главное, детей вернуть, – хмуро заявил дедушка.

– Дэн, можно я попрошу тебя об одном одолжении? – тихо произнесла Мари.

– Я даже знаю, о каком, – недовольно проворчал я, откидывая голову назад и закрывая глаза. Хорошо, я больше ни слова не скажу Тилю про детей, хорошо. Хочешь, как лучше, а потом ты ж и виноват.

– Вряд ли. Передай Тине… Ты ведь все равно так или иначе общаешься с Тилем? Так вот, передай Тине, что если она еще хоть раз сунется ко мне, я ее убью. Причем убью по-настоящему, насмерть. Вот что будет у меня под рукой, тем и буду убивать. Если ничего под рукой не будет, я ей глотку зубами перегрызу. Никто меня не остановит.

И я ей сразу же почему-то поверил. И дед поверил – я видел. Что же, если Тина хотела войны, она ее получила! И вряд ли я буду на нейтральной стороне.

Моя семья толпилась в холле небольшого киндерхайма, похожего на самый обычный детский сад. Дед и бабушка все порывались проникнуть сквозь стеклянные двери в длинный коридор и самостоятельно отправиться на поиски своих правнуков. Тетки решали, что лучше сделать – остаться ночевать в Берлине или поехать обратно в Лейпциг. Кузен, отчим и дядя Герман перетирали что-то свое, мужское. Мы с Мари сидели на банкетке. Она нервно дергала ногой, чем кошмарно меня бесила. Иногда устало терла лицо и вздыхала. Я только сейчас заметил, что она совершенно не накрашена, одета в черную водолазку и из-за этого выглядит как человек, только что похоронивший кого-то очень близкого.

– Не надевай больше эту кофту, – попросил я.

Она глянула на меня исподлобья и отвернулась.

– Несут! – с волнением воскликнула бабушка.

Мы с Мари подорвались с места и кинулись к дверям, расталкивая родственников.

По коридору шествовали три тетки, у двоих из них на руках были наши дети, орущие на весь киндерхайм. Третья тащила папку, судя по всему с документами.

– Кто… – открыла рот третья тетка, окинув толпу родственников колючим взглядом через маленькие круглые очечки.

– Я! – возникла перед ней Мари. Она потянулась к ближайшему ребенку. Я попытался забрать дальнего. Но обе служительницы слишком резво от нас отскочили. Если бы кто-то сзади не ухватил меня за рубашку, удержав тем самым от явного нападения, я бы забрал детей силой. Я заметил, что Мари тоже придержали за руку.

– Умерьте свой пыл, – осадила нас тетка в очках.

Дети орали так пронзительно, что я еле удерживал себя на месте.

– Конечно-конечно, – залебезила перед ними мама. – Молодые, глупые. – Она кинула на меня строгий взгляд, велев притормозить.

– Извините, жена очень нервничает, – схватил я Мари за плечи и заставил сделать шаг назад. Ее трясло настолько явно, что я не придумал ничего умнее, чем загородить Мари перед теткой собственной персоной, заключив в объятия. Она дернулась, но я удержал. – Спокойно.

– Фрау Ефремова? – еще раз голосом надзирателя из гестапо произнесла тетка.

– Да, это я, – тихо ответила Мари, выглянув из-за моего плеча.

– Вам надо расписаться. – Протянула ей папку, на деле оказавшуюся книгой. – Отойдите все! – рявкнула неожиданно громко.

Родственники отступили. Мари нервно поставила закорючку в указанном месте, даже не посмотрев под чем подписалась. Тетка кивнула своим подчиненным и те, наконец-то, передали нам детей. Мари забрала одного, второго у меня практически из рук выхватила бабушка. Обменявшись быстрыми взглядами, они обе рванули с такой скоростью к выходу, как будто у них сейчас снова отнимут близнецов.

Я нагнал их только у машин на стоянке. Мари судорожно прижимала к себе ребенка и рыдала в голос. Тот рыдал вместе с ней. Рядом бабушка старалась успокоить второго малыша. Вокруг суетились мама и тетки, делая робкие попытки унять истерику молодой матери, успокоить детей и явно едва сдерживаясь, чтобы не начать голосить вместе с ними. Я стоял, смотрел на них и не понимал, что делать.

– Дэн, в машине у нас… – вытащила меня из толпы мама. – Там в машине бутылочки с водой и едой. Принеси быстро. В моей сумке.

Я со всех ног кинулся к машине, быстро выудил из маминой сумки две бутылки с водой и две бутылки с кашей. На всякий случай захватил еще соски.

Минут через пять на стоянке стало тихо и спокойно. Моя мама сидела в теткиной машине и кормила одного ребенка, Мари сидела перед ней по-турецки на асфальте и кормила второго ребенка. Все вокруг улыбались и сюсюкались с детьми. Я присел на капот и затянулся. Очень хотелось отсюда побыстрее уехать, но женщинам явно была нужна передышка. В кармане завибрировал телефон. Сьюзен…

– Может быть, ты объяснишь, что вообще происходит и как это понимать? – Она говорила холодно и недовольно.