Постановили:

а) утвердить с поправками;

б) врачей Израильсона, Гуткина, Анцель, Збарского, Бронштейна, Каргенса, Соловейчика… (всего 11 человек. – Л.Ж.) выслать в административном порядке в северные или восточные губернии Республики для использования по специальности сроком на 2 года;

в) всех остальных лиц… выслать за границу как лиц, не примирившихся с советским режимом в продолжении почти 5-летнего существования Советской Власти, продолжающих контрреволюционную деятельность в момент внешних затруднений для Советской республики;

г) произвести арест намеченных лиц, предъявить им в 3-х дневный срок обвинение и предложить выехать за границу за свой счет. В случае отказа… выслать за границу за счет ГПУ. Согласившихся выехать освободить от стражи.

Председатель Уншлихт Секретарь Агранов. (АПРФ, подлинник, машинопись. Цит. по «Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД, 1922–1936 гг.»)».

В документе перечислены 173 фамилии. Очень не хочется огорчать Явлинского, но, как видите, ни одного антисоветчика и контрреволюционера не расстреляли. Может быть, потому что указанное решение комиссии Уншлихта должно было утверждаться на Политбюро в присутствии Сталина?

Казалось бы, вполне либеральное решение, но изверг Сталин и здесь нашел причину для демонстрации своей жестокости, и Политбюро по настоянию Сталина внесло изменения в резолюцию комиссии, а именно: «…арестовать же только тех, относительно которых имеется опасение, что они могут скрыться…» (там же, стр. 58).

5. «Веха террора» под названием «физическое уничтожение оппозиции» тоже требует небольшого дополнения.

Антисталинист Рой Медведев в статье «Наш иск к Сталину» сообщает, что «первая волна массовых репрессий прошла уже в 1927–1928 гг., после победы Сталина над объединенной «левой» оппозицией. Жертвами ее стали тогда десятки тысяч троцкистов и зиновьевцев, высланных в отдаленные районы страны, помещенных в политические изоляторы, исключенных из партии и изгнанных с работы. Почти все они в 1930–1933 гг. вернулись к прежней профессиональной деятельности»… (Цит. по «Страницы истории», 1988 г., стр. 141).

Как же так? Неужели опять ни одного оппозиционера не пристрелили хотя бы для острастки?

Вот она – звериная жестокость Сталина. Вместо того, чтобы милосердно расстрелять всех этих троцкистов с зиновьевцами, дабы не мучились, тиран цинично добивается их увольнения с насиженных и хорошо прикормленных мест, а через год-два снова принимает их в партию, назначает на руководящие посты, хитро сделав вид, что поверил их обещаниям не противодействовать построению социализма в одной отдельно взятой стране, наплевав на мировую революцию.

6. Г. Явлинский справедливо негодует: «Абсурдные процессы против военных накануне нашествия на страну гитлеровских полчищ».

Действительно, какие могут быть судебные процессы в такой опасный для страны момент истории? Конечно, абсурд! Расстрелять всех бандитов, воров, пьяниц, заговорщиков и просто недоумков, пристроившихся по рекомендациям Троцкого на командирские должности, – и дело с концом! Но Сталин и здесь проявляет ханжество и лицемерие. Он не только требует досконального разбирательства по каждой отдельной командирской личности, он создает (подумать только!) Комиссию НКВД для разбора жалоб уволенных командиров. И много командиров возвращается в строй. (Цифры не указываю, следуя примеру Явлинского.)

Или другой пример изощренного лицемерия сатрапа. После заседания Политбюро, на котором Тухачевский в первый раз изловчился как-то снять с себя подозрения в измене, Сталин пишет радостную записку Молотову: «Молотович, а как все-таки хорошо, что Тухачевский не предатель» (цит. по памяти). Какое наглое притворство! Хоть бы в частной переписке не скрывал свою кровожадность!

Жаль, что Явлинский не осмелился привести в отношении «репрессий» среди военных никакие цифры. Хотя поступил достаточно мудро, иначе сталинисты, уличив в конкретной лжи, мгновенно порвали бы его на советский флаг.

Г. Явлинский, горестно вздыхая, сообщает нам, что: «В своей совокупности все эти события нанесли России такую рану, которая – если ее настойчиво словом и делом не лечить – может оказаться для страны смертельной даже спустя много десятилетий. И такая опасность реально существует».

В эту «совокупность» Явлинский отказывается включать деятельность российских либералов, начиная с февраля 1917 г. Полное разрушение традиционного государства, его институтов и, в первую очередь, армии, развал страны на части, к которым большевики не имели никакого отношения, не привели, по его мнению, к последствиям, которые можно было бы назвать «раной». Видимо, потому что перечисленные беды являются закономерным и неизбежным результатом деятельности любых российских либерал-демократов во все времена и эпохи. Это, так сказать, экономико-политический «форс-мажор», плавно переходящий для русского народа в минор. Природный катаклизм! И что характерно – именно в такие периоды демократы вперемешку с либералами стремительно обогащаются. Но вернемся к Явлинскому.

Некоторые публицисты обвиняют Путина в уничтожении правосудия, армии, свободы слова да и всего, что еще шевелится в стране. Но разве является это сегодня самым главным и актуальным? Явлинский бесстрашно наносит удар по кремлевской бригаде там, где его никто, даже Сечин, не ждет:

«Сегодняшние власти, президент Путин не желают ни реально оценить причины крушения российской государственности в 1917 году, ни развенчать большевистскую практику управления страной, которая, опираясь на насилие, сознательно вовлекала в него большинство людей в качестве одновременно жертв и палачей».

Действительно, как Путин мог так нагло согласиться стать преемником Ельцина, не разобравшись «в причинах крушения государственной власти в 1917 г.»? Демократ, правда, не уточняет, когда, на его взгляд, случилось это «крушение». В октябре или все же в феврале?

Похоже, что Явлинский имеет в виду октябрь, поскольку «крушение государственности» он увязывает с «большевистской практикой управления».

Я думаю, что Путин, как человек, всего дважды изменивший клятве-присяге, еще разок ненадолго изменит своим планам по превращению России в сырьевую колонию Запада, сделает правильные выводы, немедленно устранит брешь в своем образовании и снова вернется к своим планам.

Явлинский продолжает: «Чтобы никогда подобное не могло повториться, у абсолютного большинства граждан, у страны в целом, должна быть, наконец, однозначная оценка массовых государственных преступлений против человека в нашей недавней истории».

Какого же именно «человека» имел в виду Явлинский? Неужели Троцкого? Или все же Бухарина? А может Фриновского?

Если рассматривать сказанное Явлинским применительно к ельцинско-путинскому управлению Россией, то, несмотря на трусливую предательскую позицию демократических СМИ, «однозначная оценка» гражданами практически уже дана – геноцид против русского народа. Для ее окончательного оформления в сознании народа достаточно двух-трех телепередач с участием Мухина, Емельянова, Краснова, Кара-Мурзы и других честных и принципиальных людей.

Но, похоже, Явлинский толкует именно о сталинской эпохе, отделываясь, как последний демократ, общими словами и фразами. Самое важное для Явлинского – убедить читателей, что абсолютно все узники ГУЛАГа были невиновны. Не было убийц, бандитов, фальшивомонетчиков, кулацкого террора против колхозников, изменников, заговорщиков, – вот что внедряет в сознание доверчивых читателей этот общечеловек. А как быть с тем, что знаменитый журналист-антисталинист Ю. Феофанов еще в 1993 г. заявил на всю страну, что «сталинские репрессии» отнюдь не были беззаконными, они осуществлялись в полном соответствии с законами, последовательно защищавшими советскую власть – власть рабочих и крестьян. («Известия» от 20.3.93 г.)?

А в «Известиях» за 13.10.93 г. антисталинист, бывший генпрокурор А. Казанник, не посоветовавшись с Явлинским, поставил точку в этом вопросе: «…и к своему ужасу… я убедился, что законность тогда (при Сталине. – Л.Ж.) в строгом смысле слова не нарушалась!». (Там же, стр. 10). Т. е. все происходило в полной гармонии с постулатом древнеримских демократов – «пусть рушится мир, но торжествует закон».