- Как все колдуны, я обладаю даром ясновидения.

- Вы колдунья?

- Увы! Поэтому осталась без мужа: я читала его мысли, а это ему не нравилось.

Она весело рассмеялась, поздравила Валентина с праздником милиции, а затем сказала:

- Вы не поздравили меня седьмого, чтобы не показаться навязчивым. Угадала?

- Это не совсем так, - растерялся Валентин.

- Не лгите. Я читаю мысли даже по телефону, так вот, ваша хитрость не удалась: я все-таки приглашаю вас к себе. У вас есть девушка?

- Строго говоря, нет.

- Тогда берите ту, которая вам нравится больше других, и приходите к семи часам. Но непременно с ней.

- Что-то не совсем понимаю.

- Объясняю по элементам. Вы хотите встретиться со мной, не отпирайтесь - я знаю. Я тоже этого хочу. Но чтобы наши желания не зашли слишком далеко, приглашаю вас с девушкой. Теперь понятно?

- Инна Антоновна, можете быть уверены. - Чувствуя, что краснеет, начал было Валентин. Но она перебила его:

- Я не уверена в себе. Такая постановка вопроса не задевает ваше самолюбие? Вот и отлично! Берите свою девушку и приходите. Нам есть о чем поговорить.

Валентин раздумывал недолго - позвонил Галине Юрко. Предстоящий разговор с Инной Антоновной должен был заинтересовать ее. К тому же они не виделись больше двух месяцев, и Валентину хотелось увидеть Галину: порасспросить о суде по делу Бокова-Рубашкина, управленческих новостях, просто так поболтать о пустяках - с ней всегда приятно говорить.

Галина сразу согласилась, но почему-то зарделась, а потом засуетилась:

- Надо что-то понести. Так неудобно. Я сбегаю в гастроном.

Валентин смотрел на нее как бы другими глазами. Может потому, что не видел ее больше двух месяцев, а возможно, потому что за все время их знакомства они, кажется, впервые обсуждали неслужебный вопрос. Но как бы то ни было, он ловил себя на том, что любуется ее порозовевшим от волнения лицом, которое до этого считал кукольным, но которое вовсе не было кукольным, - просто оно было бесхитростным, непосредственным и очень милым.

- Лучше цветы, - предложил он. - Будем идти мимо цветочного магазина, что-нибудь выберем.

Они купили хризантемы.

Инна Антоновна встретила их радушно, обняла Галину, с которой была уже знакома - их познакомила Лариса во время многодневного процесса Бокова и Рубашкина, и они как-то сразу почувствовали расположение друг к другу; шепнула Валентину: "Я знала, что вы придете с ней. Когда она говорит о вас, у нее зажигаются глаза"; восхитилась хризантемами: "Мои любимые цветы!", ахнула, когда он преподнес ей светокопии: "Валентин Георгиевич, вы меня убили наповал! Это то, о чем я грезила наяву".

Стол был уже накрыт. Инна Антоновна попросила Валентина откупорить шампанское. Когда бокалы были наполнены, хозяйка произнесла тост за гостей и их праздник.

Так получилось, что разговор сразу пошел о деле, к которому все они имели непосредственное отношение, и которое все еще занимало их мысли, чувства.

Инна Антоновна попросила разъяснить ей понятие необходимой обороны, внимательно слушала Валентина и Галину, которые наперебой трактовали это понятие, его составные элементы, такие, как интенсивность нападения и защиты, реальная и нереальная угроза, момент начала и окончания посягательства. Она не задавала вопросов, и Валентин уже решил, что ее любознательность удовлетворена, когда Инна Антоновна, еще раз пригубив свой бокал, сказала:

- Объяснить можно все. В наш интеллектуальный век мы научились объяснять даже непонятные нам самим вещи. Недостаточная эрудиция ставится в укор. Есть такой анекдот о фаргелете. Не слышали? Один старичок-возник аккуратно посещал все лекции на научно-популярные темы и неизменно задавал вопрос: что такое фаргелет? Разные лекторы отвечали по-разному. А потом выяснилось, что старичок с похмелья прочитал наоборот вывеску телеграфа... Так и с Пашей получилось. Мы считали, что знаем его и были о нем наилучшего мнения. А те его поступки, что были непонятны, объясняли, как лекторы из анекдота: кто депрессией, кто негативным биоритмом момента, кто еще каким-то наукообразным словом. И все было приемлемо, пока не произошел этот дикий случай. Как юристы, вы уже разобрали его по косточкам, дали ему оценку, и я не спорю с ней. А теперь, если не возражаете, попытаемся рассмотреть эту историю с точки зрения общей психологии. Я не настаиваю на точных определениях: чем проще - тем лучше. Спорить тоже не будем. Выскажем мнения и дело с концом. Ну, кто первый?

- Новицкий - эгоист! - Тотчас же выпалила Галина. - Я сказала об этом прямо в глаза. Конечно, Толика спровоцировали, да характер у него был далеко не ангельский. Но как мог Новицкий - взрослый человек, врач - не понять, что парень не просто пьян, выведен из себя, что причины, заставившие его так резко говорить со старшим, очень серьезны? Да, он не хотел понимать! Посчитал ниже своего достоинства вникнуть в то, о чем говорил честный порядочный паренек, возмущенный подлостью взрослых. А как он ударил Толика на автостоянке? Это был жестокий, можно даже сказать, садистский удар человека, который знает силу своих мышц, знает, как и куда бить! Кстати, он не скрывал этого даже на суде... Честность? Ну, уж извините - подальше от такой честности! Знаете, что он сказал мне после суда? "Гуманность хороша до известного предела, переступив через который она становится аморальной". Представляете? У меня язык отнялся. Ведь это даже не цинизм - философия жестокости!

- Вы согласны с Галей?

- Не во всем. Гуманность действительно не безгранична: нельзя быть слишком добреньким в этом не совсем еще устроенном мире. Но меру гуманности надо четко знать. Это не столько нравственное, сколько правовое понятие, соизмерять с которым свои поступки человек не всегда может: в минуты сильного душевного волнения не все способны мыслить правовыми категориями. Вопрос, конечно, спорный, но я высказываю свою точку зрения. Что же касается темы обсуждения, то, думаю, дело тут в следующем: Павел лишен душевной чуткости. Нет, он не жестокий человек в буквальном смысле этого слова - мы с Инной Антоновной знаем его как доброго товарища. Но доброта у него от ума, не от сердца. А это, как говорит одна моя знакомая, - Валентин улыбчиво посмотрел на Инну Антоновну, - уже воля Всевышнего: чего он тебе не дал, того не дал. Если исходить из материалистических позиций, то надо отметить, что корни этого уходят в детские и юношеские годы Павла: он рос без матери среди людей, не склонных к сантиментам.

- Лариса тоже рано лишилась матери, - горячо возразила Галина, - но ее чуткости, самоотверженности можно позавидовать. Впрочем, она - женщина, а у женщин это чувство присутствует всегда!

Она замолчала, очевидно поймав себя на излишней запальчивости.

- Если говорить о женщине вообще, то можно привести диаметрально противоположный пример - Надежда Семеновна, - возразила хозяйка. - Но вернемся к Новицкому. Как понимаю, подошла моя очередь высказываться. Вот мое мнение: Новицкий вовсе не бесчувственный человек, но жестковатый - это правда. Хирург не должен быть размазней, и его нельзя упрекать за то, что он не жил по определенной им самим довольно жесткой схеме и не видел причин для снисхождения к другим людям, к другим схемам. А это уже максимализм. В возрасте Толика он не был таким, как Толик, стало быть, по его схеме, - Толик не должен быть таким. Вместе с тем он в общем-то неплохо относился к Толику - об этом на суде говорили все: был его первым заказчиком, сделал рекламу его переплетам, брал с собой в горы. И это трудно объяснить. А возьмите его отношения с Ларисой. Три года назад он оставил аспирантуру, уехал в село только потому, что понял: в их отношениях может произойти то, что по его схеме не должно происходить. И он пожертвовал аспирантурой. Но и от Ларисы, как мне кажется, ожидал, если не жертвы, то хотя бы раскаяния. Увы!

- Вы осуждаете Ларису? - спросила Галина.