Вегенер над новой темой работал в полном одиночестве. Упрямо таскал он в свой кабинет мешки с цементом, рассыпал цемент по ящикам, а затем бросал в них камешки различной формы и размера. Он пытался доказать, что кратеры возникли на Луне в результате бомбардировки метеоритами. Цемент, по его представлениям, должен был служить надёжной моделью Луны, её поверхности: ведь по одной из гипотез она представляла толстый слой пыли. А камешки как раз исполняли роль метеоритов. Вулканическое происхождение лунных кратеров Вегенер отрицал полностью — он и к земным вулканам относился весьма прохладно, не верил в отличие от своих предшественников, что эти огнедышащие горы способны существенно изменять рельеф планеты. А лунный вулканизм казался ему совершенно нелепым.
Ради того чтобы увидеть деятельность метеоритов в натуре, совершил Вегенер поездку на эстонский остров Сааремаа. Ибо расположенное на нём озеро Каалиярв, по мнению некоторых специалистов, покоилось в воронке, образовавшейся в результате падения метеорита.
Всё это может навести на мысль, что сам Альфред Вегенер охладел со временем к идее дрейфа материков. Однако, приняв такое соображение, мы пойдём вслед за Куртом Вегенером, даже, более того, подменим одного брата другим. Ибо мы, подобно Курту, дети своего века, века разделения дел, служб, наук на всё более узкие сферы, когда переход из одной клеточки в другую (а тем более попытки сочетать работу в двух сферах сразу) кажется чем-то противоестественным. Альфред Вегенер был человеком иной породы. Универсализм, более естественный (по нашему мнению), когда идёт речь о деятелях далёких эпох, был ему в высшей степени свойствен. И для него вовсе не представлялось чем-то необычным работа одновременно в различных и даже не очень близких друг другу сферах познания.
Во всяком случае и в период метеоритного увлечения он продолжает выступать с докладами и лекциями по проблемам дрейфа материков, ищет новые аргументы в пользу своей концепции. И если не находит, то в том — опять же — не вина его, а беда. Разделы наук, которые могли ему помочь, развивались по своим труднопостижимым законам. И двадцатые годы нашего века отнюдь не были периодом их бурного подъёма.
Однако столь многоплановой творческой работе Альфреда Вегенера с годами всё больше начинают мешать обязанности заведующего метеорологической службой, хозяйственные хлопоты крадут необходимые для науки часы. И он всё активнее ведёт поиск места в университете. Наконец, Вегенер узнаёт, что Франкфуртскому университету требуется профессор географии, и предпринимает усилия, чтобы получить эту должность. Но в последний момент дело срывается: во Франкфурте собрались специалисты, отвергающие идею дрейфа, и они приложили максимум стараний, чтобы уберечь родной университет от пагубного влияния «главного мобилиста».
Шесть лет пришлось тянуть Вегенеру административную лямку. Лишь в 1924 году он получает приглашение стать профессором геофизики, но не у себя на родине, а в Австрии, в тихом провинциальном университете города Граца. Он немедленно даёт согласие. И уже весной того года переезжает в Австрию. К осени в Грац перебирается его значительно выросшая семья: к тому времени Эльза родила ему трёх дочерей.
Сорокачетырёхлетний профессор впервые в жизни обзаводится собственным домом. Да и вообще в Граце он обретает всё, о чём давно мечтал: кафедра с хорошо оборудованными лабораториями, студенты, не избалованные общением с научными «звёздами» первой величины, кружок друзей и единомышленников, который, как и повсюду, быстро возникает вокруг Вегенера. Наконец, главное — ощущение внутренней свободы, полная возможность работать над своими многочисленными замыслами.
Словом, в Граце ему живётся хорошо, так как хотелось, недаром же, когда спустя несколько лет руководители немецкой науки, спохватившись, что переезд Альфреда Вегенера за кордон — это «утечка умов» из фатерланда, предложили ему кафедру Берлинского университета, Вегенер от столь почётной должности не раздумывая отказался. Тихий Грац ему был более по душе, чем столица Германии.
И, должно быть, долгие годы прожил бы ещё Альфред Вегенер у подножия могучих Альп, кабы не визит в его уютный домик, нанесённый весной 1928 года профессором Мейнардусом. Уважаемый коллега специально предпринял путешествие из Гёттингена в Австрию, чтобы выполнить весьма щепетильное, как считали те, кто его послал, и даже в некотором смысле дипломатическое поручение Общества содействия немецкой науке. Суть его состояла в том, что Общество решило в следующем, двадцать девятом, году провести германскую экспедицию в Гренландию. И вот миссия профессора Мейнардуса состояла в том, чтобы убедить Альфреда Вегенера, который, как предполагали руководители немецкой науки, весьма серьёзно обижен на соотечественников, возглавить эту экспедицию.
Почитая себя чем-то вроде парламентёра, профессор заготовил длинную речь, где были и лестные слова о разносторонней научной деятельности Вегенера, и призывы послужить чести родной страны, и развёрнутые выкладки о том, как важно для всей европейской науки знание природы Гренландии. Он был готов к тому, что не получит сразу положительного ответа и счёл бы свою поездку успешной даже в том случае, если бы его предложение не было с порога отвергнуто, но хозяин маленького домика в Граце пообещал бы обдумать идею, взвесить все обстоятельства и так далее.
«Домашняя заготовка» не пригодилась. Как только из витиеватой речи Мейнардуса стало возможно понять суть предложения, Альфред Вегенер ответил полным и решительным согласием.
Бурный протест вызвала у него лишь весьма скромная программа экспедиции и краткость её предполагаемого пребывания на острове. Он тут же предложил свой план комплексного исследования природы Гренландии. Его многочисленные пункты рождались буквально на глазах удивлённого Мейнардуса, словно из воздуха. И каждый из них был столь глубоко обоснован, что невольно создавалось впечатление, будто Вегенер уже многие годы готовился к этой экспедиции.
Ледовый реквием
О периоде, наступившем сразу же вслед за визитом профессора Мейнардуса, Эльза Вегенер позднее писала: «Спокойной жизни в Граце пришёл конец». Бенндорф в своих воспоминаниях конкретизирует эту оценку: «Вегенер ездил в Берлин, Копенгаген, Мюнхен. Ездил на один-два дня, спал в поездах, а в промежутках читал лекции. И при этом был спокоен и доброжелателен. Поистине у него были стальные нервы».
Поначалу смысл в его метаниях был один — совершенно изменить характер и направление работ будущей экспедиции. Задача, которую ставило перед ней Общество содействия немецкой науке, была предельно скромной: провести метеорологические наблюдения, необходимые для того, чтобы над островом могли летать самолёты. Речь шла о проекте «воздушного моста» между Германией и Соединёнными Штатами, один из «пролётов» которого должен был «подняться» над Гренландией.
Вегенер в первую очередь убедил руководителей Общества, что и эта цель не будет достигнута, если ограничиться исследованием в течение нескольких летних месяцев в одном из прибрежных районов. Чтобы получить достаточно надёжную и полную картину процессов, происходящих в воздушном пространстве над Гренландией, необходим годичный цикл наблюдений по крайней мере на трёх стационарах: один должен располагаться на западном побережье, другой — на восточном, третий — в центре ледового щита.
Когда это соображение было принято, Вегенер перешёл к главной части своего замысла. Раз уж три группы учёных будут целый год жить на острове, было бы крайне обидно сузить программу их деятельности до одних лишь атмосферных процессов. Им вполне по силам и добавка в виде большого геофизического цикла, который в полном соответствии с идеей Общества принесёт славу и честь отечественной науке. Главные направления предложенных Вегенером исследований были таковы: измерение толщины ледяного купола от берега до берега, а также гравитационные измерения. С их помощью предполагалось составить представление о том, каков рельеф каменной основы острова, схороненной подо льдом, а кроме того, внести некоторую ясность во взаимоотношения земной коры в этом месте с подстилающим её слоем, в частности, более определённо установить: действительно ли нижележащий субстрат обладает высокой пластичностью. Как мы помним, для теории дрейфа материков это было одно из важнейших положений.
