Сергей Петрович посмотрел на нее расширившимися до предела глазами. Марина буквально ощутила на своем лице холод и липкость его остановившегося взгляда.
– О Боже, – пробормотал он.
Секунды тянулись невыносимо долго. Марине казалось, что это не кончится никогда. "Ну, когда же?" – она подняла глаза на табло, светившееся над головой старика.
Наконец лифт остановился, и Сергей Петрович, поспешно поставив оба пакета на пол, выскочил из кабины. Он, не оглядываясь, спотыкающейся походкой посеменил через огромный холл.
– Сергей Петрович!
Сосед втянул голову в плечи и с опаской оглянулся.
– Вы забыли, – Марина подняла его пакет.
Старик подошел и протянул дрожащую руку. Марина подумала, что он сейчас промахнется; будет долго хватать воздух, но никак не ручки пакета. Но Сергей Петрович собрался и буквально вырвал у нее сумку.
– Спасибо… – буркнул сосед и продолжил свой путь.
– Мам, он что, дурак? – двери лифта еще не успели закрыться, и Марина испугалась, что сосед услышит.
"Впрочем, он, наверное, ничего сейчас не слышит", – успокоила она себя. Но реплика сына требовала правильной реакции.
– Валерик… Почему "дурак"? Он… – "А что он? Как это еще можно назвать? Во всяком случае, он не производит впечатление нормального человека". – Наверное, он просто не выспался… Устал…
– Ну-ну… – скептически изрек Валерик. – Устал…
Лифт тронулся.
"И это тоже – моя Башня, – подумала Марина. – Все это: самое высокое и самое красивое здание в Москве, открывающиеся стеклянные двери, охраняемая территория, вестибюль, выложенный мраморными плитами, скоростные лифты и полубезумный старик, который боится в них ездить один; все это – МОЯ Башня".
* * *
– Пожалуйста, проходите! – молодой человек – по виду почти мальчик – услужливо отодвинул стул, чтобы Марина села.
Она поблагодарила его кивком головы. Рядом сел Владимир. Лицо его было мрачным.
Марина давно заметила, что у него мрачное лицо. Как давно? Ну, наверное, месяц назад. Она пробовала вызвать мужа на откровенный разговор, узнать, что его так гнетет, но ничего не получалось.
Владимир отделывался короткими, ничего не значащими фразами: "Ничего. Тебе показалось", но она знала наверняка, что ей это не кажется.
– Что-то на работе? – спрашивала она, понимая, что других причин просто быть не может.
– Все в порядке, – отвечал он.
Конечно же, ничего не было в порядке. У него отнимали его бизнес, отлаженный и функционирующий, как часы, но Владимир не хотел говорить об этом жене. Считал, что для этого есть веские причины.
Владимир думал, что всего добился своим умом и энергией: "человек, который сделал себя сам" – частенько любил повторять он. Отчасти это было правдой, но только отчасти.
Все истории людей, добившихся крупного успеха, напоминают старый анекдот. Журналист спрашивает у мультимиллионера: "Как вы заработали свое состояние?". Тот отвечает: "Очень просто. Нашел яблоко, помыл, продал. Купил два. Помыл, продал – купил четыре…". "А потом – тонну, грузовик, вагон, да?". "Нет. А потом умерла бабушка в Канаде и оставила мне наследство".
Если покопаться, до всегда найдется какая-нибудь бабушка. Была такая и у Владимира.
Идея была простая, как мычание коровы на лугу – чистить картошку и фасовать ее в вакуумную упаковку. Начинал Владимир один. Сначала это была маленькая линия, работающая на территории бывшей фабрики-кухни.
Он попробовал предложить свою продукцию в магазины, но очень скоро понял, что гораздо выгоднее обслуживать предприятия общепита: те бежали от чистки картошки, как черт от ладана, покупали картофель глубокой заморозки, отдавая почти сорок рублей за килограмм, но благодаря огромным процентам, заложенным в прибыль, неизменно оказывались в плюсе. Они были только рады, что каждое утро на кухню привозили целый полиэтиленовый мешок (или два, или три) чищеной картошки; свежей и к тому же – далеко не по сорок рублей.
И Владимир был доволен – с каждой тонны (на выходе оставалось около семисот килограммов; остальное уходило в очистки) его чистая прибыль составляла сто долларов. Может, это и не слишком много, однако он продавал по двенадцать тонн в день.
Продавая картошку ресторанам и кафе, он экономил на упаковке – огромный полиэтиленовый мешок стоил почти столько же, сколько и маленький пакет.
Дела быстро пошли в гору. Он договорился с двумя крупными фирмами, производящими почву для цветов, и продавал им очистки, решая одновременно две проблемы: избавлялся от отходов и повышал рентабельность производства – зарабатывал на шелухе.
Скоро он почувствовал, что необходимо расширяться. Владимир закупил в Италии автоматизированную линию очистки (вместе с доставкой и монтажом это обошлось примерно в пятьдесят тысяч), и его оборот вырос вдвое. Следующим шагом было заключение договоров с поставщиками.
Пришлось немного раскошелиться: Владимир закупил семенной голландский картофель за свои деньги, но результат превзошел все ожидания. Во-первых, клубни с голландской родословной не были подвержена никаким картофельным болячкам; они были круглые, почти одинакового размера и без глазков, что резко сократило очистки; а во-вторых, эта картошка даже на воздухе почти не чернела и не требовала дополнительной химической обработки.
Овощехранилище – это забота аграриев; разместив производство в Москве, Владимир добился мобильности и оперативности; его товар никогда не залеживался. Конечно, если бы он задумал делать крахмал, или сублимированное картофельное пюре, или чипсы, – тогда был бы прямой резон обрабатывать картошку поближе к земле, чтобы выиграть на транспортных расходах; а поскольку он ее только чистил (благодаря использованию новых сортов в очистки уходило не более десяти процентов от исходной массы), то экономия на горючем оказывалась небольшая.
Затем он потихоньку стал чистить не только картошку, но и морковку, лук, свеклу. В продаже появились суповые наборы для "ленивых хозяек" – морковка, луковица и килограмм нарезанного картофеля; достаточно было только разрезать пакет и выбросить все это в бульон.
Словом, Владимир понял, что не ошибся. Его расчет оказался верным. Новое предложение породило спрос. Он удивлялся только одному – почему до сих пор эта простая вещь никому не приходила в голову?
Его планы стали приобретать грандиозный размах. По самым грубым оценкам, Москва потребляла в год восемь миллионов тонн картофеля. Если хотя бы один из этих миллионов продавать в чищеном виде… Это была необъятная перспектива. И в этот момент нашлась та самая бабушка – в лице одного очень крупного бизнесмена, предложившего весьма щедрые инвестиции.
Наследство пришлось кстати: обороты выросли в несколько раз; Владимир сумел охватить три округа Москвы и готовился к завоеванию четвертого, когда от доброй бабули поступило приятельское предложение (пока – приятельское): продать бизнес. За разумную сумму. Инвестированные средства в зачет не шли; они и так оставались новому хозяину, но Владимиру дали понять, что проценты придется вернуть. Не совсем грабительские: он бы выплатил их сполна, если бы ему дали развернуться, но он успел только вложить, а получить ожидаемую прибыль не успел. По всему выходило, что ушлая бабушка умудрилась накупить на грош пятаков. Курица научила подруг нести золотые яйца и отправилась в суп.
Однако, взвешивая все "за" и "против", Владимир пришел к выводу, что бизнес все-таки придется продать. Конечно, в активе маячила перспектива заработать на такой нехитрой штуке, как чистка картошки, весьма приличную сумму… Точнее – почти неприлично приличную. А в пассиве – место на респектабельном кладбище и дорогой гроб. И даже если бы его оборудовали кондиционером и кабельным телевидением, гроб все равно остался бы гробом.
Последний месяц он не работал, а словно шел по болоту, не зная, в каком месте его ждет твердая кочка, а в каком – зыбкая трясина. Он перестал доверять даже своему бухгалтеру – подозревал, что тот каждую неделю раскладывает его финансовый пасьянс на столике у любимой бабушки.
